Стивен Кинг - 11.22.63 Страница 20

На полдороги к душу три слова вынырнули в моем мозгу: Кавабанга, Буффало Боб! [108]

Я застыл, глядя на собственное — голое, с широко раскрытыми глазами — отражение в зеркале над комодом. Теперь я вспомнил, что мне приснилось, и, не удивительно, что я проснулся печальным. Мне снилось, что я сижу в учительской, читаю сочинения взрослого класса по английской литературе, а тем временем дальше по коридору, в спортзале, очередной баскетбольный матч катится к очередному финальному свистку. Моя жена только что вернулась из реабилитационного центра, и я надеюсь, что, прейдя домой, застану ее там, а не буду вынужден израсходовать час на телефонные звонки, прежде чем выясню местопребывание Кристи, и выужу ее из какой-нибудь из местных забегаловок.

Во сне я положил сочинение Гарри Даннинга поверх стопки и начал читать: «Тогда был не день, а было под ночь. И ночь что изменила мою жизнь была ночью когда мой отец убил мою мать и двух моих братьев…»

Это захватило все мое внимание, моментально. Ну, такое бы захватило кого-угодно, разве нет? Но глаза мои начало щипать, когда я дошел до части, где речь шла о том, что на нем тогда было надето. Одежда также имеет большое значение. Когда дети выходят из дома в этот особый осенний вечер с пустыми сумками, которые они надеются наполнить сладкой добычей, в их костюмах всегда отражаются какие-нибудь актуальные увлечения. Пять лет тому назад едва ли не каждый второй мальчишка представал перед моей дверью в очках Гарри Поттера с нарисованным на лбу следом от удара молнии. Сам я много лет и зим тому назад отправился в дебютный вояж в роли просителя конфет с бряканьем (по моей назойливой просьбе, мать шла по тротуару в десяти футах позади меня), наряженный звездным воином из фильма «Империя наносит ответный удар». И разве удивительно, что Гарри Даннинг надел на себя индейский костюм?

«Кавабанга, Буффало Боб», — поздоровался я с собственным отражением в зеркале и вдруг бросился бегом к своему кабинету. Я не храню все школьные работы — ни один учитель не хранит…в них можно утонуть! — тем не менее, я выработал привычку делать ксерокопии самых лучших текстов. Они служат замечательными учебными примерами. Я бы никогда не использовал сочинение Гарри перед классом — текст, как для такого, очень приватный, но я помнил, что все равно сделал с него копию, так как во мне самом он вызвал такую мощную эмоциональную реакцию. Я выдвинул нижний ящик и начал рыться пальцами в крысином гнезде из папок и отдельных листов. Через пятнадцать минут я нашел его сочинение. Сел за стол и начал читать.

«Тогда был не день а было под ночь. И ночь которая изменила мою жизнь была ночью когда мой отец убил мою мать и двух моих братьев а меня очень поранил. Он поранил мою сестру тоже и так сильно шо она запала в кому. Через три года она умерла но так и не проснулась. Ее имя было Эллен и я очень ее любил. Она любила собирать цветы и ставить их в вазы. Что произошло было как в фильме ужасов. Я никогда не хожу смотреть фильмы ужасов так как в ночь на Хэллоуин 1958 года я один такой пережил.

Мой брат Трой был довольно взрослый чтобы кричать козни или лакомство. Он смотрел телевизор с моей матерью и сказал шо поможет нам есть наши конфетки когда мы возвратимся домой а Эллен, она сказала ну нет, наряжайся и сам ходи собирай, и все смеялись так как мы все любили Эллен, ей было только 7 но она была настоящая Люси Болл, она могла кого-угодно рассмешить, даже моего отца (если он был трезвый то есть, когда пяний он был бешеный). Она нарядилась принцессой Летоосень Зимавесна (я искал и это именно так и пишется) а я нарядился как Баффало Боб, они оба из передачи ГАУДИ ДУДЕ которую мы любим смотреть. „Скажите-ка детки который час?“ и „А что нам скажет Арахисовая Гарелея“[109] и „Кавабанга, Баффало Боб!!!“ Мы с Эллен любим эту передачу. Она любит Принцессу а я люблю Баффало Боба и мы оба любим Гауди! мы хотели шоб наш брат Тугга (его зовут Артур но все его зовут Тугга, я не помню почему) нарядился как „мэр Финеус Т. Бластер“ но он не захотел, он сказал шо Гауди Дуде это детская передача, а он пойдет как Франкенстайн хотя Эллен сказала шо та маска трусливая. А еще, Тугга, он дал мне про**аться так как я брал свое ружо а он сказал шо у Баффало Боба нет никакого оружия в передаче по телевизору, но моя мать она сказала, „бери есле хочешь Гарри это же не настоящее ружо и даже игрушечными пульками не стреляет и Баффало Боб не обидится“. Это было последнее шо она мне сказала и я рад шо это были хорошие слова так как она была видавшей виды и строгая.

