Никки Келли - Лайла Страница 21

– Я так понимаю, этот вырез должен демонстрировать твою спину. Надеюсь, ты надела майку, чтобы не замерзнуть, а не потому, что прячешь шрам. – Гэбриел теснее прижался ко мне.

Удар ниже пояса. Конечно, прячу – какие еще могут быть варианты?

– Я стесняюсь шрама, хоть он и прикрыт волосами. Так мне спокойнее.

По лицу Гэбриела я заметила, что он беспокоиться за меня. Он тяжело вздохнул и сразу же, чтобы сгладить неловкость, предложил:

– Идем. Хочу тебе кое-что показать.

За руку Гэбриел провел меня в заднюю часть дома, в огромную библиотеку, заставленную шкафами с самыми разными книгами. У дальней стены, возле окна с эркером, стояли два кожаных кресла и столик красного дерева, а на нем лежала красивая, явно сделанная на заказ шахматная доска. Подходящий уголок какого-нибудь приятного интеллигентного старичка…

Усадив меня в темно-зеленое кресло, Гэбриел направился в угол комнаты и поддел одну из паркетных дощечек. Вернулся он с увесистым ящичком в руках, поставил его рядом с шахматной доской и занял другое кресло. Открыл ящик и не спеша принялся расставлять красные и белые фигуры из слоновой кости – каждую в точности на свое место. Удивительной красоты шахматы, должно быть вручную вырезанные искусным мастером много лет назад, прекрасно сохранились. Перевернув ладью, Гэбриел показал мне штамп на ее основании: «Калверт. Флит Стрит 189».

В сознании мелькнула тень узнавания, но тут же ускользнула. Зато подсказка Гэбриела кое-что прояснила:

– Я купил эти шахматы тебе в подарок в одной лондонской лавке в 1839 году.

Я почувствовала, как мои глаза округлились. 1839! Вопросы посыпались из меня, словно из рога изобилия:

– Сколько лет мне было, когда мы познакомились? Сколько жизней я прожила? Ты знаешь?

– Тогда ты была смертной. Мы познакомились в твои шестнадцать. Это был подарок на твое семнадцатилетие – мы праздновали его вдвоем.

– Что со мной случилось? – спросила я, пытаясь заглушить стук сердца.

– Ты умерла, Лайла. Тебя не стало, и я ушел. Для вопросов «как?» и «почему?» еще слишком рано. Ответы нужны не только тебе, но и мне.

– Но куда ты ушел? Где был все эти годы?

– Какая разница, куда я ушел. Ты сказала, что никогда не забывала меня. Теперь я хочу напомнить то, о чем ты никогда не забывала. Вернуть тебе часть воспоминаний, а остальные появятся позже. Помни: всему свое время.

Мог бы и побольше рассказать. Он ведь знал обо мне все – по крайней мере, обо мне тогдашней, но по какой-то причине не желал делиться воспоминаниями, будто пытался подготовить к страшному удару.

Откинувшись на потертую спинку кресла, я ждала. Наконец Гэбриел изменил позу: сложил ладони как для молитвы и оперся локтями о колени, продолжая смотреть прямо на меня. А я не могла вымолвить ни слова, не понимая, что он хочет услышать.

Все же я нарушила тишину первой. Кивнув на шахматную доску, сказала:

– Очень красивые шахматы, но я не умею играть.

Он ведь рассчитывал, что я сделаю первый ход?

Гэбриел молчал. Я заметила, что его часто выдают движения губ, но сейчас его лицо было наполовину скрыто руками. Поскольку он ничего не говорил, я сосредоточилась на своих ощущениях. Связи между нами не было, но я почувствовала, что он ждет.

Немного погодя ангел взял мою руку и положил ее на пешку. Слоновая кость была прохладной и гладкой. Пространство вокруг тотчас завибрировало и взорвалось.

Я неслась через световой туннель, в конце которого виднелась та же доска. Фигуры обретали резкость, но я выталкивала их из своего сознания, пока не услышала, как Гэбриел просит меня посмотреть на них. Я подчинилась и, расслабившись, перестала рваться из туннеля.

Теперь я смотрела на нас с Гэбриелом. Я – та, из прошлого, – склонились над полем, расчерченным на клетки. Прикосновение к шахматной фигуре оживило мою память. Похоже, на это он и надеялся.

Гэбриел стоял на коленях у меня за спиной, его рука лежала на моей, и мы вместе двигали пешку по клеткам: вперед и по диагонали. Он объяснял правила, прижавшись своей щекой к моей, а я счастливо смеялась. Мы были на сеновале в конюшне. Внизу всхрапывали и вздыхали лошади. Доска стояла на тюках сена. Мы с Гэбриелом наслаждались моментом. В распахнутые ворота лился золотой солнечный свет. Я чувствовала, как в этом видении из прошлого меня наполняют радость и удовольствие.

