Михаил Ремер - Спасти Москву Страница 20

– Да чего сложного-то?! – поразился в ответ тот. – Мальцу задачка-то!

– А ну, покажи!

– Смотри! – Николай Сергеевич огляделся по сторонам, ища, чем бы нарисовать пропорцию. – Уж не обессудь, давай на улицу выйдем. – Сергий послушно последовал за своим гостем, который уже там, на снегу веточкой разрисовал нехитрую комбинацию. – И ничего мудреного, если счет знаешь, – подняв глаза, он увидел, что вокруг стянулись любопытствующие схимники[33].

– Ох и чудно все у тебя, – с сомнением покачал головой старец. – И загогулины твои и палочки да черточки. Ну-ка Тимоху-ключника кликните.

Собравшиеся вокруг монахи тут же отправились на его поиски, и уже через пару минут, крестясь и кланяясь, перед пришельцем стоял сутуловатый молодой человек с бельмом в глазу.

– Ну, Тимоха, – обратился к тому настоятель, – задай задачку свою пришельцу. Он у нас шибок в подсчетах.

– А чего шибок-то? – уставился тот на преподавателя. – Пять отрезов полотна черного по тридцать локтей[34]. Нас – двадцать душ, по шесть на каждого. Хватит или нет?

– Хватит, конечно, – спокойно отвечал преподаватель. – У тебя сколько локтей всего? Сто пятьдесят, – не дожидаясь ответа, закончил тот. – Каждому шесть – аккурат на двадцать пять душ выйдет, – разом рассчитал тот.

– Да ну? – Сергий посмотрел сначала на Тимоху, а потом на Булыцкого.

– Кажись, так, – тот шумно поскреб куцую свою бороденку.

– Да не кажись, а точно, – спокойно ответил Николай Сергеевич. – Счетом бы владел, так и сам додумал. То что еще; вон в моем времени все это уже мальцам известно будет. И не такие задачки решаться будут.

– Брешешь!

– Я? А на кой мне?

– Так научи!

– Позволишь? – обратился он к Сергию.

– Будь так. Но смотри мне, без лукавства чтобы.

– Да какое там лукавство-то?

– Коль так, то и Бог тебе в помощь, – отвечал Сергий.

Так появился у Булыцкого первый ученик. Не сказать, чтобы слишком прилежный; верткий уж очень да непоседливый. Уж и так и сяк Николай Сергеевич додуматься пытался, а чего Тимоху в монастырь-то потянуло? Ну не мог он себе представить парня, сутками молитвы читающего! Хоть тресни! Кем угодно: дружинником, жуликом, скоморохом, но не послушником! И вызнать пытался пару раз, но тот от разговора уходил, да так, что не стал преподаватель в душу лезть больше и додумывать. Надо будет, сам расскажет.

Загадка, в общем, парень, но соображалистый. И до нового всего охоч. Да Николаю Сергеевичу пока большего и не надо было; так, программу подготовить, чему в дальнейшем в школе обучать-то (а в то, что будет школа, он уже ни капельки не сомневался), да самому приноровиться побольше к миру, куда занесло: повыспрашивать да ответы послушать.

Времени, правда, немного оставалось на обучение; ключник – он тоже в молитвах времени больше проводил, чем в делах мирских; и в коротких перерывах на послушание осваивал премудрость счета с использованием новых для него арабских цифр. В ответ Тимоха охотно учил гостя премудростям, тем, которые сам знал, да чину церковному.

После очередного урока пенсионер направился в келью. В отличие от Милована, он, одержимый совсем другими мыслями, и не пытался проводить время в молитвах. Его же сопровождающий – наоборот: углубился в служения, правда, не озвучивая никакого намерения принимать в дальнейшем постриг. Николай Сергеевич сейчас с новой идеей носился: уж больно смышлен Тимоха был, и скучно ему уже стало расчеты простые делать. Для того столбиками его пенсионер считать начал учить. Ну понятное дело, сложение там да вычитание, а после – простейшие операции с делением и умножением. А сейчас вот счеты затеял он сделать. Так, чтобы и Тимохе попроще было, и Сергия поразить да авторитет свой повысить.

– Постой, чужеродец, – окликнули его, и Булыцкий покорно развернулся. У двери в трапезную стоял, поджидая его, сам Сергий Радонежский. – Окажи честь, сядь за мой стол.

– А? – не пришедший в себя пенсионер не сразу и сообразил, о чем идет речь.

– Знать хочу о грядущем. Мне еще перед Дмитрием ответ держать, – едва заметная улыбка тронула уголки губ старика.

– Конечно-конечно, – засуетился тот.

– Чего говоришь?

– Поведаю все, что знаю.

– Добро, – статно отвечал тот. – Ступай за мной.

Булыцкий покорно последовал за старцем в небольшую, ладно выстроенную трапезную.

Мутный неверный свет вливался через две бойницы-окошка, затянутых пузырями. Внутри помещения выстроились в длинный ряд деревянные столы с задвинутыми под них скамьями. Пара лучин освещала небольшое пространство за столом, куда и направились Сергий с гостем.