Так вот мы готовы были отправляться а я сказал подождите секунду мне надо сбегать в туалетную так как я так волнуюсь. Они все засмеялись с меня, даже Мама и Трой на диване но шо я побежал писять спасло мне жизн так как тогда в самый раз зашел мой отец с молотком. Мой отец он был плохой когда пяний и бил мою маму „часто густо“. Один раз когда Трой попробовал его остановить уговорами шоб он этого не делал, он сломал Трою руку. В тот раз он почти попал в тюрьму (мой отец то есть). Значит, моя мама с отцом жила „отдельно“ в то время о котором я пишу, и она думала с ним развестись, но это было не так легко тогда в 1958 как сейчас.

Значит, он вошол в дверь а я был в туалете писял и услышал как моя мать говорит „убирайся отсюда с тем шо принес, тебя здесь не ждали.“ А дальше она начинает кричать. Потом после этого они все уже кричали».

Там было и дальше — еще три ужасных страницы — но не я должен был их прочитать.

Не было еще и половины седьмого, как я нашел номер Эла в телефонном справочнике и решительно набрал его номер. Конечно, я его не разбудил. Он ответил уже на первый гудок голосом более похожим на собачье гавканье, чем на человеческий язык.

— Эй, друг, не слишком ли ты ранняя пташка?

— Я хочу показать тебе кое-что. Одно ученическое сочинение. Ты даже знаешь того, кто его написал. Должен; его фото висит у тебя на Стене знаменитостей.

Он прокашлялся и только потом заговорил:

— У меня много фотографий на Стене знаменитостей, дружище. Думаю, там должна быть даже одна с Фрэнком Аничетти, где-то того времени, когда состоялся первый Мокси-фест. Подскажи мне, о ком идет речь.

— Я тебе лучше покажу. Можно мне приехать?

— Если тебе не помешает, что я буду в халате, подъезжай. Но мне нужно спросить у тебя прямо сейчас, ты с этим уже переспал? Ты что-то решил?

— Думаю, сначала мне нужно сходить туда еще раз.

Я повесил трубку раньше, чем он успел задать мне еще какие-нибудь вопросы.

В утреннем свете, который лился через окно его гостиной, у него был вид еще более худший, чем когда-нибудь. Белый махровый халат висел на нем опавшим парашютом. Уклонение от химиотерапии позволило ему спастись от облысения, но волосы у него поредели, стали по-младенчески тонкими. Глаза его, казалось, еще глубже позападали в глазницах. Он прочитал сочинение Гарри Даннинга дважды, и уже было отложил его, но взял и прочитал вновь. В конце концов, он поднял глаза на меня и проговорил:

— Ох, ты ж, Иисус с-креста-прогнанный Христос.

— Когда я это читал в первый раз, я плакал.

— Я тебя понимаю. Та часть, о духовом ружье «Дейзи»[110], она меня серьезно зацепила. Тогда, в пятидесятых, реклама пневматических ружей этой фирмы была на последней странице обложки едва ли не каждой книжки комиксов, которые только, к черту, находились на полках. Каждый ребенок в моем квартале — по крайней мере, каждый мальчишка — мечтал только о двух вещах: духовом ружье «Дейзи» и енотовой шапке, как у Дейва Крокетта[111]. Он прав, в ней не было шариков, даже «игрушечных», но, помню, мы завели себе моду капать в дуло капельку джонсонского детского массажного масла. И тогда, бывало, нажмешь курок, как из дула тебе «пуф», вылетает голубой дымок. — Он вновь перевел взгляд вниз, на ксерокопированные страницы. — Сукин сын, убил собственную жену и трех родных детей запросто молотком? Го-осподи.

«Он только начал махать им, — писал Гарри, — я забег назад в гостиную а там кровь была уже по всем стенам и белое что-то на диване. Это были мозги моей матери. Эллен. Она лежала на поле ноги ей придавила кресло-качалка и кровь уплывала ей из ушей и волос. Телевизор так и работал, по нему шла передача которую моя мама любила, о Эллери Куине который распутует преступления».

Преступление, совершенное в тот вечер, не имело ничего общего с теми бескровными, элегантными проблемами, которые разрешал Эллери Куин[112]; тут произошла настоящая бойня. Десятилетний мальчик, который прежде чем отправиться на «козни или лакомство» пошел пописать, вернулся из туалета как раз своевременно, чтобы увидеть, как его пьяный взбешенный отец разваливает голову Артуру «Тугге» Даннингу, который старался уползти в кухню. И тогда он обернулся и увидел Гарри, который нацелил на него свое игрушечное ружье «Дейзи» со словами: «Не трогай меня, папа, а то я тебя застрелю».