Евгений Бенилов - Тысяча девятьсот восемьдесят пятый Страница 20

В ожидании поезда, он ходил взад-вперед (в полном одиночестве) по платформе. Вдруг, вспомнив, расстегнул кобуру и достал оттуда пистолет: согласно сведениям, почерпнутым на занятиях военным делом в Физико-Техническом Институте, это была подарочная модель пистолета Макарова (малошумная, скорострельная, с лазерным прицелом), снаряженная полным магазином — двенадцать патронов. Вдоль дула извивалась плохоразборчивая старославянская вязь:

Дорогому майору Говядину в день сорокалетия.

Бди, Александр Ильич, на сцене и в жизни!

Коллектив Районного Управления Милиции.

Раздался громкий гудок — подходил поезд. Эрик сунул пистолет в кобуру и отошел от края платформы.

Электричка остановилась — двери раскрылись — Эрик зашел внутрь — двери закрылись — электричка тронулась.

По заплеванному полу вагона каталась одинокая пивная бутылка. На задней скамье застыла оцепенелая старуха в плюшевом казакине — слезящиеся глаза ее были устремлены в бесконечность. «Этот состав обслуживает бригада, борющаяся за звание 'Путейцев Грядущего! '» — гласил плакат на стене справа. «Спартак — чемпион!» — гласила надпись, намалеванная синей краской на стене слева. Под надписью спала, по-рыбьи раззявив рот, девица в красной меховой шапке поверх отливавшего серебром платка (на ее губах засохли крупные сгустки ярко-алой помады). Через две скамейки от нее растянулся оборванный забулдыга с мотавшейся в проходе головой. Эрик встал в тамбуре — так, чтобы видеть соседний вагон через окошко в тамбурной двери.

Было шумно и холодно. Пахло мочой (пол в углу красноречиво покрывали наросты желтоватого льда). Остановок машинист не объявлял. За окном мелькали бескрайние поля, полуразвалившиеся деревеньки, линии высоковольтных передач, гулкие мосты, заснеженные леса и скованные льдом реки. Новые пассажиры не появлялись, старые оставались на своих местах. Эрик задумался: через какое время мерзуновцы оповестят милицию? Или уже оповестили?… Он стал изучать схему Черненковской железной дороги, висевшую на стене тамбура.

Прошло двадцать минут и три станции.

Поезд начал тормозить. Пейзаж за окном изменился: потянулись длинные барачные здания, похожие на склады; потом жилые двух-трехэтажные дома — они подъезжали к городу. За окном пронесся огромный многоцветный плакат: «Добро пожаловать в Громыкск — город ткачих и поварих!» Наконец, поезд остановился, однако двери не открылись и платформы видно не было — справа и слева тянулась вязь рельсов. Эрик прижался щекой к стеклу окна и заглянул вперед — однако ничего, кроме красного огня светофора, не увидал. Электричка стояла на месте, было тихо. Впереди что-то происходило. Он почувствовал укол тревоги — как волк, завидевший издалека красный флажок … Несколько секунд Эрик размышлял, потом попытался растащить наружние двери вагона — безуспешно. Он повернулся и быстро пошел к хвосту поезда, натыкаясь на пустые взгляды немногочисленных пассажиров и пробуя по пути двери — ни одна не поддалась. Наконец, отступать стало некуда — он дошел до последнего вагона … ощущения запертости и надвигавшейся опасности давили на виски. Мозг Эрика лихорадочно перебирал бесполезные мысли: «Я так и так собирался здесь сходить …» — не то … «Телефоны в Мерзунах не работали из-за ветряков …» — не то!… «Как они так быстро успели?» — НЕТ, НЕ ТО!!!… В отчаянии, он подошел к двери, ведущей в кабину машиниста, и постучал. «Чиво стучищ, дарагой?» — неожиданно отозвался мужской голос с сильным кавказским акцентом. «Милиция!» Дверь немедленно распахнулась — на пороге стоял пожилой усатый грузин в железнодорожной форме. «Почему стоим?» — «Нэ знаю, дарагой! Старшой в галавном вагонэ елэктрычку астановил, вот и стаым.» «Слушай, командир, выпусти меня через свою дверь! — Эрик нетерпеливо переступил на месте. — Жена вот-вот родит … то есть, уже рожает … тесть позвонил — в роддом ее повезли!…» Грузин широко улыбнулся и отступил в сторону: «Парахады, дарагой!» Эрик быстро прошел в кабину, открыл боковую дверь и спустился по ступенькам на землю. «Дэнь рождэнья пиразноват будыщ — мэня нэ забуд пиригласыт!» — закричал вслед его благодетель.

Станция находилась в нескольких десятках метров от головного вагона — на платформе кишели синие милицейские шинели. Эрик быстро обошел последний вагон — так, чтобы поезд оказался между ним и платформой, — и побежал, спотыкаясь о рельсы, к забору, огораживавшему вокзал.