– Поведай мне, чужеродец, про времена грядущие, – усевшись на скамью, старец пригласил последовать его примеру и пенсионера. – Чего ждать нам?

– Да и не знаю, с чего начать, – даже растерялся Булыцкий. – Все разом ведь и не расскажешь.

– Так и не надо разом. Ты мне ответь, Царство Божье настанет иль конец света.

– А ни то, ни другое, – подумав, отвечал старик. – Оно и худых людишек хватать будет, и блаженных. Хоть и душегубов побольше станет. А те, кто из лихих похуже да поизворотистей, так те нимбы на головы прицепят да стада за собой поведут агнцев неразумных. Оно, отче, все перемешается, да так, что уж и непонятно: худо что, а что и благодать.

– Это как же так: непонятно? А молитва на что смиренная?

– Молитва? – усмехнулся в ответ тот. – Тут такие времена придут, что не каждому и слово такое знакомо. А из тех, кому ведомо оно, не каждый и слов знать будет. Законы Божьи так вообще забудутся.

– Оно и сейчас не каждому ведомо, – горько усмехнулся вдруг монах. – И меди пустозвенящей хватает, и тех, кто с верой в душе самой. На то и мы битву нашу ведем: во спасение душ православных, тех, кто за Богом идет, а паче тех, кто в неверии, как во тьме. Законы Божьи – свет. Против них идти – лихо только плодить.

– Так и то правда, – кивнул пожилой человек. – И сейчас так, а потом и еще лиха больше; кому Законы Божьи нужны будут? Да по пальцам пересчитать! Праведным, жизнь по ним ладить чтобы, да лихим, чтобы всех остальных с панталыку сбивать, ими же и играючи.

– Как так?

– Да так, что один одно говорит, так другой иное что слышит. Что хочешь, то и слышишь, как хочешь, так и понимаешь. Все навыворот в итоге. Да так, что и закон не закон!

– Против законов жить – мирозданию самому перечить! Оно ведь, если любви в сердце нет, так и все не ладно. А как без молитвы смиренной, так и небо грешками закоптить недолго. Знаки свыше на что?! Или совсем слепым быть надо, чтобы не видеть? Душа человеческая что дерево: худое если, так и плод с него чахлый. А как крепкое, так и глаз радует, да и другим насытиться дает.

– Это сейчас так. А потом все ох как проще станет. Ад да Рай, да и то единицы помнить об этом будут. Праздник живота. Ему и служить будут все от мала до велика.

– Живот – он ведь тоже непрост. Как потакаешь ему, так Диаволу служишь. Как держишь в узде, так и дело богоугодное творишь.

– Ты, старче, уж больно вещи мудреные говоришь; мне так и не все понять, а куда серости тебя услышать?

– А зачем слушать? Тут сердцем чувствовать надо; ибо через него Бог поучает. Сердцем да с молитвой в устах, чтобы грешного Бог на путь верный наставлял. На то и пастыри даются, чтобы слово Божье в мир нести да от беды отводить; земли чтобы возделывать, на которых всходы потом пойдут.

– Так землю худую как ни возделывай, все недород будет, – чувствуя, что разговор плавно так сам собой выходит на нужную ему тему, оживился Николай Сергеевич.

– Так что, по-твоему, и не браться? По словам твоим так и сдается, что битву мы свою проиграем в грядущем твоем.

– Землю, чтобы плод дала, сдобрить надо бы. А для того и обучать пастырей надобно: как распознать, что в землю вложить надо, чтобы урожай богатый получить. А для того у латинян и университеты завелись уже, где сызмальства обучаются, как слово нести, да так, чтобы понимали их, даже если ни сердцем, ни умишком не удались, – завернул Булыцкий.

– Как так? – искренне поразился Сергий. – Где видано, чтобы скопом учили науке великой?! Пока сердце по-настоящему не откроешь, обетами строгими пока душу не вычистишь, молитвами смиренными пока до Бога не дойдешь, через уединение смиренное не пройдешь покуда, Творца не познать ни в век! А не познав, и других поучать нечего!

– Так-то оно так, да знаешь, сколько меди пустозвенящей после тебя будет?! Глазами в облаках, да стопами в трясине! А ведь и за такими пойдут серые. Еще и хоругви подымут! Еще и во имя Господа объявят! А почему все? Да потому, что неграмотный люд! Куда там до науки Божьей, если и считать толком-то не умеют? Вон, для Тимохи и то дело чудное – не по пальцам да веточкам считать, а иначе как-то!

– Ты язык попридержи, чужеродец!

– Так сам же и сказ спрашивал про грядущее! Так теперь нос не вороти! К кресту и святые потянутся, и пустобрехи. А как их различить? Разве что ты, да такие, как ты. Только вас всех на всю Русь – во! – Булыцкий растопырил перед носом старца пять пальцев. – А пустобрехов – пруд пруди! А как простому люду различить? Да никак! Вот и идут за кем ни попадя. Латиняне – те так сразу поняли, а поняв, опередили! Это потом уже я учить буду мальцов о том, что почти все, да не на земле русской взрощено было!