Константин Калбазов - Бульдог. Экзамен на зрелость Страница 21

– А если они уводят полон не на продажу, а для того, чтобы посадить на землю? Ведь к татарам налегке уходили, – усомнился драгунский майор.

Запорожские казаки значительно отличались от тех же донских. У последних, несмотря на то что под ногами была плодороднейшая земля, под страхом смерти запрещалось ее возделывать. Отчего так – никто не знал, быть может, казачки боялись того, что с возделыванием земли среди них произойдет расслоение, а может, опасались, что вместе с землепашцами вскоре появятся и господские усадьбы. Как бы то ни было, но землепашество считалось у них неприемлемым.

Правда, в последние годы положение понемногу менялось. В первую очередь благодаря появлению военных поселений, которые могли дать серьезный отпор возжелавшим их ограбить и все порушить. Ну и крепкой руке государя, который за подобное карал нещадно. Никто не запрещал казакам жить прежним укладом и не посягал на их права. Но и им лучше было позабыть о принятом некогда решении безнаказанно грабить любого возжелавшего обихаживать землю.

Кстати, расслоение на Дону уже пошло. Нашлось немало казаков, пожелавших осесть на земле. Дабы не нагнетать ситуацию, такие казаки выводились из Донского казачьего войска и переводились в статус военных поселенцев. Для них даже была выделена отдельная территория. На практике они оставались все той же легкой кавалерией, да и в боевом отношении ничего не потеряли. Платить за набеги набегами для них было обычной практикой.

Нашлись и среди донцов те, кому такие порядки пришлись не по нраву. Однако их мало кто спрашивал, а за своеволие строго взыскивали. Поэтому недовольные перебрались на Кубань, к обретавшимся там некрасовцам.

Впрочем, у последних также произошло разделение после издания указа о старообрядцах. Некрасовские казаки были старообрядцами, и отмена гонений для них стала весомым аргументом для возвращения. Другие вернулись после проведенной Канцелярией безопасности определенной работы. Она имела успех в связи со скоропостижной смертью три года назад идейного лидера атамана Некрасова[10]. Постигла беда и ближайших его сподвижников. Кто пропал без следа, кто угас, подхватив какую-то заразу. Так что даже в результате оттока и разделения казаков на войсковых и оседлых общая численность Войска Донского только увеличилась.

У запорожцев дела обстояли несколько иначе. Так, у них не запрещалось возделывать землю или идти в работники на казачьи хутора, а также обзаводиться семьями. Желающим беспрепятственно выделялись наделы. Вот только полноценными казаками такие считаться не могли. Их называли зимовыми казаками, или в насмешку гнездюками, были и иные прозвища. Они также были обязаны иметь воинскую справу, содержать боевого коня. Привлекались к несению караульной службы, выполняли повинности по поддержанию в надлежащем состоянии воинских укреплений.

Но в походы зимовые казаки призывались только в случае крайней на то нужды. Основная их роль состояла в том, чтобы обеспечивать всем необходимым сечевых казаков, лыцарей, как они сами себя называли.

По сути, для беглых и решивших осесть на землях под рукой Сечи ничего не изменилось. На родине они работали на помещиков, панов и бояр, здесь – на казаков. Разве только законы у запорожцев были не в пример более справедливыми и жилось куда привольнее. Никто и не думал отбирать у них последнее, обрекая на голод.

Именно поэтому майор Прутков и предположил, что казаки могли уводить не просто полон, но работников, которых собирались посадить на землю возле Алешковской Сечи. В этом случае это по большому счету был и не полон, в прямом понимании слова, а скорее принудительное переселение, и пленным не угрожало рабство у иноверцев.

– Хм. Ты, господин майор, думай наперед, что говоришь-то, – почесав кончик носа, возразил сотник. – Оно конечно, нынче мы по разные стороны, да только они казаки. Коли кто сам придет да попросится осесть на земле близ Сечи, то его примут под свою руку. А чтобы увести в полон да силой посадить землю обихаживать, среди запорожцев такого отродясь не водилось.

– Ты еще помяни мне моих крепостных, – покачав головой и поудобнее устраиваясь в седле, ухмыльнулся Прутков.

– А и помяну. Иль скажешь, не владеешь людишками?

– Отчего же. Да только я ведь вольных людей в полон не уводил и в рабство не обращал. Господь так распорядился, не я. А эти своих единоверцев резали, а теперь в полон уводят к туркам. Пусть я владею крепостными, но их судьба куда лучше, чем та, которую уготовили им те казачки, за которых ты вступаешься.

