Анатолий Матвиенко - Демон против люфтваффе Страница 21

– Конечно! Но вы – иной, я чувствую.

– Не троцкист, это точно.

Мы соскользнули с острой темы и посвятили Дали добрый час. Гениальный псих!

– А как вам нравится его дьявол?

Ничуть не менее опасная тема.

– Вы же коммунистка и, вероятно, католичка. Для христиан дьявол – зло, для марксистов к тому же несуществующее.

– В благородном демоне есть что-то поэтическое, вы не находите?

Ей Богу, ни капельки.

– Не знаю, сеньорита.

Мы вышли под мутное небо. Ни звёзд, ни бомбардировщиков.

– Могу выполнить своё обещание.

– Не обязательно, – улыбнулась Мария. – Я наблюдала. Вы верите женской проницательности? Мне кажется, теперь знаю о вас больше чем вы сами.

– Только кажется. Главное сокрыто. И, поверьте, мне не в тягость сдержать слово.

Она снова улыбнулась. В затемнённом городе нет уличных фонарей. Но эти глаза способны блестеть и в кромешной тьме.

– Договорились. Я сама найду вас через пару дней. Аэродром Кото в той стороне, примерно час быстрой ходьбы. Спасибо за вечер.

– Вам спасибо. Адиос, сеньорита.

Должно быть, я выглядел смешно в тот вечер – широкие вельветовые штаны, куртка, шляпа и "маузер" через плечо, а на круглой морде дурацкая радостная ухмылка. Вышеописанное пугало было арестовано первым же патрулём. В дорогу до Кото мне выделили провожатого.

"Не удалось затащить в койку?"

"Ты пошлое, низменное существо, красный сокол. Гнусные мысли прибавляют твой срок в преисподней".

"Готов к лишнему годику, если смогу поржать над тобой".

У моей комсомольской шизофрении прорезается чувство юмора?

Глава десятая

Бессребреники

Ваня Копец завалил "Юнкерса" и стал объектом подколок от личного состава эскадрильи.

На следующий день после воздушного боя к нам приехала Долорес Ибаррури, она же Пассионария, предводительница местной коммунистической партии и важная шишка в коалиционном республиканском правительстве. Толкнула речугу в духе "но пасаран", поблагодарила русских лётчиков за отказ от премии в 10 000 песет за сбитый самолёт, чем вызвала дружный ропот со стороны прибывших из СССР военлётов. Конечно, они явились из идейных соображений, горя священным пламенем ненависти к фашизму, но 10 000 песет…

Искренне довольная экономией бюджета, партайгеноссе Долорес уточнила, что русские пилоты, равно как и иностранцы, должны получать ежемесячно 2500 песет жалования, независимо от количества и результативности боевых вылетов. Тут овеянный славой победителя "Юнкерса" военлёт Ваня Копец по кличке "Жуан Дьябло рохо" гордо заявил: не нуждаемся, мол, в особом отношении, хотим зарплату не выше испанских специалистов. Как не сложно догадаться, Ибаррури сочла возможным пойти навстречу славному герою и обрезать наше жалование. Точно не знаю, от пятисот до тысячи песет. Учитывая, что мы три сотни вдвоём с Марией просидели в не самом дорогом кафе…

В общем, после митинга Ваню зажали в углу и устроили внеплановое комсомольское собрание с внесением взыскания в торец. Ему популярно объяснили, что нельзя говорить от имени коллектива, заранее с ним не посоветовавшись. "Дьябло рохо" ему поменяли на "Рохлю", а фамилию "Копец" извратили матерно, но созвучно. С тех пор только в публичных речах Пассионарии Ваня-Жуан остался "Красным дьяволом".

Воспитание Рохли я пропустил, потому что в свите главной большевички мелькнули знакомые сине-чёрные глаза.

– В том же кафе в семь. Устроит?

– Даже если на моём пути окажется вся армия Франко.

Здесь любят пышные метафоры. Тем более по дороге к кафе не пришлось прикончить даже муравья.

– Жду историю.

– Жаль, что не меня, – я подозвал официанта и сделал заказ побольше, не стесняясь снижения зарплаты. – Только предупреждаю, в мой рассказ никто не поверит, даже вы. Но вам я докажу, остальным и пытаться не буду. Не обещаю, что вы сможете использовать его как журналистка.

Лёгкая улыбка. Что поделаешь – красавица. Как только ей не пытались пудрить мозги. Но не историей гибели на Иудейской войне и реинкарнацией в теле красного военлёта. О том, что бывший управляющий туловищем сидит тут же, наслаждается вкусом вина и практически ни слова не понимает из разговора, я умолчал.

– Потрясающе! Независимо от обещанного доказательства. Иудейская война… Это о ней писал Иосиф Флавий?

– Браво! Не многие из современной молодёжи знают его имя. Вы получили классическое образование, синьорита?

