Александр Карпенко - Грань креста (дилогия) Страница 21

— Сань, я, пожалуй, тут останусь.

— Что такое, начальница?

— Ты меня убьёшь, к чёрту. Всё время катаешься, валяешься, кувыркаешься, и всё на меня упасть норовишь. У меня, похоже, уже пара рёбер сломана. Я здесь схоронюсь как-нибудь. Живы будем, встретимся.

— И правда. Тебя здесь не найдут, а я мишень удобная. Дуй, Люси.

Мышка выскользнула у меня из кармана, забежала на плечо. Задержавшись на мгновение, пощекотала щёку усиками. Нежно, аккуратно. Поцеловала?

— Я пошла. Не сердись, Шура.

— Счастливо, Люси. Привет нашим. Спасибо за всё, мне хорошо с тобой работалось.

— Аналогично. Удачи.

Моя маленькая начальница исчезла в траве. Через мгновение её светлый костюмчик уже было невозможно различить в переплетении сочных стеблей. Господь тебя храни, Люси. На том свете… Впрочем, кто его знает, есть ли у мышек рай? Хотя душа у них точно есть.

Недовольные голоса совсем рядом. Потеряли? Нет, топают в моём направлении вполне уверенно.

Ползком. Бегом. Кувырком. На четвереньках. И снова ползком и бегом, бегом и ползком. Сердце разбухло, распирая грудную клетку. В селезёнке — шило. Лёгкие раздираются, хватая огрызки воздуха. Лицо иссечено ветками. В волосах зелень клоками. Пробежка. Очередь. Нырок. Откатился. Перевернулся на брюхо. Вскочил. Побежал. Споткнулся. Лицом — в колючки. Не задерживаться. Вперёд! Быстрее! Ещё быстрее! Быстро, как только возможно! И ещё быстрее!

Одежда — в лохмотья. Губы спеклись. На теле — сплошные синяки. Кто это всегда подкладывает камушки да сучки именно туда, куда я падаю? Волосы слиплись от пота. В глазах темно. Куда бегу? Вперёд, вперёд! Споткнулся об очередную корягу. Лечу головой в какую-то впадину. Лбом — обо что-то твёрдое. Из глаз искры. Присел, потряс ушами.

Я находился в премиленькой котловинке, шагов пятидесяти в диаметре. Края её окружали заросли кустарника — округлые серебристо-голубые растеньица, пушащиеся мохнатыми лапками, украшенными крошечными красноватыми шишками. Крутые берега, покрытые густым ковром травы, опускались к озерку, звенящему под струйкой миниатюрного водопадика, выпрыгивающего из-под нагромождения замшелых валунов, увенчанного раскидистым деревцем с тёмными кожистыми листочками.

На воде покачивались заякоренные пятнистыми стеблями жёлтые лодочки цветов с вишнёвыми язычками-парусами. Шестикрылая стрекоза завершала разворот над огромным сердцевидным листом, заходя на посадку.

Продолжая сжимать в руках заляпанный грязью автомат с последним магазином, я прислонился спиной к жёсткому коврику лишайника, наброшенному на валун. Сил не было даже проползти пару шагов к воде — смочить пересохший до трещин рот. К чему-то вспомнилось четверостишие бессмертного Хайяма:

Гонимый роком, ты опять упал.Беги. Терпи. Не плачь, что ты устал.Где в этой гонке финиш, знает толькоОдин лишь тот, кто дал на старт сигнал.[2]

Не, ну её к бесу, эту беготню. Прилягу-ка я лучше за валунчик да встречу загонщиков здесь. Коли суждено мне сдохнуть в чужом мире, так пусть это случится хотя бы в приятном месте. Не то в спину на бегу подстрелят.

Я передёрнул затвор, поймал на лету выскочивший патрон и сунул его в карман рубахи. Это — себе. Жить охота ужасно, но чем так, как тот дедулька… Остальными угощу преследователей. За Нилыча. За себя. За всех, кто окочурился под этим небом, вдали от дома. За деда из Выселок.

Металл патрона холодом обжигал грудь. Раньше в этот карман любила залезать Люси. Эх, мышка! Может, хоть ты доберёшься до своих?

Затрещали ветки кустов. Кто-то ломился в котловину. Я шустренько перекатился за валуны. Прилёг, удобно раскинув ноги. Умостил автомат на камне, уперев поплотнее в выступ. Жду гостей.

К бережку из зарослей сбежали трое солдат. Совсем молодые ребята в светлой форме, исчерченной ломаными камуфляжными линиями. На спинах и под мышками расплываются тёмные пятна пота. Летят к воде, радуясь, как дети. Отбросили оружие в сторону, зачерпывают воду ладонями, умываются. Льют из рук на коротко стриженные головы, пьют, пьют…

Следом из кустов вышел ещё один. Этот изрядно старше… Лицо обветренное, ёжик волос сед. Форма на нём сидит ладно, вид такой, словно не носился за мной по лесу — чист, свеж, почти и не запыхался. Над обоими нагрудными карманами разноцветные нашивки в несколько рядов. Награды? Знать, опытный вояка. Тёртый. Не спешит сломя голову напиться. Присел на корточки, оглядывает котловинку цепким взглядом из-под выгоревших бровей. Тяжёлая автоматическая винтовка в сильных руках поворачивается стволом вслед за глазами, готовая к выстрелу Чем-то напомнил он мне Роя — та же уверенная, неспешная сила в мягких, ловких движениях. Этот — опасен. Ему — первая пуля.

