Александр Трубников - Рыцарь Святого Гроба Страница 2

Сидевший рядом с купцом щитовой рыцарь, чьи владения составляли всего полтора акра, в свою очередь, разглядел золотые шпоры на покрытых грязью мягких замшевых сапогах и меч, так ладно висящий на потертом кожаном ремне, что вытащить его можно было одним быстрым движением.

Старый подслеповатый барон, участвовавший еще в походе императора Фридриха Барбароссы, заметил на сюрко[2] вновь прибывшего прямой желтый крест, по углам которого были расшиты четыре креста поменьше, и с огромным удивлением распознал в нем герб Иерусалимского королевства.

Прочие участники пира, не искушенные ни в ремеслах, ни в военном деле, обратили внимание разве что на жесткий, немигающий взгляд вновь прибывшего, который приличествовал скорее не приглашенному к столу путнику, а ангелу мщения, ни с того ни с сего спустившемуся на землю в тихую святочную ночь. Несмотря на полную абсурдность такого предположения, оно тем не менее подтвердилось. Не давая никому опомниться, рыцарь сделал несколько шагов вперед, вытянул из-за пояса черную перчатку тончайшей лайки и, швырнув ее прямо в сидящего во главе стола графа, громко и отчетливо произнес:

– Гуго Колиньи-ле-Неф! Ты бесчестный человек, чьи деяния недостойны звания рыцаря, плохой христианин, убийца и трус. Я вызываю тебя на смертельный поединок!

Перчатка, не долетев до конца стола, угодила в стоящую перед графом большую миску, полную мясной подливы, и выплеснувшаяся жидкость обрызгала синий бархатный камзол. В зале воцарилась мертвая тишина, которую нарушало лишь глухое ворчание грызущихся за объедки собак…

Пока граф медленно поднимался, не зная, что ему делать в первую очередь – звать слуг, чтобы они сменили его праздничный наряд, или хоть как-то ответить на совершенно нелепый и неожиданный вызов, его опередил сидящий по правую руку вассал.

– Да какой там еще поединок, двенадцать гентских карликов! – громыхнул, вставая из-за стола, приземистый и широкоплечий рыцарь. – Тут сейчас и порешим наглеца.

Грубо расталкивая соседей, он начал вылезать из-за стола. Троюродный брат графа Гуго, шевалье де Лерман, от одного лишь упоминания имени которого трепетали все вилланы в округе, имел в Гренобле репутацию отчаянного рубаки, совершенно безжалостного человека, насильника и пьяницы. Главным его подвигом, не считая сотен ограбленных под видом сбора дани крестьян, а также взятых силой крестьянок и бургерских дочерей, было то, что на прошлогодней осенней ярмарке он шутя убил кулаком выставленного на продажу племенного быка и, пользуясь благоволением графа, не понес за это никакого наказания.

– Не желаете спуститься во двор? – глядя прямо в глаза приближающемуся Лерману, хладнокровно поинтересовался пилигрим.

– Какой еще двор, гром меня разрази! – прорычал рыцарь, пьяно хватаясь за рукоятку меча.

Блеснуло широкое лезвие тяжелого германского фальшона,[3] засвистел разрезаемый воздух. Гости затаили дыхание в ожидании того, как полуразваленное тело странного и неосмотрительного путника упадет на землю, покрытую, по случаю праздничного приема, толстым слоем чистой соломы.

Однако крестоносец оказался проворнее, чем это можно было предположить. Он сделал шаг назад, едва заметным движением отклонился в сторону и нанес потерявшему равновесие Лерману молниеносный колющий удар. При этом никто не успел заметить, как и когда он обнажил свой меч. Де Лерман остановился и вздрогнул всем телом. Затем лицо его исказила гримаса, в которой было трудно сказать чего больше – боли или изумления. Покачавшись взад-вперед, он обрушился на пол лицом вниз, чуть подергал ногами и затих. Вскоре из-под неподвижного тела, расплываясь на каменном полу черным густым пятном, стала шириться кровавая лужа.

По залу прокатился единый вздох удивления, в котором, положа руку на сердце, было не так уж и много сочувствия. Де Лерман с его жестокими выходками и буйным нравом сидел в печенках едва не у всех жителей города.

– Стража, взять его! – рявкнул шателен замка, отвечающий за безопасность пирующих.

Пять алебардщиков, повинуясь приказу начальника, ринулись на незваного гостя, но и тут рыцарь оказался на высоте. Он отскочил к стене и, выставив вперед меч, начал защищаться столь ловко и умело, что вскоре двое нападавших со срубленными древками алебард вынуждены были ретироваться, а трое их товарищей, быстро сообразив, что они имеют дело с крайне опасным противником, не рискуя нападать всерьез, размахивали своим оружием с безопасного расстояния.

