Юрий Корчевский - Бей! Корсар из будущего Страница 21

Меж тем наше судно уходило от волока по Дону, вниз по течению. Справа показалось устье Северного Донца. Теперь уж и Азов близко.

Мы пополнили запасы пресной воды – впереди соленое море.

И вот уже остались позади стены древнего Азова: мы вышли в Азовское море.

Море мелкое, изобилующее отмелями, но богатое рыбой. Все, свободные от вахты, закидывали с борта удочки. Наловили леща, мелкой тюльки, попадались и судаки. Если бы сеть была, может, и осетра бы поймали. На обед у нас была прямо-таки королевская уха. Рыбы при закладке в котел не жалели, и фактически это была вареная рыба с небольшим количеством бульона. Наелись все от пуза.

Миновали узкий пролив; справа начинался Крым. На полуострове, невидимый с моря, за Крымскими горами, располагался Бахчисарай, резиденция крымского хана – союзника и вассала Порты, известный рассадник раздоров, набегов, средоточие зла. Сколько русских пленников здесь страдали и мучились, обливались слезами, погибали от побоев и непосильного труда! Случалось, крымские варвары оттачивали на пленных умение стрелять из лука, используя мужчин в качестве живых мишеней.

Идти решили, держась берега, не подходя, впрочем, близко. Судно купеческое, вооружения нет, вздумается крымчакам нас задержать и ограбить в своих водах – и сделать ничего не сможем. Однако удача нам сопутствовала, и Крымское побережье мы миновали без неприятностей.

Кормчий начал заворачивать судно вправо, огибая полуостров. Я подошел к Кондрату.

– Туда надо, – махнул я рукой, – путь сократим.

Зачем огибать полуостров, выходя к устью Днепра, когда можно напрямик выйти к побережью нынешней Болгарии?

– Ты что – бывал в этих краях?

– Давно.

– Ну, пусть будет по-твоему.

Кондрат отдал распоряжение, и кормчий отвернул от полуострова. Бурчал под нос, что вдоль берега безопаснее, случись шторм, но когда к исходу второго дня впереди забрезжила в туманной дымке земля, умолк.

Мы повернули влево, идя вдоль берега. Я всматривался в бескрайнюю водную гладь, уходящую за горизонт. Только справа по ходу ушкуя виднелось побережье.

Я услышал за спиной всплеск воды. Обернулся. К нам приближалась небольшая стайка дельфинов. Они легко обогнали наше судно и теперь резвились, выпрыгивая из воды и с шумом погружаясь обратно. Наша команда любовалась грациозными обитателями моря: они сопровождали нас еще несколько часов, не приближаясь, однако, близко к ушкую. И вот их черные блестящие спины остались далеко за нами.

Через пару дней вдали показались купола Айя-Софии, бывшего православного храма Константинополя, а нынче – Стамбульской мечети.

Мы вошли в пролив Босфор, перегороженный толстенной железной цепью. Все столпились у левого борта, разглядывая красоты бывшего Царь-града. После уплаты пошлины цепь опустили.

Мы ненадолго пристали к берегу, чтобы пополнить наш провиант и запас пресной воды, и продолжили плавание.

Теперь мы плыли по Мраморному морю. Даже вода морская стала другой – не серой, как в Черном море, а бирюзовой.

Солнце с каждым днем грело все сильнее. У нас дома в это время уже в кафтанах ходили, а здесь, в этих широтах, матросы даже рубахи скинули, наслаждаясь теплом. Морской воздух был насыщен йодом, запахом водорослей.

Миновав Дарданеллы, мы вышли в Эгейское море, изобилующее маленькими островками. Около недели тащились в виду греческих берегов, пока не вышли в Ионическое море.

Кормчий опять начал уводить судно вправо – вдоль берега. Я подскочил к нему:

– Влево давай, напрямик! Прямо по курсу Итальянский сапог будет!

– Чего будет? Зачем нам сапог? – вмешался подошедший Кондрат.

– Делай, что велят.

Насупившись, кормчий начал крутить штурвал влево.

Я же хорошо представлял карту этих мест, тем более что и жил в этих местах. Правда, Венеция севернее, а мы, если я не ошибся, выйдем к Бари или другому итальянскому городку, коих на побережье немало. Правда, и Италии, как единого государства, нет – вся она разбита на княжества, но язык и уклад жизни у народа один. Нет уж более Великой Римской империи. Хотя несколько столетий как существует Священная Римская империя немецкой нации, провозгласившая себя преемницей той Великой империи. Она включала Германию и часть Италии, кроме… Папской области с Римом!

К концу второго дня впереди, в дымке, показалась земля.

– Вот она, Италия! Так куда мы путь держать будем? Венеция – севернее, Флоренция – в глубине полуострова, это не порт. А уж до Неаполя или, скажем, Рима или Генуи – еще плыть да плыть.