По современным меркам на мне было надето слишком много всего: из-под нежно-голубого хлопкового платья с пышными рукавами выглядывала нижняя юбка. Но изменился только наряд, я же оставалась собой: то же лицо, те же волосы с теплым золотистым отливом.

Накрыв мою ладонь, Гэбриел терпеливо показывал, как ходит каждая фигура. Хотя я наблюдала со стороны, но чувствовала, как все внутри сжимается от его прикосновений. Гармонию нарушил внезапно раздавшийся грохот. Испуганная лошадь с громким ржанием встала на дыбы и ударила копытами по деревянной перегородке. Изображение раскололось, рассыпавшись на тысячу осколков. Оказалось, что воспоминание скрывалось от меня за стеклянной стеной – такое случилось впервые.

И снова я видела нас, склонившихся над тяжелой шахматной доской под старым развесистым дубом. Пожелтевшие листья тихо слетали с него и ложились у моих ног. Мы сидели друг против друга, раздумывая каждый над своим ходом. Я долго смотрела на доску, прежде чем решилась осторожно передвинуть белого коня. С насмешливой улыбкой Гэбриел тут же отправил в атаку своего слона и протянул мне мою поверженную фигуру. Закатив глаза, я притворно вздохнула. Тогда Гэбриел поставил коня и слона на место – наверное, чтобы показать, где я ошиблась.

Странно, во всех моих видениях не было звука. Лишь иногда сквозь тишину прорывался какой-то громкий, резкий шум. Голосов я никогда не слышала, зато научилась понимать язык жестов и телодвижений.

Возможность наблюдать со стороны за событиями давнего прошлого захватывало сама по себе, но до чего же необычно было чувствовать переполнявшие нас тогда эмоции. Я испытывала восторг и счастье, равных которым в этой жизни никогда не знала.

Вытянув вперед руки, я ощутила покалывание на кончиках пальцев, из-под которых расходился кругами воздух. Я готова была со стороны наблюдать за этой сценой еще и еще, но меня прервал Гэбриел. Не в силах больше сдерживаться, он тоже нырнул в туннель, настроился на мою волну, и теперь мы вместе смотрели на игру в шахматы.

Моя память рассыпалась на мельчайшие частички, а он, будто фокусник, выдувал из нее крошечные пузыри, в каждом из которых возрождалась история, давным-давно вычеркнутая из моей памяти. Они проплывали мимо и исчезали вдали.

Теперь мою память заполняли воспоминания Гэбриела. Он словно запустил слайд-шоу: вокруг меня поднялся настоящий вихрь изображений, заключенных в прозрачные шары, которые сталкивались и вращались.

На них мы играли в шахматы: всегда только вдвоем. Один пузырь, раскачиваясь, повис прямо передо мной, точно поддразнивая. И когда он на короткий миг замер на месте, я успела его ухватить. Оболочка лопнула под пальцами, и картинка ожила.

Я снова сижу на сеновале, прижавшись к Гэбриелу, покоясь в его руках. Шахматные фигуры беспорядочно свалены рядом с доской, белый король лежит на боку. Безграничная радость наполнила меня. Ну конечно же! Я начинаю испытывать те же эмоции, что и Гэбриел тогда. Следом пришло страстное желание – сильное, всеохватное. Неужели он ворвался в туннель, чтобы я пережила то, что он чувствовал тогда?

В этом я пока не была уверена, но в одном убедилась наверняка: он меня любил!

Я смотрела не отрываясь. Вот Гэбриел перебирает мои длинные волосы – и я опускаю веки. Вот он кончиками пальцев ласково проводит по моим бледным рукам – щекотно. Зарывается носом в волосы – и я чувствую теплое дыхание на шее. Гладит мне сияющее счастьем и любовью лицо. Я тогдашняя, перестав притворяться спящей, открываю глаза, и Гэбриел отвечает мне взглядом, полным обожания. В сердце ударила острая боль. Как же сильно он тосковал по мне все это время!

Я продолжала наблюдать, как Гэбриел нежно трется о мой нос своим. Наши губы соприкасаются и сливаются в долгом томительном поцелуе – поцелуе двух влюбленных. Удивительно и в то же время естественно было чувствовать наш первый поцелуй так, как ощущал его Гэбриел. Во мне все ликовало. Наши губы разомкнулись, и изображение застыло.

«Лайла…»

Пора было возвращаться, но так не хотелось. Мне не терпелось знать, что было дальше.

«Лайла…» – ангел звал меня назад, в настоящее, а я стремилась остаться в прошлом: там жизнь казалась гораздо проще.

«Идем. Пора…»

Любуясь последней картинкой, я не спешила.

«Лайла!» – снова позвал он, но на этот раз голос его прозвучал иначе и потянул меня за собой.

Мы снова в библиотеке: рука на пешке, поверх – ладонь Гэбриела. Я медленно обернулась к нему и зачарованно смотрела на него, не сдерживая улыбки.