Ярко светило солнце. В ледяной голубизне неба беззаботно радовались жизни неподвластные развитому коммунизму воробьи. Эрик протиснулся сквозь дыру в заборе на улицу. Привезшая его электричка залязгала межвагонными буферами и медленно поползла к платформе.

Эрик пересек привокзальную площадь и зашагал от железной дороги прочь. Вдоль заснеженного тротуара выстроилась шеренга бабушек, торговавших солеными огурцами, сушеными грибами и семечками. Около входа в кинотеатр бурлила толпа пришедших на дневной сеанс детей и мамаш. Папаши бурлили у гастронома напротив: разбившись на небольшие группы, они оживленно разговаривали за жизнь, иногда поднося к обветренным губам зажатые в мозолистых кулаках граненые стаканы. В открытую дверь магазина входили и выходили люди — жизнь била ключом. Около облезлого памятника Сталину сидела большая уродливая собака и улыбалась проходившим мимо гражданам вне зависимости от их национальности, партийности, пола и возраста.

Эрик прошел до конца главной улицы (упиравшейся в городской парк), повернул налево … и остановился, как вкопанный: метрах в пятидесяти от него стояло кружком несколько милиционеров. В центре кружка размахивал руками офицер в фуражке — видимо, давал указания. Эрик оглянулся — и увидал целое созвездие синих шинелей (часть милиционеров рассыпалась цепью по продолжению улицы, на которой он находился, остальные быстрым шагом заворачивали на улицу, откуда он только что пришел). Действовать надо было немедля: он резко повернулся и шагнул в гостеприимно маячившую слева дверь под вывеской «Шашлычная». «Доблестной милиции — пламенный привет!» — приветствовал его небритый гардеробщик в засаленном форменном пиджаке. «Здравствуйте!» — напряженно отвечал Эрик (сквозь грязное стекло окна было видно, как мимо целеустремленно прошагала стайка милиционеров). «Позвольте вашу шинель, товарищ майор.» — в воздухе запахло вчерашним перегаром. На стене гардероба висело роскошное, в золотой раме зеркало, на середине которого красовался жирный отпечаток чьей-то ладони. Под потолком покачивала бурыми от грязи подвесками хрустальная люстра. Эрик расстегнул портупею с кобурой, снял шинель, нацепил портупею поверх кителя и машинально посмотрелся в зеркало — отпечаток ладони пришелся его отражению точно на щеку, как пощечина. «Евгений Абрамыч! — хрипло заорал гардеробщик в глубину шашлычной, — Принимайте гостя дорогого!!» — он подмигнул Эрику. Из двери выкатился толстый человек в грязном свитере и домашних тапочках: «Доблестной милиции — пламенный привет!» Эрик молча кивнул. «Проходите, товарищ майор! — залебезил толстяк, — Вмиг обслужим … пяти минуток не пройдет.» Он с почестями препроводил Эрика в зал, усадил за лучший столик у окна и умчался, пообещав прислать официантку.

В шашлычной было темно, пыльно и пусто. В углу тихо гуляла компания из трех командировочных джентельменов в обтрепанных костюмах, несвежих белых сорочках и дешевых галстуках. Из двери, ведущей на кухню, струились запахи уксуса, прогорклого жира и подгоревшего мяса. Со стены строго смотрел засиженный мухами Романов-внук. На противоположной стене висел телевизор, показывавший обязательную программу «Воскресный Полдень». Под телевизором располагалась сцена, уставленная зачехленными музыкальными инструментами. Эрик раскрыл лежавшее на столе меню — шашлык по-карски, шашлык по-турецки … он ощутил в желудке болезненный укол голода … сациви, бастурма … Через какое время милиция начнет прочесывать общественные места — кинотеатры, магазины, шашлычные? Он осторожно отодвинул замызганную бархатную портьеру и выглянул на улицу: кирпичная стена дома напротив, три мусорных бака, присыпанная снегом дохлая кошка — окно выходило во двор.

«Выбрали?»

Вздрогнув, Эрик повернулся — перед ним стояла официантка, румяная блондинка лет двадцати пяти. «Что же вы пугаетесь, товарищ майор?… Я вас не съем!» — она дернула пухлым плечом под прозрачной кофточкой. «А вот я бы вас съел!» — с натугой пошутил Эрик. «Ах!… — кокетливо испугалась девица, закрываясь ладошкой, — Сразу видать — мужчина голодный!» Она шагнула вплотную к эрикову стулу (так, чтобы грудь ее оказалась в сантиметре от его носа) и вытащила из кармана кружевного фартука диктофон: «Что заказывать будем?» «Шашлык по-карски.» «И лаваш?» — «И лаваш.» «И зелень?» — «И зелень.» «И бутылочку бордо?» — «И бутылочку бор… а разве у вас есть?» «Для гостя дорогого …» — официантка спрятала диктофон и поплыла на кухню, покачивая сдобными бедрами. Сквозь прозрачную кофточку и полупрозрачную комбинацию было видно, что бюстгальтер глубоко врезался в ее белые бока.