Мэрион Брэдли - Туманы Авалона Страница 200

Пирующие уже успели разбиться на отдельные группы. Гости бродили между столами, лениво жевали сладости, требовали вина и эля и останавливались, чтобы поболтать с родичами и друзьями, которых видели лишь раз в году. Уриенс все еще возился с крыжовником – с зубами у него уже было неважно. Моргейна попросила позволения пойти побеседовать с родственницей.

– Конечно, дорогая! – прошамкал Уриенс. – Нужно будет, чтобы ты подстригла мне волосы, жена, – все соратники теперь стригутся коротко…

Моргейна погладила его по редким волосам.

– Ну что ты, дорогой! Думаю, такая прическа более уместна для твоего возраста. Ты же не хочешь выглядеть, словно мальчишка или монах?

"А кроме того, – подумалось ей, – у тебя этих волос так мало, что если их еще и подстричь, то лысина будет светиться через них не хуже маяка!"

– Вот посмотри, благородный Ланселет носит длинные волосы, и Гавейн тоже, и Гарет – а их ведь никто не назовет стариками…

– Ты, как всегда, права, – самодовольно согласился Уриенс. – Пожалуй, это наилучшая прическа для зрелых мужчин. Стрижка хороша лишь для мальчишек вроде Увейна.

И действительно, Увейн уже успел обрезать волосы в соответствии с новой модой, так, что они спускались лишь немного ниже ушей.

– Я смотрю, в волосах Ланселета тоже появилась седина. Все мы не молодеем, моя дорогая.

«Да ты уже был дедом, когда Ланселет только появился на свет!» – сердито подумала Моргейна, но вслух пробормотала лишь, что все они уже не так молоды, как десять лет назад – истина, которую вряд ли кто-то сумел бы оспорить, – и отошла.

Все– таки Ланселет по-прежнему оставался прекраснейшим из мужчин, которых доводилось повидать Моргейне; по сравнению с ним даже лицо Акколона уже не казалось таким безупречным и правильным. Да, в его волосах и аккуратно подстриженной бороде действительно проглядывала седина, но глаза все так же светились улыбкой.

– Здравствуй, кузина.

Радушный тон Ланселета застал Моргейну врасплох. – "Да, пожалуй, Уриенс сказал правду: все мы не молодеем, и мало осталось тех, кто помнит времена нашей молодости", – подумала Моргейна. Ланселет обнял ее, и она почувствовала шелковистое прикосновение бороды к своей щеке.

– А Элейна здесь? – спросила Моргейна.

– Нет, она всего лишь три дня назад родила мне еще одну дочь. Элейна полагала, что роды случатся раньше и она достаточно оправится, чтобы поехать на праздник, – но это оказалась прекрасная крупная девочка, и она сама выбрала время для появления на свет. Мы ждали ее три недели назад!

– Сколько же у тебя уже детей, Ланс?

– Трое. Галахаду уже целых семь лет, а Нимуэ – пять. Я не так уж часто их вижу, но няньки говорят, что они весьма умны для своего возраста. А младшую Элейна решила назвать Гвенвифар, в честь королевы.

– Пожалуй, мне стоит съездить на север и навестить Элейну, – сказала Моргейна.

– Я уверен, что она тебе обрадуется. Ей там одиноко, – отозвался Ланселет.

Моргейна очень сомневалась, что Элейна так уж обрадуется ее появлению, но это касалось лишь их двоих. Ланселет взглянул в сторону возвышения; Гвенвифар как раз пригласила Изотту Корнуольскую сесть рядом с ней, пока Артур беседовал с герцогом Марком и его племянником.

– Ты знакома с этим молодым человеком, Друстаном? Он – прекрасный арфист; хотя, конечно, с Кевином ему не сравниться. Моргейна покачала головой.

– А Кевин будет играть на пиру?

– Я его не видел, – сказал Ланселет. – Королева не хотела, чтобы Кевин присутствовал на празднестве, – двор сделался слишком христианским для этого. Но Артур по-прежнему высоко ценит и его советы, и его музыку.

– Не сделался ли и ты христианином? – напрямик спросила его Моргейна.

– Хотел бы я им стать… – отозвался Ланселет со вздохом, идущим из самых глубин души. – Но их вера кажется мне чересчур простой – само это представление, что надо всего лишь верить, что Христос умер ради того, чтобы раз и навсегда искупить наши грехи. Я же слишком хорошо знаю правду… знаю, что мы проживаем жизнь за жизнью и что лишь мы сами в силах завершить те дела, которые некогда начали, и исправить причиненный нами вред. Здравый смысл просто не может допустить, что один человек, каким бы святым и благословенным он ни был, способен искупить грехи всех прочих людей, совершенных во всех их жизнях. Как иначе объяснить, почему одним людям дано все, а другим – очень мало? Нет, я думаю, что священники жестоко обманывают людей, когда уверяют, что могут беседовать с богом и от его имени прощать грехи. Как бы мне хотелось, чтобы это было правдой! Впрочем, некоторые священники действительно добрые и праведные люди.

