Марик Лернер - Построить будущее Страница 21

— Вижу, — подтвердил Ласси и, обернувшись к Артемию Григорьевичу, определенно с ехидцей переспросил: — Так кто был прав?

Господибожемой, неужели действительно конец? Сейчас поторгуемся об условиях, и никаких больше сражений. Сплошной отдых. Им же надо соблюсти лицо и добиться почетных условий, нам доложить в Петербург о виктории. Сразу не выйдет. За каждый пункт соглашения станут биться. Но это уже не мои заботы. Гораздо интереснее дальнейшее. Куда пойдем. До зимы долго. Неужели в Крым на помощь Миниху?

— Странная бумага, — заглядывая через плечо, удивился секунд-майор Лебедев, командир первого батальона и старший после меня в полку по званию.

Ничего особенного, исполнительный и без особой фантазии. Всю жизнь, с малолетства почти до шестидесяти, тянул лямку по гарнизонам и давно растерял всякие иллюзии, если даже и имел их в розовой юности. В генералы попасть не мечтает, предел желаний — собственная деревенька на тучном черноземе и сотня людишек. Посему даже не завистлив и выполняет все согласно распоряжениям полностью и тщательно. Удобен и безотказен по службе.

— Прислали в качестве образца некоторое количество с моей бумагоделательной фабрики, — объясняю, продолжая черкать карандашом.

На мою привычку рисовать под настроение давно перестали обращать внимание. Каждый забавляется как умеет. В карты не играю. Ну почти. Не азартен в этом смысле, но иной раз приходится. Особенно когда зовут в компанию вышестоящие. Иногда за столом в маленькой компании под кидание козырей решают серьезнейшие вопросы. Предпочитаю все же баловаться рисунками.

— Никогда такой не видел, — озадаченно говорит, щупая краешек листа.

— Специально для рисования и черчения изготовлена. Шероховатая, и на нее хорошо ложатся изображения. Хотят назвать «тканевой» и пустить в массовое производство.

Не уверен полностью, но есть подозрение — это ватман. То есть название появилось по фамилии хозяина фабрики Ватмана и стало нарицательным. Только этого англичанина еще не существует, или, по крайней мере, в России он неизвестен, как и его производство. Называть в его честь соответственно странно. Ломоносовской неуместно и нескромно. К данному процессу никакого отношения не имею, и хватает без того уворованного.

Нужно было нечто броское и чтобы у нас и за границей одинаково понимали и легко произносили. Ничего удачнее слова «картон» от французского carton или итальянского cartone, что в переводе означает «бумага», я не придумал и отписал, пусть сами изобретают, если мое название не понравится. Нечего лишний раз отвлекать от исполнения воинского долга. Вопрос не принципиальный. Пора своими мозгами соображать.

— Нет, — излишне громко провозгласил Брант, — вы не правы, Михаил Васильевич.

Он уже достаточно набрался, чтобы перестать следить за языком, но слегка не хватило до падения носом в тарелку. В принципе все мы в хорошем градусе. В другое время и в другом состоянии Лебедев бы тоже щупать бумагу не полез. Не на тайной вечере, пирушка в честь победы русского оружия над супостатом. Как-никак после вполне ожидаемых крайне нудных переговоров с Мустафой-ага, азовским пашой, гарнизон капитулировал. За взятие города офицеры и нижние чины награждены двухмесячным жалованьем. Не отметить сразу оба события соответствующим образом как-то не по-нашенски.

Времена сейчас натурально удивительные. Никто не возбраняет резать пленных, продавать в рабство случайных людей. Не надо думать, что русские ничем таким не балуются. Просто взрослого татарина на землю не посадишь и работать не заставишь. Не умеет, и поздно учить. Проще прикончить. Малолеток еще как продают желающим. И неизвестно, чья участь горше.

И одновременно отпускают под честное слово не участвовать в боевых действиях до конца войны. И ведь верят! В нашем случае и вовсе срок один год, да еще и позволено взять собственное оружие, одна единица на выбор — ружье, лук, пистолет и сабля. Ну орудия, провиант, за исключением количества необходимого для довольствия гарнизона во время похода, пороховые погреба и мины достались победителю.

Немалое число: сто тридцать шесть медных пушек, шестьдесят восемь чугунных, шесть медных дробовиков, двадцать четыре чугунных дробовика, две медные мортиры, пять чугунных мортир, как водится, все разных видов и размеров. О стандартизации не особо задумываются и используют артиллерию со времен царя Гороха. Пользы от большинства пушек никакой, дешевле отправить в переплавку. Или подарить казакам для их городков. Ничего не стоит, а жест широкий.

