Майкл Муркок - Левиафан шагает по земле Страница 2

Поэтому я продолжал вести обыденную жизнь, а удивительную историю Бастэйбла отодвинул в самый дальний угол, хотя, в полном согласии с данным обещанием, продолжал отсылать оригинальную рукопись следующему издателю, как только она возвращалась с отказом от предыдущего. Кроме того, я написал два письма в «Таймс», в надежде, что мое сообщение о встрече с Бастэйблом заинтересует эту или какую-нибудь другую газету, но письма не были опубликованы, а в ежемесячных журналах, таких, как «Странд», я также не встретил понимания, хотя эти издания полны дичайших и неправдоподобнейших предсказаний насчет того, что принесет нам будущее. Я готов был отважиться и написать Уэллсу, чьи книги «Ожидание» и «Открытие Будущего» несколько лет назад произвели столько шума, однако мистер Уэллс, бывший в моих глазах чистокровным социалистом, вероятно, счел бы историю Бастэйбла слишком несогласованной с его воззрениями и так же бодро проигнорировал бы меня, как и все остальные.

В это время до меня постепенно стало доходить, что я приобретаю репутацию забавного чудака. Согласно моим взглядам на жизнь, переносить подобную славу я мог лишь с очень большим трудом, так что в конце концов я был вынужден прийти к какому-то решению. Уже несколько месяцев я подмечал в моем лондонском клубе довольно своеобразную атмосферу. Люди, знакомые мне не первый год, казалось, избегали проводить со мной время, другие бросали на меня порой откровенно неприязненные взгляды. Но все это меня не слишком задевало, покуда один мой старый друг не открыл мне истинную причину. Он, кстати, тоже был издатель, однако специализировался исключительно на поэзии и романах, почему я никогда и не имел случая обратиться к нему с предложением напечатать рукопись Бастэйбла. Он, разумеется, знал об этом и поначалу назвал мне одного или двух издателей, которые, по его мнению, могут выказать определенный интерес. И вот он как-то раз подошел ко мне в библиотеке клуба, куда я направился после обеда, чтобы почитать с полчасика. Несколько раз отрывисто кашлянув, он привлек мое внимание.

– Надеюсь, вы не поймете мое вмешательство превратно, Муркок.

– Ни в коей мере, – я указал на кресло рядом с собой. – Я в действительности тоже хотел перемолвиться с вами парой слов, старый друг. У меня все еще трудности с опубликованием рукописи, о которой я рассказывал…

Он оставил без внимания мое приглашение сесть рядом и остался стоять.

– Как раз об этом я и хотел с вами потолковать. Намерение побеседовать с вами на эту тему возникло у меня уже месяца два назад, однако, по правде говоря, у меня нет ни малейшего представления о том, как мне сделать так, чтобы вы меня поняли. Звучит, должно быть, бессвязно… Я был бы вам более чем благодарен, если все сказанное вы поймете именно в том смысле, в каком мне хотелось бы.

Он казался чрезвычайно смущенным и вертелся, точно школьник на уроке. Мне даже показалось, что я замечаю легкий румянец на его щеках.

Я рассмеялся:

– Вы меня до ужаса заинтересовали, друг мой. О чем же, в конце концов, речь?

– Вам не следовало бы сердиться на меня… нет, у вас есть все причины на меня сердиться. Не то чтобы я думал…

– Да говорите же, ради бога! – я отложил мою книгу в сторону и улыбнулся ему. – Мы же с вами старинные приятели.

– Ну вот что, Муркок, я хотел поговорить насчет рукописи Бастэйбла. Целая куча людей – разумеется, прежде всего из издательской среды, в том числе довольно большое количество членов клуба – ну вот, они думают, что тот парень, что понарассказывал вам все это, попросту водил вас за нос.

– Водил за нос? – я поднял брови.

Он жалобно уставился в пол:

– Если не хуже.

– Думаю, вам лучше сказать мне прямо, что там говорилось, – я нахмурился. – Я уверен, что намерения у вас добрые, и заверяю: все, что вы скажете, не пойму превратно. Я знаю вас слишком хорошо, чтобы думать, будто вы хотите меня оскорбить.

Он явно почувствовал облегчение, подошел ближе и уселся в кресло возле меня.

– Итак, – приступил он, – большинство из них думают, что вы стали жертвой изрядного проходимца. Однако некоторые из них полагают, что вы немного… стали слегка эксцентричным. Вроде тех господ, что постоянно предсказывают конец света, анализируют расположение звезд и так далее. Вы, вероятно, понимаете, что я имею в виду.

Увидев, что вместо ответа я улыбаюсь, он помрачнел еще больше.

– Я точно знаю, что вы имеете в виду. Я сам уже принимал это в расчет. Всякому, кто никогда не знал Бастэйбла, его история должна представляться довольно бессвязной. Ну, раз уж вы упомянули о ней, – я вовсе не удивлен, что половина Лондона считает меня сумасшедшим. А почему бы людям так не думать? Я бы решил в точности то же самое, вздумайте вы прийти ко мне с историей, вроде той, что рассказал Бастэйбл. Вы проявляете по отношению ко мне исключительное терпение!

