Классный час - Сергей Тамбовский Страница 2

— Ко мне пристаёт тут один хулиган, Волобуев его фамилия…

— Ну слышал я про такого, — ответил я и действительно вспомнил, упоминалась такая фамилия в учительской, причём в очень негативном контексте.

— Так он пообещал сегодня после уроков меня того…

— Чего того, выясняйся яснее, — попросил я.

— Ну вы ведь сами наверно знаете, что могут сделать взрослые парни с девушкой.

— Слушай, Лосева, а чего ты не попросишь заступиться кого-нибудь из своих поклонников, их у тебя только в нашем классе штуки три имеется.

— Ха, — тряхнула головой она, так что каштановые волосы разлетелись по сторонам, — толку с этих поклонников, как с козла молока. Даже меньше. А вы, как я знаю, человек спортивный и взрослый, укорот Волобуеву сумеете дать.

— Откуда ты знаешь, что я спортивный?

— Так вы же каждое утро на нашей спортплощадке занимаетесь, я в окно видела.

— Хм, действительно я там занимаюсь… но вообще-то изнасилование это статья в нашем уголовном кодексе, — начал размышлять я, — можно в ментовку заявить.

— Ой, да не смешите меня, Антон Палыч, что я, наших ментов не знаю — скажут «вот когда изнасилуют, тогда и приходи». Да и не занимаются они такой мелочёвкой, вот если б убили кого…

А и верно, подумал я, вспомнив все свои контакты с представителями правоохранительных органов за последние тридцать лет.

— Ну не знаю, не знаю, — сказал я, глядя в окно на рощицу лип возле нашей школы, — как-то всё это странно выглядит.

А Лосева тем временем придвинулась ко мне вплотную, уперев свой бюст в моё плечо.

— Я бы вас отблагодарила, Антон Палыч.

— Прекрати, Лосева, — встал я из-за стола, — тебе сколько лет?

— Шестнадцать, — ответила она, — в январе будет семнадцать.

— Воооот, — протянул я, — а в нашем родном уголовном кодексе возраст согласия определяется в восемнадцать.

— И что это значит? — спросила она в замешательстве.

— А то, что я, знаешь, предпочитаю чтить уголовный кодекс и больше ничего.

— Ладно, — покладисто переключилась Алла, — если вы поможете мне, тогда я обязуюсь делать все домашние задания и писать контрольные не меньше, чем на четыре балла. До самого выпуска.

— Это другое дело, — ответил я, — когда и где он тебя будет ждать?

— Я знала, что вы согласитесь, — подпрыгнула в воздух Лосева, — после шестого урока возле хоккейной площадки… знаете наверно, это рядом.

— Знаю, конечно, — отвечал я, — из школы после окончания шестого урока не выходи, жди меня в раздевалке. Всё понятно?

Вместо ответа она быстро чмокнула меня в щёку и исчезла из класса. А я сначала стёр помаду со щеки (не хватало ещё с таким компроматом на коридорам шляться), потом взял под мышку папку с контрольными, вздохнул и отправился в учительскую.

Учительская

Она у нас на втором этаже, занимает две комнаты, мне отведено место в дальней комнате возле стены. А вообще наша школа построена в начале шестидесятых по стандартному хрущёвскому проекту, в форме буквы П и в три этажа. Причем средняя планка у этой буквы длинная, там основные помещения расположены, а поперечины у этой буквы П сильно разные — левая с мастерскими и спортивным залом поменьше, а правая с актовым залом, он же столовка, побольше.

— Антон Палыч, — сразу же при входе в учительскую встретила меня завуч Валентина Игоревна, сильно за сорок и с насмерть выбеленными перекисью волосами, — вас директор хотел видеть.

— Перемена же вот-вот кончится, — заметил я, — не успеем мы ни о чём поговорить.

— Очень срочно, очень просил.

Ну раз очень, зашёл в директорскую, это соседний кабинет с учительской, и там даже предбанник есть с секретаршей.

— Меня тут видеть хотели, — сказал я секретарше Олечке, молоденькой и очень стеснительной девочке только что из пединститута.

— Да-да, конечно, — встрепенулась она, — заходите, Оксана Алексеевна ждет вас.

Я и зашёл в кабинет — директорша, дама очень средних лет с накрученным шиньоном на голове, это теперешняя мода такая, встретила меня укоризненным взглядом из-под очков с большими положительными диоптриями.

— Здравствуйте, Оксана Алексеевна, — вежливо сказал я, — вызывали?

— Присаживайтесь, Антон Палыч, — кивнула она на стул, — простите, что во время перемены — дело очень срочное.

— Слушаю вас со всем вниманием, — почтительно склонил голову я.

— Вы наверно знаете, что наша хоккейная команда вчера играла с канадцами?

— Вообще-то я не очень большой поклонник хоккея, но да, газеты читал, — ответил я.

— Так вот, они вчера уже сыграли первый матч, но из-за разницы во времени с Канадой его у нас покажут только сегодня вечером.

— Надо будет посмотреть, — пробормотал я.

— Однако уже просочились сведения, что мы победили, причём с разгромным счётом.

— Что вы говорите!?

— Так вот, хочу вам предложить организовать завтра какое-нибудь мероприятие в честь этой победы.

— А почему мне, а не физруку? У него кстати и фамилия хоккейная, Фирсов.

— Вы не хуже меня знаете Тимофей-Андреича, — ответила директорша, — и наверно понимаете, что организовать он ничего не сможет… разве что совместную пьянку, да и то сомнительно, в одиночку всё выпьет. А вы, насколько я знаю, человек молодой и спортивный, каждое утро на стадионе бегаете.

Надо ж, подумал я, и эта всё про меня знает.

— Понял, — ответил я, — мне надо подумать… до вечера я что-нибудь набросаю, а там вы пройдётесь рукой мастера по этим наброскам, и всё заиграет, — попытался я подлить немного елея. — В пять вечера, скажем, я к вам зайду, ладно?

— Хорошо. В помощь вам я думаю назначить Софью Ивановну.

— Англичанку?

— Ну да… в Канаде же на английском говорят, значит ей и карты в руки.

— Я не против, назначайте, — ответил я и убежал на следующий урок.

Англичанка эта, Соня которая, была единственной (не считая секретарши Оленьки конечно) более-менее молодой учительницей в нашей школе, а так-то тут преобладали либо старые грымзы или просто безобидные пожилые женщины. Даже пионервожатая у нас и та имела весьма солидный возраст и смотрелась с красным галстуком на шее очень странно. И ещё тут значились физрук с трудовиком, составлявшие вместе со