А то как же. Потом хорошая девочка из добропорядочной семьи влюбилась, сбежала с марксистами, разочаровалась в отдельно взятом революционере, но не в единственно верном учении.

– Моя история обычная, – скромно оценила себя Мария. – Ваша же…

– Сальвадор Дали отдыхает. Для доказательства мне нужна подушка.

– Постель?!

– Не надо торопить события, сеньорита. Подушка заглушит выстрел из "маузера".

– Вы сумасшедший?

Я оглядел кабинку. Непродолжительную демонстрацию в стиле ню вряд ли увидят из общего зала. Расстегнул рубаху и показал шрам на пузе.

– Это выходное отверстие, крупнокалиберный пулемёт истребителя "Фиат", память о первом боевом вылете. В почке – входное. Будете смотреть?

Она зажала рот пальцами. Бесконечно готов смотреть и на губы, и на пальцы – не нужно заслонять одно другим.

– Я прострелю себе что-нибудь на ваших глазах. На ваш выбор, только не голову.

– Вы… вы хотите сказать, что бессмертны?

– Нет, наоборот. Я умер девятнадцать веков назад. И с тех пор никого не любил. Пока не встретил вас.

На улице я завёл её в первый попавшийся подъезд шестиэтажного дома, отворил первую же сломанную дверь, где порезвились мародёры. Никого, только выдвинуты ящики из столов, открыты шкафы. В спальне аккуратно, видно – как и при хозяевах.

– Не надо!

Не знаю, что конкретно имелось в виду в этот момент.

– Я обещал. Предпочитаю сдерживать обещания.

Снял куртку и рубаху, повернулся на секунду к ней спиной. Держу пари, не преминула глянуть на пулевой шрам. Достал и взвёл подарок Алонсо.

"Бли-ин! Больно же будет!" – взвыла шиза.

"Да. А как иначе произвести впечатление? Сиди, зритель, и учись".

Выбрал самую мелкую подушку, положил левую руку на прикроватный столик. Мария зажала уши перед тем, как "маузер" хлопнул.

От вида крови она побледнела. Только этого не хватало! Ничего, справилась.

– Вот и всё, ранка затянулась, к утру останется застарелый шрам. Пулю можете сами извлечь из столешницы.

Я показал дырявую подушку. Из маленькой почерневшей прорехи выглянуло перо.

– Отопление выключено, с вашего позволения я растоплю камин. Нам есть ещё о чём поговорить, верно?

Через час она задала два вопроса.

– Странно называть тебя Муэрте. Как твоё имя на самом деле?

– Старший лейтенант Иван Бутаков. А, настоящее… Я не произносил его больше тысячи лет. Марк Луций.

– Скажи, Марк. За что тебе дали две тысячи лет?

Ванятке, своему альтер-эго, не ответил. А прекрасной женщине, что лежит рядом под одеялом, отказать сложно.

– Человека убил.

– Одного?

– Многих. Шла война. И до войны отнимал жизни, не терзаясь угрызениями совести. Служба, знаешь ли. Но одного совсем нельзя было убивать. Хоть он и так умирал.

Редчайшее явление – женщина больше не полезла с расспросами. Почувствовала, что не нужно. Мне исключительно повезло с ней.

Мы встречались не часто, в среднем раз в неделю. Мария нашла цивильную квартиру неподалёку от аэродрома, с ключами. Видно, её оставил кто-то из знакомых беженцев.

Иван больше не пытался подшучивать. Я ему объяснил про возвышенность чувств. Тогда и плотское – не грех, а мельчайший кусочек Божьей Благодати.

На приборной панели появилась крохотная фотография Марии, а в кармане комбинезона – маленькая деревянная игрушка (попелье), её подарок и талисман.

Дождливые недели сменились солнечными днями. Теперь "курносые" часто летают. Удивительно: те же самые парни, что спустя рукава несли службу в Союзе, а по рассказам наша бобруйская авиабригада – отнюдь не исключение, здесь подтягиваются и рвутся в бой. Рискуют, часто гибнут. Новые заступают на их место и опять несутся в бой. Ох уж эти русские, не знают золотой середины. Или всё до лампочки, дай напиться до свинства, или грудью на пулемёт "чтоб землю крестьянам в Гренаде отдать", за совершенно смешную зарплату. Я поражаюсь советскому образу мышления, извращённой мотивации поступков, мне ближе западный рационализм. Шизофрения не понимает, почему не нахожу советские modus vivendi и modus operandi[7] естественными и единственно правильными.

До численного равенства с франкистами как до Луны, советская военная помощь поступает в час по чайной ложке, но хоть чуть-чуть прибавилось авиации. Испанцы получают комплекты железа "сделай сам", из которого выпускают "Чатос" и "Москас" местной сборки. В результате полёты бомбардировщиков на Мадрид затруднились. Они перешли к ночным рейдам, как в Мировую войну. Нам же выпало гонять их в темноте.