Он слабо улыбнулся моей шутке. Я продолжал:

– Стало быть, вы полагаете меня кандидатом в дом скорби. Ну что ж, у меня, естественно, не имеется ни малейшего доказательства, чтобы убедить вас в обратном. Если бы я только отыскал самого Бастэйбла! Тогда люди могли бы сами составить мнение касательно его истории.

– У вас это превратилось в нечто вроде навязчивой идеи, – доброжелательно заметил мой друг. – Быть может, было бы лучше отправить всю эту историю куда-нибудь на чердак?

– Вы правы. Навязчивая идея. Я все еще уверен, что Бастэйбл говорил правду.

– Но как же…

– Вы полагаете, мне следует отказаться от попыток опубликовать его рассказ.

Искорки беспокойства мелькнули в его глазах.

– Нет ни одного издателя в Лондоне, старина, который теперь взялся бы публиковать вашу рукопись.

Им приходится думать о репутации. Всякий, кто за нее возьмется, тут же превратится в мишень для шуток. Поэтому у вас такие большие трудности. Откажитесь – ради вас самих, ради Бастэйбла, ради всех остальных.

– Может быть, вы правы, – вздохнул я. – Но если бы я мог найти какое-нибудь доказательство, тогда бы вы, возможно, не стали бы смеяться больше надо мной.

– Но как вам найти такое доказательство, которое бы убедило всех?

– Я мог бы отыскать Бастэйбла в Китае и рассказать ему о затруднениях, которые возникли у меня из-за него. Если бы он только согласился отправиться со мной в Лондон, чтобы самому говорить с людьми! Я мог бы передать ему это дело, и пусть он сам беспокоится о рукописи. Что бы вы сказали на сей счет?

Он пожал плечами и сделал странное движение рукой.

– Это было бы куда лучше, чем вообще ничего.

– Но, по вашему мнению, предпочтительнее вообще обо всем позабыть. Вы думаете, нужно спалить бумаги и тем самым оставить всю эту затею раз и навсегда.

– Да, именно так я и считаю. Для вашей же пользы, для пользы Бастэйбла, ради всей вашей семьи. Вы тратите слишком много времени, не говоря уж о деньгах!

– Я знаю, вы искренне тревожитесь о моем благе, – сказал я ему, – но я дал Бастэйблу обещание (пусть даже капитан его никогда не слышал) и намерен сдержать слово, насколько это в моих силах. Несмотря на все, я очень рад, что вы поговорили со мной. Для такого поступка требовалось известное мужество, и я в состоянии оценить ваши добрые намерения. В любом случае мне необходимо подумать.

– Да, – горячо отозвался он, – подумайте еще раз, подумайте хорошенько. Нет никакого смысла продолжать сражение, раз оно проиграно, не так ли? Вы приняли все слишком близко к сердцу, Муркок. Я даже опасался, что вы вышвырнете меня вон. И были бы вовсе не так уж не правы.

И снова я рассмеялся:

– Но я же не настолько рехнулся, как видите. Я вовсе не утратил своего здорового человеческого рассудка. Однако, без сомнения, всякий, у кого имеется этот здоровый человеческий рассудок, сочтет меня безумным, как только выслушает. Обладаю ли я в достаточной степени здоровым человеческим рассудком для того, чтобы преодолеть свою навязчивую идею, – это уже другой вопрос.

Он встал:

– Давайте не будем больше об этом говорить. Могу ли я пригласить вас на глоточек спиртного?

В тот момент было очень важно принять его приглашение, чтобы он не подумал, что я все же оскорблен.

– Я с удовольствием выпью с вами, – ответил я. – Надеюсь, другие члены клуба не перепугаются, что я наброшусь на них с мясницким ножом, одержимый амоком!

Когда мы покинули библиотеку, он положил ладонь мне на плечо; в его голосе звучало облегчение.

– Я почти верю. Хотя одну или две недели назад заходила речь даже о том, чтобы сифон держать от вас на цепочке.

После этого я еще раз возвращался в клуб, и было совершенно очевидно, что атмосфера значительно улучшилась. Именно там и тогда я решил отказаться от прямых попыток опубликовать историю Бастэйбла и принялся разрабатывать конкретный план своего путешествия в Китай.

Солнечным осенним днем я стоял в бюро «Пиренейско-Азиатской пароходной компании» и заказывал место на ближайший рейс «Матушки Ганга». Этот пароход, как я имел случай заметить, не был гордостью компании, однако именно он первым отправлялся на Вэйхай – город, расположенный на побережье той части Шаньдуна, которая с 1898 года находилась под британским правлением. Единственно разумным шагом я счел начать мое путешествие в относительно дружественной области, где я мог бы получить подробный совет и, прежде чем углубляться в дебри страны, обзавестись помощниками.