Империя - Мария Петрова Страница 2

Напротив него лицо к лицу стоял трон императрицы. Ненавистное, огромное, обитое розовым бархатом кресло, явно великоватое ей под тощий зад. К трону приближался во время казней только сам Чех, но сегодня не его день, видимо. Вокруг, поодаль, собиралась толпа. Толпа людей, пришедших их города, нашедших последние силы на дорогу вверх, ведь чтобы добраться до замка, долго нужно было нести себя наверх, против сильного холодного ветра. Они были голодны и давно уже не ощущали тепла. Охотники перестали заглядывать в кабаки и дома, зато там завелись другие мощные истребители, у которых всегда набит мешок деньгами и наточены стрелы. Убийцы пришли из поселения еще ниже, они жили чуть ли не у моря, в самой топи, куда не могла заглянуть императрица. Это были изгнанные императором дети придворных. Империя стала для них запретной зоной, откуда их гнали камнями, когда они были примерно одного возраста с ничего не соображающей о жестокости Кэстли. Сейчас они абсолютное зло, воспитанное природой, хищными волками и единственной целью стереть империю из бытия. Но никто об этом не догадывался, даже сами старики, когда-то выгоняющие их палками с птичьего двора, ныне не узнавали в их лицах тех замызганных напуганных детей, но вот убийцы прекрасно видели в затухших безжизненных стариках гордых и напыщенных взрослых, думающих, что империя всегда будет на их стороне. Была бы, если бы не волки.

И сейчас они были на казни, столпившись, прямо за спиной палача, напротив блеском сверкавшего яркого образа Кэстли. Кэстли девчонка что надо — нужна империя? Забирайте, она не против. Зима коснется всех и заберет многих, это будет первая зима, когда они победят и захватят абсолютное первенство. Главное в процессе не стать заметными для Кэстли, иначе все потеряет смысл.

Зима сломит империю, убьет поколения, заморозит историю, коснётся всех, но не вечно весенней Кэстли. Императрица не сломается, все потому что уже сломана.

— Стой, Палач! — рыдания на секунду прекратились, Кэстли встала. — Сними маску, я хочу знать твое лицо!

Палач мгновение колебался, потом опустил топор и стащил с себя красную в бахроме маску. Лицо у него было рябое, плохо побритое, в шрамах и пятнах. Толпа так и охнула.

— Так ты охотник! Бывший охотник, служивший императору! — она захлопала в ладоши.

— Это так, Ваше Величество.

— Как это мило! Когда люди служат нескольким королевским поколениям! Никому, кроме ведьм и вурдалаков это еще не удавалось! Палач! После убийства действующего первого министра ты станешь моим любимым лицом при дворе!

После этих слов палач выпрямился и сам вонзил топор прямо себе в грудь. Вот еще.

2

Вторым любимым развлечением Кэстли были шахматы. Но это была бы не Кэстли, если бы играла обычными фигурами на доске, как нормальный человек. Для игр был организован большой цветной зал, где плитки на полу были выложены в шахматном порядке, выполненные из янтаря и золота. Стены и окна были увиты цветами, каждое окно уходило в пол, а между ними были зеркала, но как бы зал не пытались осветлить, во время партий вокруг доски собиралась толпа разодетых напыщенных дам и господ, и весь свет перекрывался их пышными платьями и огромными прическами. Но Кэстли это мало смущало. Через время прямо над доской повесили люстру, и перед каждой партией зажигали свечи, от этого янтарь блестел, золото переливалось, наряды придворных навязчиво стреляли в глаза, и игра становилась еще интересней.

Мнение об игре у придворных сложилось иное, чем у Кэстли. Если для императрицы главным было выиграть, для этого просчитать ходы, подловить соперника, и стать самой умной в империи, то для всех остальных шахматы были испытанием, где увиливай как можешь, глупи, как скажут, только ни за что на свете не блещи умом перед Кэстли. Иногда она показывала неплохие знания, играла, не давая повода думать, что она сумасшедшая, хотя все и так это знали, поэтому некоторым проигрыш давался легко, но императрица полна неожиданностей.

Все прекрасно понимали, что в случае их выигрыша, казнь состоится даже если в империи не останется ни одного палача, поэтому не теряли хват.

Игра протекала с участием людей вместо шахматных фигур. Они могли представить поле с закрытыми глазами и точно знали все свои ходы. Это было куда забавней, чем перетаскивание деревянных черных и белых фигур. Аморальная замена фигур людьми мало кого волновала до тех пор, пока Кэстли не стала рассматривать сруб фигур в прямом смысле этого слова. Еще немного и она начнет упражняться в метании топора и тогда ряды придворных станут куда скуднее. Но это было скорее детским лепетом, шахматы отнимали все ее внимание и силы, поэтому все ее идеи и заморочки на какое-то время стали пустым облаком, которому никогда не стать грозовой тучей. Империя выдохнула, но ненадолго. Пришла зима. Настоящая, суровая, а опора государства сидит себе в полушубке и плевать ей хотелось на то, что даже придворные, напрягаясь всем телом, стараются дрожать как можно меньше и утепляться насколько это возможно, чтобы не портить внешний вид.

В самый холодный день Кэстли переклинило и играла она как никогда плохо, а на очереди был как раз сын генерала, попавший в чины только из-за того, что Кэстли давно плевать, кто ее окружает. Парень не был полоумным, но в дурости выигрывал даже самой императрице. И без того злая и недовольная всем, что есть на свете Кэстли, наматывая сопли на кулак, угрожающе смотрела на Парнишу, при всей отвратительности игры бравшем над ней верх. В такие моменты, чтобы не выиграть, можно было воспользоваться запретным действием: упасть в обморок или согласиться на ничью, хотя сама Кэстли такого не одобряла. Генерал безнадежно кусал сигару. Все вокруг уперли взгляды в доску.

— Ваш ход! — напомнила Кэстли.

— Да-да, конечно, — отмахнулся Парниша.

«Может, он решил взять ее утомлением? — спросил кто-то шепотом. — Кто знает…»

Кэстли жестом подозвала к себе сомелье, и высокий подтянутый человек со здоровым цветом лица подошел и встал возле нее.

— Налей белой королеве и Парнише.

Необыкновенно красивая женщина в роли белой королевы, потомственная кухарка, лучшая в империи, потела и бледнела в пушистой тяжелой короне