Я тихонечко направил ствол автомата, направив его на пожилого воина, проверил, снят ли предохранитель. Тот, почувствовав взгляд, резко развернулся в сторону моего укрытия, приподнял оружие. На секунду мне показалось, что он заметил меня за камнями и вот-вот выстрелит. Я напрягся в готовности открыть огонь, но враг уже расслабился, дуло опустилось. Он сошёл вниз, к ребятам. Присел на бережку спиной ко мне, снял кепи. Намочил носовой платок, обтёр им лицо. Набрал воды в объёмистую флягу, напился не торопясь. Снова наполнил флягу, закрутил плотно, привесил на ремень. Могло показаться, что он полностью спокоен и чувствует себя в безопасности. Но я-то видел, что одна рука постоянно поглаживает ложе винтовки и схватит его при малейшем шорохе.

Подведём мушку под лопатку сидящего. Совместим её с планкой прорези. И плавненько тянем за спусковой крючок…

— Господин сержант, — позвал один из парней. — У вас огоньку не найдётся?

Спина старшего ушла с линии прицела. Он повернулся и привстал, шаря в кармане брюк.

— Лови! — Брошенная зажигалка заблестела, вертясь в полёте.

— Спасибо! — Парень ловко перехватил её в воздухе. Дым сизыми кольцами поплыл над водой. Эх, закурить бы и мне! Перед смертью вроде как даже положено. И сигареты, хоть и поломались, в кармане есть. Но не курю. Пытаюсь растянуть отпущенное мне время хоть на чуть-чуть. На пару минут или секунд. Сидит всё же в глубине дохленькая надежда на избавление. Бессмысленная. Глупая. И я таюсь. Не курю. Не шевелюсь. Дышу через раз. Боюсь себя выдать раньше времени. Жду удобного момента. Открыть стрельбу? Уползти? Сам не пойму. Жду.

Коленчатая трубка антенны сложилась и была спрятана обратно в сумку. Туда же сержант бросил наушник.

— Покурю и я. Похоже, мы упустили этого паскудника. Пока отдыхаем. Скоро придёт вертушка.

— А что столько шума из-за одного человека? Целую роту на ноги подняли.

— Неспроста же он так нагло, в открытую пёр в глубь нашей территории. Местные в этом квадрате давным-давно так не борзели. Знают, скоты, чья тут власть. А этот, видишь, затеял что-то. Вот капитана и припекло его живым взять да повыспросить, каких это мерзостей он, сволочь, учудить собрался. Только прыток, гад, оказался. Ушёл. Лучше б врезали по нему с вертушки, и проблем бы не было. Нам опять же ноги зря не бить.

— Господин сержант, а то не медики были? К нам иногда с диких территорий «Скорая помощь» заезжает, так мы с ней вроде в мире. У этого на борту тоже крест нарисован.

— Ох, не смеши меня. По лесу бегает, как лось, из автомата палит. Тоже мне — медик. А машина, видал, какая? Это ж армейский вездеход. Я такие ещё по той жизни помню. А что кресты намалевали для маскировки, так и что? Вон у нас на двери каптёрки тоже слово из трёх букв нарисовано. А за дверью одеяла лежат. Хоть бы в белый цвет, уроды, перекрасили, так и то поленились. Эх, мы раньше там, дома, так ли маскировку наводили!

Прикинь, идёшь ты по дороге, а на дороге велосипед новый лежит. Или там магнитофон классный. Или авторучка с золотым пером. Ты вещичку — хвать! А она бу-бух! И тебя — в клочья. Вот это маскировка! У нас такие примочки сотнями лепили. Это здесь начальнички гуманисты, не позволяют. Мы бы местных макак быстренько проредили.

А за «Скорую» я так вам скажу, сынки. Мир-то у нас мир, но ушки востро держите. Потому, кто врагов лечит, тот и сам враг. Никого из бойцов за раздолбанную медицинскую машину под суд ещё не отдали. Ну, виноваты, не разобрались в горячке. С кем не бывает! Не ошибается тот, кто ничего не делает. Извинится наше начальство перед ихним, да и все дела. А какие у них наркотики! Не чета местной дряни!

Сержант блаженно зажмурился. На текущий момент ясно было одно: гонялись за мной по ошибке. Добрых надежд, однако, данный факт вселял мало. Судя по словам седого вояки, от неприятностей это меня не ограждало. Но со стрельбой повременю пока. Может, ещё что-нибудь интересное услышать удастся.

— Сэр, а правда, что вы сюда добровольно завербовались? — несмело поинтересовался один из солдат и тут же смутился. — Извините, сэр!