– Да не вступаюсь я ни за кого, – стушевался сотник.

– А люди твои? Они как?

– Ты напраслину-то не возводи. Где это слыхано, чтобы казаки слову своему изменяли! – тут же вскинулся сотник, устремив на майора возмущенный взгляд. – Иль удумал, что драться не станем? Не сомневайся, еще и похлеще твоих драгун будем.

– В том, что вои вы превосходные, сомнений у меня нет. Не кипятись. А вот уточнить по поводу того, станете ли биться с теми, с кем еще не так давно бражничали, совсем не помешает.

– Вот уточнил у меня, и будя. Казачки услышат, так не посмотрят, что в чинах, холку враз намылят.

– Добро. Значит, думаешь, если возможность уйти будет, они уйдут? – меняя тему разговора, поинтересовался Прутков.

– Коли будут знать, что сил отбиться и сберечь полон недостанет, так и поступят. А нас тут добрых четыре сотни, да при двух орудиях. Так что не сомневайся, уйдут.

– А людей резать не станут?

– Да что ты будешь делать! Андрей Сергеевич, что у тебя за вопросы такие? Татары не делают такого никогда, с чего бы казакам-то подобное творить?

– Ну мало ли. Ладно, давай думать, как станем людей вызволять.

– Так…

– Ты не торопись, Тарас Степанович. Если просто испугать и дать им возможность уйти, то они потом опять вернутся. А то и вовсе воспользуются тем, что мы отвлеклись на полон, и на другое селение надвинутся.

– Побить хочешь?

– Хорошо бы всех, а не выйдет, так хотя бы большую часть. Государь нам велел охранять здешние пределы и укорот давать зарвавшимся, а не просто оружием бряцать. Вот и давай думать, как лучше это делать.

– Что же, давай будем думать… – смиряясь с неизбежным, вздохнул сотник.

Сегодня он примет боевое крещение. Вернее, ему предстоял первый настоящий бой, а не просто обстрел очередной родовой татарской стоянки с почтительного расстояния. Тогда ему приходилось действовать, находясь в недосягаемости для противника, ввиду отсутствия у татар артиллерии и сил для атаки батареи, находящейся в тылу. Да и в те три боя все его участие сводилось к одному выстрелу на орудие, больше для того, чтобы деморализовать степных воинов, а не нанести хотя бы какой-нибудь урон.

Сегодня же все будет по-другому. Им предстояло отбить прямую атаку на их позиции. А это совсем не одно и то же. В связи с этим подпоручика Пригожина переполняли противоречивые чувства. С одной стороны, нетерпение и жажда действий, с другой – страх и неуверенность в своих способностях. Благополучный исход во многом зависит именно от артиллерии. Замешкаются, дрогнут – и тогда их небольшой отряд сомнут.

Его призвали на службу два года назад. Молодой человек, у которого энергия била через край, уже видел себя в чине офицера. Но, как выяснилось, все не так просто. Дворянского звания в русской армии было недостаточно, и теперь нужно было еще получить и соответствующее образование. Ему надлежало пройти двухгодичное обучение в кадетском корпусе, которое не засчитывалось в пятилетний срок службы дворянского сословия.

Согласно указу императора, дворяне, призванные на воинскую службу, теперь должны были служить пять лет. По окончании этого срока они увольнялись со службы и убывали в свои имения или же могли распоряжаться собой по собственному усмотрению.

После обязательной службы офицеры переходили в резерв, в котором пребывали до достижения сорокапятилетнего возраста. В случае необходимости их могли призвать на службу, а случиться это могло в любой момент. Поэтому дворяне были обязаны иметь в постоянной готовности все воинское снаряжение.

Молодой и горячий Сергей очень хотел попасть в драгуны, единственный кавалерийский род войск русской армии. Драгунские полки претерпели некоторое изменение, так как по сути это была пехота, посаженная на коней для повышения маневренности, что уже не удовлетворяло императора. Из их вооружения были изъяты шпаги, вместо них появились шашки, кавказский клинок, который куда больше подходил для кавалерийской атаки.

Для солдат клинок не был носимым, он крепился к седлу и предназначался только для конного боя. В связи с этим была скорректирована система обучения. Для боя в пешем порядке солдаты получили штыки, которые носились на драгунских фузеях в двух положениях, походном и боевом.

Однако Пригожину не повезло. Во всяком случае, тогда он думал именно так. При прохождении испытаний его определили не в желанную кавалерию, а в артиллерию. Всему виной его достижения в математике.