– А где торговля лучше?

– Почем мне знать? Я не купец. Пристанем в любом городишке, поговорим с торговым людом – там и ясность будет.

Нас перебил кормчий.

– На полночь тучи собираются да кости ломит. Непогода будет, я чую.

– Эка невидаль, дождя испугался, что ли? Ну – не сегодня пристанем к берегу, так завтра, – беспечно бросил Кондрат.

Я тоже не придал значения словам кормчего. Адриатическое море – не Тихий океан, к тому же сейчас лето, не зима – сезон бурь и штормов.

А через пару часов задул сильный ветер – да так, что пришлось убрать часть парусов, оставив лишь малый, чтобы судно слушалось руля.

Кормчий развернул ушкуй против ветра, который крепчал и крепчал, завывая в снастях. По морю, еще недавно ласковому, теплому и бирюзовому, пошли гулять крупные волны. Нас швыряло, палубу захлестывало водой, деревянный корпус корабля стонал. Мы едва успевали вычерпывать воду. Быстро темнело, затем внезапно хлынул дождь.

Свободные от вахты матросы залезли в трюм. Оставшиеся обвязались веревками и прикрепили их к мачтам, дабы не быть смытыми за борт. Вот тебе и теплые благословенные края!

Нас начало перекладывать с борта на борт. Кондрата укачало, и он лежал на своем рундуке зеленый, то и дело выбегая из каюты, – его тошнило. А ведь с виду – здоровый мужик. Впрочем, припоминал я, даже легендарный адмирал Нельсон страдал морской болезнью. Я и Ксандр чувствовали себя сносно.

Совсем стемнело.

Волны вздымались все выше и выше и с грохотом били в борта. Ветер продолжал усиливаться, хотя, по моему мнению, он был настолько силен, что дальше уже некуда. Это не просто шторм – ураган. И где? Почти в луже, ведь Адриатика – даже не Средиземное или Черное море.

Наступила ночь, порывами хлестал дождь, не было видно ни зги.

Около полуночи раздался сильный треск и удары, донеслись крики с палубы.

Мы выскочили из каюты. Мачта была сломана. При падении она сломала ограждение, или по-морскому – фальшборт, и снесла в пучину двоих матросов из команды. Лишь тросы и веревки связывали сломанную мачту с кораблем, превращая ее в таран. С каждым ударом волн обломок мачты бил в борт, грозя его пробить.

– Руби снасти! – закричал кормчий, стоявший у штурвала.

Мы, все трое, бросились к вантам и тросам. Ножами стали резать снасти. На помощь подскочил матрос с топором, стал рубить веревки. Наконец освобожденная мачта вздыбилась в последний раз на волне, и ее отнесло от нас.

Теперь корабль, потеряв мачту и небольшой, обычно используемый лишь при шторме, парус, не слушался руля.

Ушкуй бросало как щепку, и на палубе уже не оставалось никого.

Кормчий прошел вместе с нами в каюту. Он вытер рукавом мокрое лицо, снял и кинул в угол мокрый плащ.

– Остается помолиться и вверить наши души Господу – больше уповать не на что.

Мы встали на колени и начали молиться на иконы, висевшие в углу каюты. Их было две: с ликами Христа и святого Пантелеймона – покровителя воинов, странников и болящих.

Первым поднялся с колен Ксандр.

– Давайте выпьем, все не так жутко будет.

Я уже бывал на море, и не скажу, что это мне сильно нравилось. Но Ксандр и Кондрат моря до этого не видели никогда. Совершали походы за товаром, но – по рекам и озерам. А из озер, пожалуй, только Ладожское может бушевать, как море. А тут – такое безбрежное пространство, кое и глазом охватить невозможно.

Мы пустили по кругу кувшин с вином. Пили, да не хмелели. Тяжкие мысли и предчувствия занимали наши головы и сжимали наши сердца. Наконец, сморенные штормом и выпитым вином, мы забылись беспокойным сном. Глухие удары волн, завывание ветра, шум дождя, скрипы и стоны обшивки слились в ужасную какофонию. Даже сквозь сон я слышал этот шум.

Сколько часов нас носило по морю, никто и представить не мог. Наконец днище корабля зашуршало по грунту, раздался мягкий толчок. Наше судно село на мель.

Все в каюте пришли в себя и выбежали на палубу. Во тьме, лишь иногда разрезаемой вспышками молний, было видно, что волны бьются о берег.

– Одно утешает – корабль не разбился и мы на берегу, все целы. Утром разберемся, – устало изрек Кондрат.

Мокнуть под ветром и дождем никому не хотелось, и мы вернулись в каюту. Беспокойно поворочавшись на рундуке и слегка успокоенный мыслью о том, что берег рядом, я впал в забытье. Силы оставили меня.