Time - Альберт Григорьевич Горошко Страница 2

Самым трудным было подыскать  одежду.  Я  перерыл  кучу  старья  в   кладовке,  но   оно относилось  к  послевоенному  покрою. Все  же  мне  показалось  подходящим нетронутое  молью  драповое  пальто,  а  остальное – дело  техники.  Несколько  довоенных  фотографий  и  швейная  машинка,  и  через  неделю  мой  костюм  был  готов.

Да, еще не  мешало  бы  иметь  немного  денег. Я вспомнил, что в Москве, недалеко от  Таганки,  на улице Большие Каменщики есть место, где ежедневно встречаются коллекционеры марок, открыток, медалей и монет. Пришлось потратить день и навестить столицу. На Каменщиках я  нашел у одного нумизмата достаточное количество старых серебряных полтинников с мускулистым молотобойцем на решке и старым советским гербом с шестью республиками на орле. Такой же полтинник лежал когда-то у нас в трехлитровой банке с “живой” водой для питья.

Я не стал составлять список вещей, которые нужно взять с собой – он как-то сам определился – “кодак”, две пленки, фонарик, батарейки про запас, радиоприемник, калькулятор, спички, карта Московской  области, швейцарский нож, тетрадь для записей, зубная щетка, паста, бритвенный станок и комплект белья. Не хватало только паспорта образца двадцатых годов – молоткасто-серпастого, которым так гордился Маяковский, но мне пришлось лишь надеяться, что он не пригодится – такой паспорт даже подделать не получилось бы. В случае проверки скажу, что потерял документы.

Предстояло  еще  определить  дату  прибытия.  “Отъезд”  я  наметил  на  воскресенье,  15 ноября.  Чтобы  не  дробить  годы  и  не  оказаться  из  лета  в  зиме, я  решил  отсчитать  назад ровно  71  год.  Выпадала  суббота, 15.11.1927.

Глава  третья

Переход

В субботу вечером, 14 ноября, я паковал вещи. Мысль о паспорте не  отпускала, и я взял-таки свой, настоящий. Стало спокойнее. Лег спать как обычно, в полночь. Долго не мог заснуть, как перед дальней поездкой. Утром, плотно позавтракав, я положил в чемоданчик термос с чаем, банку консервов и пару бутербродов, оделся в пальто, натянул хромовые сапоги, которые привез из армии, нацепил теплую кепку и вышел  на улицу.  Маленький, но плотно набитый чемоданчик оттягивал руку. Яркое  солнце  пробивалось  сквозь  голые  переплетения  ветвей  и  отбрасывало  на  асфальт  пестрые  тени.  Я  волновался.  Противоречивые  мысли   распирали голову.  К  десяти  надо  было  успеть. Мне не удалось попрощаться с мамой – она ушла в магазин. Может быть, я ее больше не увижу? Но что я мог ей сказать, если бы она сейчас стояла передо мной? Я написал короткую записку, где сообщил, что еду с друзьями на дачу.

До  церкви  я  добрался  к  половине  девятого. Людей  вокруг  не  было,  и  только  сонная  всклокоченная  собака,  примостившаяся  на  теплый  колодезный  люк, проводила меня равнодушным взглядом. Внутри  церкви было совсем темно –  я  нервно  поежился.  Кто-то,  должно  быть,  ушлый  дачник, стащил  рейки, с помощью которых я делал разметку круга. Интересно, а он назад вернулся? Вдруг он прошел один или несколько кругов и оказался в будущем? Я с ревностью подумал о возможности  открытия, какое недавно сделал я, кем-то другим. Что ж, обойдусь без реек. Итак, мне  предстояло  пройти  71  круг  по  церкви в пальто с чемоданом в руке. Странная месса в бывшем храме…

…Через  час  я,  немного утомившись,  остановился  перед  выходом.  Снаружи  все так же светило  солнце.  Я  решил  отдышаться,  чтобы  не  выглядеть  подозрительно.  Меня  переполняло нетерпение  –  я  не  верил,  что  выйду  не  туда,  откуда  пришел. Я не испытывал никаких особых ощущений, хотя думал, что переход во времени должен как-то чувствоваться. Нет, ничего! Ничего, кроме одышки. Ну, пора!  Я  застегнул  пальто  и  шагнул  в  прошлое.