Только это не в моей компетенции. Я лично участвовал в пересчете уходящих. Нашли самого молодого и сделали крайним. Так что в курсе всех подробностей, и цифры самые верные. Крепость покинуло три тысячи четыреста шестьдесят три человека турецких воинских сил, а также ушли две тысячи двести тридцать три горожанина и сто двадцать один купец из армян и греков.

Видимо, неплохо их кормят, раз с иноверцами спелись и задерживаться на две недели, разрешенные соглашением, не стали. Хотя проследить после ухода гарнизона за целостью имущества жителей некому. Полагаю, новые люди, встав на квартиры, особо церемониться с чужим добром бы не стали. Даже в России освобождение от постоя считается огромной льготой, и дают его далеко не всем. А в разбитом городе и домов почти не осталось.

— Я вас очень уважаю, — Яков энергично кивнул, а я невольно забеспокоился, как бы у него голова не отлетела от такого темперамента, — за многогранность таланта, но с Крымом вы улетели в поэтические фантазии.

Ну совсем раздухарился. Еще немного, и назовет штафиркой. Кстати, раньше и не подозревал, откуда пошло выражение. А оказывается, чиновники при письме используют штафирку, подкладку около рукава, для сбережения рукава от трения. То есть канцелярская крыса, намекают, поминая эдакий нарукавник.

— Невозможно удержать Крым сегодня. И не нужно! — Он опять кивнул сам себе. — Татары никогда не будут полезными нашей империи. Сто тысяч человек, не имеющих ни земледелия, ни торговли: если им не делать набегов, то чем же они жить станут?

— Предлагаете всех вырезать?

— Разбегутся, — уверенно отрезал Брант. — Где у нас только легкой конницы набрать, чтобы ловить местность знающих? Нет. Не удастся.

А в принципе не против, и, кажется, никто не собирается возражать на столь кровожадные речи. Да я и сам как-то спокойно отношусь к идее, но реализация практически невозможна.

— Города с деревнями пожечь, чтобы жрать нечего было, и на Перекопе сесть, заткнув горлышко. Только ведь море. Привезут турки продовольствие. — Он излишне широким жестом развел руками.

— За погибель наших врагов! — вскричал, вскакивая, Перфильев.

Все поднялись, возбужденно чокаясь. Выпили. Яшка, позабыв, о чем недавно говорил, принялся разбирать животрепещущий вопрос о количестве палок провинившемуся солдату. По «зеленой дороге» многие ходили, и, хотя я прямо запретил доводить до смерти, без наказаний тоже нельзя.

— А ведь он прав, — негромко сказал Лебедев. — Сила татар в отработанной до совершенства тактике, в безукоризненном знании местности и навыках передвижения, маскировки и ведения боя в непростых условиях степи. Они не станут идти на прямое столкновение, ежели окончательно из ума хан не выжил. Повиснут на хвосте и будут кружить на дороге.

Он извлек видавшую виды трубку с ясным желанием. Все же перебрал секунд-майор. Прекрасно в курсе — не люблю табачного дыма в закрытых помещениях, и обычно себе не позволяет.

— Давайте выйдем наружу, — предлагаю.

Мои прапорщики, потенциальные поручики, попытались подняться при виде встающего командира. Отмахиваюсь. Сегодня у нас гулянка без чинов.

— И? — спрашиваю на свежем воздухе, оставив позади продолжающих праздновать. — Продолжайте.

— Доставка продовольствия для оккупационных войск превращается в полноценную войсковую операцию, — говорит Лебедев без промедления, раскурив тщательно набитый табаком прибор.

По мне, запах хуже любой махорки. Раньше не понимал, теперь реально почувствовал разницу с табаком будущего. Тамошние сорта горло не дерут. Хотя есть вариант, что я нюхал не самые худшие сорта, в отличие от здешних курильщиков, кои норовят чего подешевле ухватить.

— И малыми группами не прорвешься. Тут уж не поможет и ваш вариант с вагенбургом. Несколько тысяч татар рано или поздно уничтожат обоз. Придется в Крыму годами держать огромную армию.

— А разве есть иной выбор? — отвечаю, помедлив. Из темноты безмолвно возник Геннадий, и я остановил его жестом. Чуть погодя, не сейчас, пусть не сбивает любопытный разговор. — Проблема не вчера назрела. Сначала сугубо оборонительная стратегия с засечной чертой. Когда окрепли, продвинулись южнее, перешли к решительным действиям. При Софье попробовали Крым на твердость. Оказалось, плотные порядки татары взять не могут. Сложность в другом. Поход по суше на Крым возможен только ранней весной. Зимой по степи обозы не протащишь, а летом через огромный пал не пробьешься. То есть еще осенью-зимой надо сосредотачивать эти самые обозы в Изюме — Белгороде, да и пехоту туда выдвигать до распутицы.