– Стойте! – перекрывая гомон возбужденных схваткой гостей, раздался звучный голос хозяина.

Обрадованные алебардщики немедля исполнили весьма своевременный, по их мнению, приказ и отскочили к противоположной стене.

Граф Гуго стоял, нависая над столом, и, позабыв об испачканном камзоле, рассматривал возмутителя спокойствия тяжелым, не предвещающим ничего хорошего взглядом.

– Лучше уж сразу решить все дела с этим заезжим искателем приключений, – пробормотал он себе под нос, так что его услышали только те, кто находился совсем рядом. – Бес его знает, чем я так ему досадил, но подобные дела нельзя откладывать на потом. Спусти на него собак, и жонглеры, побери их прах, на ближайшей ярмарке начнут распевать куплеты о том, что граф Колиньи-ле-Неф убоялся залетного задиру.

Двадцатисемилетний граф, хоть и не снискал столь дурной славы, как только что убитый де Лерман, слыл, однако, не только предельно бессердечным владетелем, но хорошим и опытным бойцом. Продолжая дело, начатое отцом, он, не брезгуя угрозами, убийствами и потравами, медленно, но верно подчинял себе вольных вилланов, которые за последние два десятка лет распахали предгорные пустоши и заложили тысячи акров виноградников. Врагов в королевстве Арелат у него было много, даже, пожалуй, с избытком, и разрешать споры при помощи копья или меча графу было не впервой.

– Ты пришел сюда для того, чтобы сразиться со мной? – выбрав самую, по его мнению, верную линию поведения, громко и отчетливо, в тон незнакомцу, спросил граф Гуго.

– Совершенно верно, – спокойно ответил тот.

– Тогда назови себя и объяви причины, по которым ты вызываешь меня на поединок. Иначе, клянусь Девой Марией, я призову сюда арбалетчиков, которые, будь ты хоть сам сир Ланцелот, быстро покончат с тобой. Если владетельный граф начнет принимать вызов от каждого странствующего рыцаря без роду-племени…

– Мое имя шевалье де Вази, – перебил его крестоносец, – но я не собираюсь во всеуслышание объявлять о причинах моего появления здесь и тем паче об основаниях для этого вызова. Однако если в замке найдется лицо духовного сана, пользующееся всеобщим доверием…

– Я епископ Гренобльский, Жерар, – выступил вперед пожилой прелат, чей сан, по неофициальности сегодняшнего приема, выдавала лишь небольшая красная шапочка.

– Не откажитесь выслушать меня с глазу на глаз, святой отец, – оценивающе поглядев на епископа и кивнув удовлетворенно головой, произнес рыцарь.

Они удалились в дальний, почти не освещенный факелами конец зала, где обнаружилась достаточно глубокая ниша. По команде шателена слуги принесли и поставили деревянное кресло.

Присутствующим в зале было видно, как епископ Жерар опустился на сиденье, а рыцарь, встав перед ним на одно колено, склонился к уху прелата и начал шепотом о чем-то рассказывать. Его слов никто не смог разобрать, однако, когда они с рыцарем возвратились обратно, лицо епископа, до этого умиротворенное и жизнерадостное, было бледным, как льняное полотно. Теперь он глядел на графа, да и на рыцаря, совсем иными глазами.

– Именем Господа подтверждаю, – тщетно борясь с одолевшим его вдруг хрипом, просипел епископ, – что этот сеньор действительно благородный рыцарь и крестоносец, чей титул позволяет ему бросать вызов его светлости. Мало того, он имеет все основания для того, чтобы вызвать графа на смертельный поединок. Поверьте, дети мои, шевалье де Вази имеет полное право на месть, и я подтверждаю, что если граф примет смертельный поединок, то это будет Божий суд, а не запрещенный Его Святейшеством турнир.

– Ну что же, – хладнокровно пожал плечами Гуго, – поединок так поединок. Раз в этом нет для меня позора, почему бы и в самом деле не размяться после обильного угощения? Несите мой боевой доспех. Луна еще не зашла, у стен замка ровное поле, и мы решим это дело прямо сейчас. У вас есть еще что-нибудь из оружия и доспехов, кроме этого меча, сир рыцарь? – обратился он к ожидающему у стены крестоносцу.

– Об этом не беспокойтесь, граф, – ответил тот, – мы будем драться конными, на копьях, затем на мечах. Если один окажется на земле, то и другой также обязан спешиться. Бой будет продолжаться до тех пор, пока один из нас не умрет. Раненый или упавший в обморок добивается милосердным ударом.

– Как прикажете, – усмехнулся граф. В джостре – турнирном поединке – он был одним из первых в Бургундии и при таком повороте событий не особо опасался за свою жизнь. – Готовьтесь к бою и ожидайте меня снаружи, в двух полетах стрелы от ворот.