Время для жизни [СИ] - taramans Страница 20

— Пока я что-то подберу, пару дней здесь поживешь, в той комнате. Но! Из комнаты — ни шагу! Чтобы и не видел никто тебя! Да я тебя сам и закрывать буду, когда на работу буду уходить. А про работу — чего ты хочешь?

— Да так, на первое время — полгода-год… Что-то типа сторожа, дворника или истопника какого-нибудь. Деньги-то на первое время у меня есть, а там — видно будет. И желательно — не в самом городе, а где-нибудь — в пригороде, чтобы светиться меньше.

— Документы мне еще нужно сделать, — всплыло в голове необходимое.

— Х-м-м… ксивы — сложнее, да и, вестимо, дороже. Времени опять же займет. А что конкретно нужно?

— Метрики, аттестат о десятилетке, можно еще чего-нить по мелочи, но, чтобы подтверждали предыдущие.

— Это… зачем же тебе все это? — Савоська был явно удивлен.

— А я хочу вообще все заново — имя, фамилию, отчество, легенду продуманную. Чтобы не одна «попка красноперая» не прицепилась.

— Вон че ты задумал… Как шпиён какой! — хмыкнул «Штехель».

Хотя надо сказать, что по мере присматривания к Савоське, его черты похожести с киношным персонажем размывались. Сейчас казалось — ну да, похож, но не более.

— Я тут переговорю с людьми, ежели согласятся — сведу тебя с ними, о цене и что нужно — сам с ними разговор веди.

— Комиссионные — с меня, Севостьян Игнатьич!

Савоська был явно приятно удивлен, но с виду невозмутимо кивнул.

— Еще — одежда нужна нормальная, разная. — Сергей понимал, что начинать жизнь в пиджаке с чужого плеча (тем более — с трупа!) — гораздо хуже, чем, если выглядеть нормально. Принцип — «по одежке» и так далее, еще никто не отменял.

— Как ты все это продумал-то… сопляк же еще… ну что ж — молодца, в общем-то — Савоська покрутил головой — Денег-то хватит? У тебя их сейчас в достатке, смотри не растраться.

— Деньги, Севостьян Игнатьич, дело наживное! Жалеть их — дело зряшное, ради дела че ж не потратить.

— Ладно, буду думать, покумекаю, куда тебя направить, к кому из знакомых.

— У меня ходит прибираться, да еду готовить одна бабенка из барака, вон — из-за стенки. Постираться опять же помогает. Так что — услышишь, что в коридоре, днем — никшни и сиди, как мышь под веником. Мне разговоры разные — не нужны вовсе!

Сергей отметил, что, говоря про «постирушки» Савоська как-то хмыкнул и дернул головой.

«Видать не только готовить и стирать она сюда ходит, кобель ты старый! Ну — это дело житейское, в общем-то» — заулыбался про себя Елизаров.

Савоська после разговора явно подобрел, раскочегарил какой-то агрегат («керосинка, что ли?»), поставил чайку.

«Совсем хорошо».

— Меня днем нет — на службе я. Так что, какой-никакой харч я тебе буду оставлять, но — не шибко много. Ведро поганое — опять же в комнате поставишь. Если дотерпеть до вечера — невмоготу будет!

— Севостьян Игнатич! А что — Тяпу «наглухо положили»? А он — вохру и лягавого?

— Тяпу холодным в анатомку свезли. А вохра и мент — говорят, выживут, хоть и зацепило их серьезно…

Уйдя в комнату, и завалившись на кровать, Сергей задумался.

Решил он сегодня вопросы вполне себе ключевые. Долю получил, плацдарм для вживания сделан. Заявку на уход из «блатной» жизни сделал, и не был линчеван за это. Тоже — гут!

Со «Штехелем» вопросы порешал. А тот, жучара, по всему видно, связей имеет немеряно. Причем во многих «отраслях народного хозяйства». Заинтересовать мздой, поможет.

Серега спал в эту ночь вполне себе нормально, в относительном комфорте. На кровати, раздевшись. Почему относительно? Белье на кровати было не совсем свежее, пылью в комнате явственно попахивало.

Да и помыться нужно, тело ощутимо почесывалось. Бельишко на себе сменить обязательно. Ну — это вопросы все решаемые, в будущем, дней через несколько.

Утром попаданец проснулся от бряканья замка на двери своей комнаты. Пришел Савоська:

— Вот тебе молока крынка, да полкаравая — с голоду не помрешь! Вот еще — ведро с крышкой. Но — как сказал, старайся терпеть, а то — провоняешь мне здесь все! Я вернусь часам к семи вечера. И — тихо чтобы у меня здесь!

Сергей, после ухода хозяина, умылся. Ну, как можно было — без мыла, зубной щетки и порошка. Морду лица обмыл и хватит! Хорошо, что «Штехель» хоть воды позволил в умывальник набрать.

Потом подумал, разделся до трусов и стал делать зарядку, насколько позволяла площадь малюхошной комнатенки.

«А вот тело это нужно определенно тренировать! Решим организационные вопросы, найдем место жительства и займемся!».

Елизаров в прошлой жизни лет до 35–38 вполне держал себя в форме. Бегать по утрам — не бегал (лениво вставать было!), а месяцев по 6–8 в году в спортзале проводил, любил покачаться на тренажерах. Потом проблемы со здоровьем стали доставать, тренажеры забросил, но пешком ходил регулярно-ежедневно. А на охоте вообще мог прошагать за день километров 20–25.

Вот и сейчас запланировал себе — «если завтра война, если завтра в поход — будь сегодня к походу готов!».

«Вот еще проблема: Чибис-то пацан молодой еще, в самой поре юношеской гиперсексуальности. И сегодня утром уже, проснувшись, перед приходом Савоськи, прочувствовал, что такое утренняя эрекция. Там-то, в прежней жизни, чуток забываться стало, как это — когда одеяло по утрам торчком стоит, и от этого — ноги мерзнут!».

Время тянулось сырой резиной, медленно и вонюче. Он то валялся на кровати, то — вскакивал и вновь разминался, заставляя непривычные мышцы тянуться и работать. И думок — полна голова.

Периодически мысли сбились на жену, дочь, внука, родственников. Грустновато стало.

«Ладно… тут уж ничего не попишешь… Ирина вполне себе ушла в работу, бывало только и разговоров про учеников, коллег-учителей, проблемы на работе. Дочь — тоже с зятем самостоятельные люди, да и личные отношения стали уже не такими теплыми, как раньше. Матери — сестра поможет. Надо честно признать, что в последнее время только звонил в родной город пару раз в месяц, да деньги время от времени небольшие посылал. Хотя — как мать переживет его смерть — тут уж хрен его знает. Надеюсь, что внуки (дети сестры) ее как-то отвлекут. Вот только Егорка… Теплый маленький воробушек… Глазенки блестят, разрумянится: «Деда, деда! А вот слусай…».

Как многие мужики, с возрастом Сергей становился более сентиментальным, и некоторые вопросы, мимо которых в молодости проходил, не задумываясь, заставляли рефлексировать, а то и прямо расстраиваться.