Ученица рыцаря (СИ) - Адьяр Мирослава Страница 2

Это какая-то странная шутка?

Как так можно? Быть на кухне – и всего через минуту...

Бред какой-то!

– Кто вы такой? – голос хрупнул и просел, глаза защипало от слез.

Если это какая-то дурацкая шутка Руслана, то она совсем не смешная!

Мужчина застыл на месте, слегка повернулся и окатил меня волной такого презрения и гнева, что захотелось бежать прочь, спрятаться там, где никто бы никогда меня не нашел.

– Тебе бы лучше придумать более убедительное вранье, ведьма! – процедил он и, подавшись вперед, намотал мои волосы на кулак и дернул назад, заставляя вскрикнуть от боли и запрокинуть голову. – Я уже достаточно играл в твои игры.

– Но я не понимаю!..

Еще один рывок – и шею пронзила жгучая боль. Слезы уже невозможно было сдержать. Отчаяние, обида и гнев смешались в гремучий коктейль и выплескивались наружу сдавленными рыданиями.

– Ты посмотри, – хмыкнул мужчина. – А я-то думал, что ты никогда не плачешь.

– Отпустите! – взвыла я и попыталась вырваться, совершенно не заботясь ни о боли, ни о волосах, что должны были остаться в кулаке незнакомца. – Вы не имеете права!

– Не имею права?! – рявкнул мужчина, и следующее, что я увидела, – его раскрытую ладонь, летящую в мое лицо. Щеку обожгло огнем, голова дернулась, и я безвольно повисла на цепях, пытаясь разогнать вспыхнувшие перед глазами красные искры. – Сейчас я тебе расскажу о своих правах.

Скрипнула дверь, и я услышала шаги.

Не рискнула поднять голову, чтобы посмотреть, – боялась нового удара, вся внутренне сжималась от ужаса и медленного, неотвратимого понимания, что все происходящее – не дурной сон.

И слабо похоже на шутку или розыгрыш.

Что-то щелкнуло совсем рядом, и я вздрогнула всем телом, когда увидела, как кончик кнута вырывает из стены небольшой острый кусочек. Что бы там ни было на концах этого жуткого орудия пыток, но я не переживу и нескольких ударов!

– Остановитесь! – взвизгнула я и забилась в оковах, с отчаянной решимостью не даться просто так этим странным, чудовищным людям, готовым отхлестать женщину кнутом! – Я не понимаю! Я не та, кто вам нужен! Отпустите!

– Раз не понимаешь, то я разъясню, – оскалился незнакомец и, кивнув второму, указал головой на дверь. – Никого не пускать!

Клетка ловушки вот-вот должна была захлопнуться, а по взгляду мужчины сразу стало понятно: убьет. Не пожалеет, не будет слушать криков и мольбы. Исхлестает так, что мать родная не узнает!

– Я не та, кто вам нужен! Я вас впервые вижу!

Щелчок кнута заставил меня взвизгнуть и сжаться.

– Пожалуйста, не надо! Не надо! Не…

Зайдясь криком, я даже не сразу услышала, как снова открылась дверь. Незнакомец недовольно рыкнул:

– Я же сказал не пускать!

– Вай селах, Эктор, ты что, ослеп и оглох?!

Залетевший в камеру мужчина был таким злым, что я кожей чувствовала исходящие от него волны испепеляющего гнева. Из-за слез не могла рассмотреть его лица, но мне было плевать – кто-то отсрочил пытку, и я была благодарна хотя бы за это.

Я здесь умру…

Я не хочу умирать!

– Ты посмотри на нее, Гархово семя, ты посмотри на нее через артубират! – продолжал кричать мужчина и сунул какой-то прибор в руки моего палача.

Тот смешался, но всего на секунду, разложил механизм, превратив его в странный набор пластин, похожий на веер.

И от первого же взгляда сквозь него смертельно побледнел.

– Будь я проклят…

– И будешь! – рявкнул мой спаситель. – Если сейчас же не снимешь ее с цепей!

Что он говорил дальше – я уже не слышала.

Удушливый мрак накрыл меня и утянул в беспамятство.

Очнулась я в полной темноте и несколько секунд просто лежала, боясь пошевелиться.

Все это мне привиделось?

Вот сейчас если я протяну руку, то нащупаю ночник у кровати и все будет, как прежде. Даже уход Руслана уже не отдавался тупой болью в сердце; все отошло на задний план, померкло и растворилось в жутком взгляде моего мучителя.