– Я ни разу не встречала священника, который хотя бы отчасти сравнялся ученостью и добротой с Талиесином, – сказала Моргейна.

– Талиесин был человеком великой души, – отозвался Ланселет. – Наверное, такой мудрости невозможно достичь за одну лишь жизнь, посвященную служению богам. Должно быть, он из тех людей, которые отдают этому служению сотни лет. В сравнении с ним Кевин столь же мало годится для роли Мерлина, как мой малолетний сын – для того, чтобы занять трон Артура и повести войска в битву. Талиесин был так великодушен, что даже не ссорился со священниками, – он понимал, что они служат своему богу как могут и, возможно, много жизней спустя поймут, что их бог куда величественней, чем они думали. И я знаю, что он уважал их стремление сохранять целомудрие.

– Мне это кажется святотатством и отрицанием жизни, – сказала Моргейна. – И я знаю, что Вивиана тоже так считала.

«С чего вдруг я принялась спорить о религии именно с Ланселетом?»

– Вивиана, как и Талиесин, принадлежала иному миру, иным временам, – отозвался Ланселет. – То были дни великанов, а нам теперь остается обходиться тем, что мы имеем. Ты так похожа на нее, Моргейна…

Ланселет улыбнулся, и от его печальной улыбки у Моргейны защемило сердце. Когда-то он уже говорил ей нечто подобное… «Нет, это был сон, только я уже толком его не помню…» Ланселет же тем временем продолжил:

– Я видел тебя с твоим мужем и пасынком – уверен, что он станет соратником. Я всегда желал тебе счастья, Моргейна. Ты много лет казалась такой несчастной, – и вот теперь ты стала королевой, и у тебя замечательный сын…

"Ну, конечно, – подумала Моргейна, – чего еще может пожелать женщина?…"

– А теперь я должен пойти засвидетельствовать свое почтение королеве…

– Конечно, – отозвалась Моргейна, и невольно в ее голосе проскользнули нотки горечи. – Тебе наверняка не терпится поговорить с ней.

– Моргейна! – в смятении воскликнул Ланселет. – Все мы знаем друг друга много лет и приходимся друг другу родичами – неужели мы не можем предать прошлое забвению? Неужели ты до сих пор так сильно презираешь меня и ненавидишь ее?

Моргейна покачала головой.

– Я не испытываю ненависти ни к тебе, ни к ней, – сказала она. – С чего бы вдруг мне вас ненавидеть? Но я думала, что ты теперь женатый человек – и что Гвенвифар заслужила, чтобы ее оставили в покое.

– Ты никогда не понимала ее! – с пылом произнес Ланселет. – Мне кажется, ты невзлюбила ее еще с тех пор, когда вы обе были юными девушками! Это нехорошо с твоей стороны, Моргейна! Она раскаялась в своих грехах, а я… а я, как ты уже сказала, женат – на другой. Но я не стану шарахаться от Гвенвифар, словно от прокаженной. Если она нуждается в моей дружбе – дружбе родича ее мужа, – она ее получит!

Моргейна чувствовала, что Ланселет говорит совершенно искренне; ну что ж, для нее все это уже не имеет значения. Она уже получила от Акколона то, что так долго и безуспешно пыталась получить от Ланселета… И все же, как ни странно, Моргейна ощутила боль – наподобие той, какая остается на месте выдернутого больного зуба. Она так долго любила Ланселета, что даже теперь, обретя способность смотреть на него без желания, она ощущала внутри себя ноющую пустоту.

– Извини, Ланс, – тихо произнесла Моргейна. – Я не хотела тебя сердить. Ты правильно сказал – все это осталось в прошлом.

«Очевидно, Ланселет и вправду верит в то, что они с Гвенвифар могут быть всего лишь друзьями… возможно, он действительно на это способен. А королева сделалась теперь такой благочестивой… И все-таки мне что-то не верится…»

– Ага! Ланселет, ты, как всегда, любезничаешь с самыми красивыми дамами двора! – произнес чей-то веселый голос. Ланселет обернулся и сграбастал новоприбывшего в охапку.

– Гарет! Как тебя сюда занесло из твоих северных краев? Ты ведь у нас теперь женатый человек и хозяин дома… Сколько детей тебе уже подарила твоя леди, двоих или троих? Красавчик, ты выглядишь так хорошо, что даже… даже Кэй теперь не сможет посмеяться над тобой!