Глава  четвертая

Явление  народу

Под  каблуком  хромового  сапога  хрустнул  снег.  От  меня  шарахнулся  мужик  в  тулупе, мелко  крестясь.  Я  оглянулся  –  крепкие  соборные  ворота  величаво  распахнуты,  из  полутьмы, оборачиваясь  и  крестясь,  выходили  отстоявшие  службу  бабы  и  мужики.  Мой  внешний  вид, особенно  чемодан,  явно  не  соответствовал  окружающей  обстановке.  Стараясь,  насколько возможно,  не  привлекать  внимания,  я  тихонько  вышел  за  ограду  и  прошел  по  улице полквартала.  Сработало  –  передо  мной  стояла  белостенная  златоглавая  церковь.  Я  был  потрясен.  Хотелось  прыгать  от  радости.  Вокруг  меня  улица  напоминала  то,  что  я  видел на  старых  фотографиях  в  краеведческом  музее  –  крепкие  деревянные  дома  в  четыре-пять окон, ворота  с  козырьками,  телега,  запряженная  резвым  коньком.  Машинально  я  двинулся в  сторону  своего  дома,  которого  еще  не  было.  Городские  часы  на  заводской  башне  пробили  десять.  В  моем  кармане  позвякивали  20  серебряных  полтинников  1925  года  чеканки.  Десять  рублей  серебром  хватит  дней  на  10-20.  Надо  найти  место  для  ночлега, хотя  думать  об  этом  недосуг  –  очень  многое  предстоит  увидеть  и  узнать.

Перекроенное пальто,  похоже,  сильно  выделяло  меня  из  толпы,  и  прохожие  косились  на чемодан.  Я  заглянул  в  суконную  лавку.

– Хозяин,  где  у  вас  тут  базар? –  спросил  я,  стараясь  быть  непринужденным, краснощекого  малого  с лоснящимся  лицом.

– А  ты  что,  не  здешний? –  ответил  он  вопросом  на  вопрос,  задержав  взгляд  на  моем  пальто.

– Да,  приехал  по  делам  нашей  артели, –  соврал  я,  не  мешкая. –  Мы  в  Переухове  хромачи шьем,  так  меня  вот  и  послали  рынок  ваш  посмотреть.

– Вот  оно  как. Так иди вниз по Кузнецкой, там и базар. Да кто ж без товара на ярмарку ходит?

– Так прицениться ж сперва надобно, потом и торговать будем.

– А в вашем Проухове все такие лопоухие? – заржал молодец мне вслед.

Не обратив внимания на его шутку, я отправился  на  Кузнецкую  улицу,  название  которой  не  изменилось,  а  облик  слабо напоминал  тот,  что  остался  в  моем  времени. Через два квартала я свернул на Октябрьскую, где в доме  23, судя по информации из музея, располагалась гостиница. Действительно,  передо  мной стоял крепкий особняк,  красуясь  двумя красными  флагами,   оставшимися   после   10-летия   Октября.   Оба   этажа  здания  были  окрашены  в  ярко-синий  цвет,  а  дверь  и  рамы  в  казенный  красно-коричневый.  Гостиница  напоминала  штаб,  и  я  решил  не  заходить  без  документов,  а  поискать  частника.

Глава  пятая

Адаптация

Я  шел  по  центральной  улице  своего  города  и,  естественно,  не  узнавал  его.  Рассвет НЭПа  отразился на его облике пестротой    лавок,  контор и  других  заведений. Рекламные доски  соседствовали  с  оставшимися революционными транспарантами, на одном фасаде мирно висели идейные антагонисты – еще дореволюционная вывеска “Ремонт  швейных  машин  Зин-геръ” и плакат “На  слом  буржуазные  устои!”, быть может, кисти того же самого художника.

Народ  попадался  большей  частью  праздно  лузгающий  семечки,  и  никому,  похоже,  не  было  дела  до  долговязого  прохожего  с  чемоданом  в  руке.  Хотя  любого  из  них  я  смог  бы  изрядно