Глубоко вздохнув, я пошарила ладонью там, где стояла прикроватная тумбочка.

И ухватила пустоту.

Ничего!

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Подскочив, я усиленно заморгала, пытаясь привыкнуть к темноте, рассмотреть, где я и что происходит.

Пожалуйста, только не это…

Пусть все это будет сном!

Вокруг проступили очертания небольшой комнаты, и в голове сразу же появилось одно слово: камера. Я лежала прямо на полу, на какой-то шуршащей и колючей подстилке из соломы и, бог знает, чего еще. Грубая кладка стен легко прощупывалась пальцами, а стоило только коснуться груди, как под ладонью зашуршала плотная ткань.

Кто-то меня одел.

От одного только воспоминания, как голой болталась посреди самой настоящей пыточной на цепях, стало тошно и жутко, – так что я была благодарна тому, кто хотя бы позаботился о моей одежде.

Цепляясь за стены, я встала на ноги – и тут же чуть не растянулась на полу. Голова закружилась так сильно, что пришлось закрыть глаза, согнуться пополам и дышать глубоко и медленно, пытаясь удержать сердце на месте и не дать ему вырваться из груди.

– Все хорошо, – бормотала я. Лгала себе, как могла. – Все к лучшему.

По стеночке я добралась до двери и ударила по ней кулаком. Звук вышел глухой и почти неразличимый, а я невольно усмехнулась. С таким же успехом можно было молотить рулон ваты! На деревянной створке не нашлось ни ручки, ни окошка, и как ее открыть с этой стороны – совершенно непонятно. Скорее всего, такой возможности и не было и только тюремщики могли затолкать сюда жертву или вывести ее.

Какое-то внутреннее упрямство заставляло меня снова и снова осматривать дверь, ощупывать ее, искать хоть что-то, что было бы способно мне помочь выбраться. Впрочем, любопытство не могло держать меня на ногах вечно. Усталость взяла верх: хотелось просто опуститься на колючую подстилку, свернуться калачиком и зажмуриться.

Что, если меня никогда не выпустят?

Что, если я останусь здесь навсегда?

Горький смешок вырвался из горла.

Не такая уж это и проблема. Вряд ли кто-то вообще меня хватится. Единственным близким человеком был Руслан, мать давно не интересовалась мной. Налаживала где-то личную жизнь, считала, что дочь достаточно взрослая, чтобы во всем разобраться самостоятельно и звонить ей нужно только на день рождения и Новый год.

Папа же умер еще десять лет назад.

Ни подруг, ни детей. Даже кошку я так и не завела.

Осталась только пустая квартира, что так и не стала полноценным семейным гнездом.

Чувство одиночества обрушилось на плечи каменной глыбой.

Вспомнились отстраненные слова мамы, что я еще молода, вся жизнь впереди, но так тоскливо и безнадежно мне еще не было, еще никогда не хотелось выть от бессилия и страха, от неизвестности, полнейшей неразберихи в мыслях и чувствах.

Что со мной будет?

Я хочу выйти!

Хочу выйти!

Будто кто-то там, наверху, внял моим мысленным воплям, и я услышала за дверью шум. Тяжелые, уверенные шаги, замершие прямо напротив моей камеры.

Поспешно отодвинувшись прочь, к дальней стене, я сжалась и попыталась натянуть короткую рубашку на коленки.

Дверь распахнулась, и внутрь хлынул свет. Я и подумать не могла, что настолько привыкла к темноте и простое сияние факелов может раскаленным хлыстом ударить по глазам, вынуждая отвернуться и не пялиться на вошедшего.

– Свечу принесите! – рявкнул он. – Совсем, что ли, Гархово отродье, стыд потеряли?! Головы поотрываю, выродки.

Кто-то завозился в коридоре, торопливо выполняя приказ; загрохотало и заскрипело, послышались хриплые выкрики.

Снова хлопнула дверь, и через несколько минут на плечи опустилось что-то теплое и мягкое.

– Дитя, ты меня слышишь? Понимаешь?

Я решилась поднять голову и вздохнула с облегчением. Это был не тот же подонок, что собирался меня мучить. Вынести его взгляд и жестокость еще раз я бы, наверное, не смогла.

На меня смотрел мужчина лет пятидесяти. Внимательные карие глаза казались мне сочувствующими, будто незнакомец точно знал, кто я, что здесь делаю и что не заслужила всего, что случилось.