Вадим Давыдов - Всем смертям назло Страница 21

— Ну, задайте.

— Тот молодчик от Ротшильда, — вам не захотелось узнать, зачем он приходил?

— Затем же, за чем и все остальные ко мне приходят. Вы вот, например, — зачем? — Милрайс вдруг уставился на Гурьева: – А что, это как-то связано?!?

— Что?

— Графиня?! И Ротшильд?!

— Связано, — заявил Гурьев, не испытывая ни малейших угрызений совести по поводу своих умозаключений и стремления познакомить с ними ювелира. — Связано. Не знаю, как, но знаю, что связано.

Милрайс горько вздохнул и поднялся:

— Посидите, это недолго – кофе сварить.

Когда старик вернулся с двумя высокими чашками кофе, запах которого мог сбить с коня самого Салах-ад-дина, Гурьев достал изображение кольца и положил перед ювелиром:

— Хотелось бы стать счастливым обладателем хорошей копии.

Милрайс не спеша отхлебнул кофе, аккуратно поставил чашку обратно на поднос и извлёк из кармана своего необъятного жилета лупу. Он долго разглядывал рисунок, потом чуть отодвинул его в сторону. Подняв на Гурьева взгляд, сказал с ноткой уважения в голосе:

— Очень подробный рисунок. А что же, оригинала нет? Утерян?

— Украден, мистер Милрайс, — вздохнул Гурьев.

— Ага, — кивнул старик. — Хорошо, что сообразили зарисовать. Такие вещи, юноша, надо хранить, как зеницу ока, и если кому и показывать, так только в виде рисунков и фотографий.

— Каких – таких?

— Это итальянская работа, пятнадцатый век, самое позднее – начало шестнадцатого. Авторского клейма не вижу. Значит, это кто-то очень известный. Не исключено, что и сам Челлини.

— Да, мне говорили об этом.

— Ага, — повторил ювелир, снова с интересом посмотрев на Гурьева. — Вот этот узел конструкции мне не очень понятен, — Милрайс обвёл ногтем место под «короной». — И огранку художник изобразил, прямо скажем, схематично. Для ювелира, конечно…

— Я могу переизобразить для вас более подробно, если вы находите это важным, — улыбнулся Гурьев. — Я понимаю, что камень является центральным элементом, но не думал, что для сыщиков, на которых это изначально было рассчитано, детали огранки имеют большое значение.

— А как же тогда?!.

— Ничего, я по памяти, — скромно потупился Гурьев.

— Давайте, — без всякой паузы согласился ювелир. — Что вам нужно? Бумага, грифель – какой твёрдости?

— «НВ» будет в самый раз, — предположил Гурьев.

— Идёмте внутрь, здесь неудобно. Нет, погодите.

Старик направился к двери в магазин и решительно вывесил на ней табличку «CLOSED».

Пока Гурьев рисовал, Милрайс сидел рядом, как пришпиленный, не отрывая взгляда от бумаги, на которой постепенно возникало изображение огранённого камня. Несмотря на то, что Гурьев был совершенно уверен в своей зрительной памяти, некоторые замечания ювелира оказались более чем кстати. Заодно Гурьев попытался изобразить и сомнительный узел «короны».

— Очень хорошо, — произнёс ювелир, аккуратно складывая результаты гурьевских усилий. — Зайдите через десять дней. Камня я, конечно, так быстро не найду, да и стоить он будет целое состояние. Кроме того, судя по огранке, она имела целью выявить какие-то детали структуры, которые невозможно с уверенностью повторить, даже если исходный изумруд будет нужной чистоты и размера. Трудность ещё и в том, что самые незначительные примеси могут играть совершенно уникальную роль – неповторимую в самом прямом смысле этого слова. Я сделаю страз. В общем, десять дней.

— А нельзя как-нибудь пораньше, мистер Милрайс? Я готов компенсировать даже неустойки по срочным заказам, если это важно.

— Эх, молодёжь, — горько вздохнул ювелир. — Учить вас ещё и учить. Запомните, юноша: деньги – говно. Единственное, что ценно – это слово мастера. Если уж вам трудно такое понять, постарайтесь для начала хотя бы просто запомнить!

— Извините, — не на шутку смутившись, пробормотал Гурьев. — Я постараюсь.

— Ладно, ладно, — тронутый его искренностью, буркнул Милрайс. — Кланяйтесь за меня графине. Пусть выздоравливает поскорей. Может, я ещё успею порадовать её какими-нибудь мелочами, которые так любят все женщины на свете… Этот старый дурак, её дворецкий – он ещё не помер, не дай Бог?!

— Старина Джарвис в полном порядке, мистер Милрайс.

— Ну, так передайте этому идиоту: если он ещё раз сломает мне эти часы своей хозяйке, я тоже сломаю ему шею!

Удивление Гурьева было искренним и неподдельным, когда Милрайс ровно через десять дней выложил перед ним на заботливо подстеленную бархатную салфетку не одно кольцо, а два:

— Смотрите сюда, юноша, — ювелир взял первое кольцо. — Вот это я сделал сначала. Потом я подумал немного, и сделал вот это, — он указал на второй экземпляр. — Посмотрите внимательно. Отличия видите?

Гурьев, всё ещё находясь под впечатлением от великолепной работы и охваченный так некстати нахлынувшими воспоминаниями, медленно покачал головой.

— Ну, молодёжь, — опечалился старик. — Смотрите. Показываю медленно, специально для тех, кто туго соображает!

Приведённая в движение его пальцами, «корона» кольца повернулась сначала на девяносто градусов в горизонтальной, а потом – в вертикальной плоскости. Вполне удовлетворённый зрелищем приподнятой вверх правой гурьевской брови, Милрайс энергично закивал:

— Вот так. Тот самый узел, который с самого начала меня насторожил. Причём я могу вас заверить, юноша – механизм вращения восстановлен мною исключительно топорно. В оригинале, скорее всего, работа его обеспечивалась рубиновыми подшипниками. Тот, кто делал кольцо, додумался до этого чуть ли не на два века раньше швейцарцев! И, в отличие от моей жалкой поделки, оригинал был абсолютно надёжен.

— И зачем же? — рассматривая кольцо, произнёс Гурьев. — Резервуар для яда?

— Чепуха! — безапелляционно заявил ювелир. — Это ключ. Ключ! Больше это просто ничем не может быть! Если вы дадите мне ещё месяц, я попытаюсь сделать копию именно такой, какой она являлась в соответствии с замыслом. Денег возьму только за материалы!

— Конечно, хочу, — ослепительно улыбнулся Гурьев. — А заплачу я вам, мистер Милрайс, вдвое против прежнего – и с такой охотой, с какой мало кому другому бы заплатил. И не вздумайте отказываться, потому что я найду способ сделать по-своему в любом случае.

— Упрямый, — констатировал ювелир. — Будь по-вашему. Отчего-то вы мне нравитесь. Как поживает графиня?

— Неплохо, — продолжая улыбаться, сказал Гурьев. — У меня к вам будет ещё одна просьба, мистер Милрайс. Если вам кто-нибудь ещё покажет рисунок, похожий на этот – или фотографию, — обещайте этому человеку золотые горы и позвоните мне. А если меня не будет на месте – передайте графине. Она обо всём полностью осведомлена.

— Ага, — кивнул ювелир. — Не сомневайтесь. Надеюсь, вы хорошенько переломаете этим сволочам все ноги, когда доберётесь до них. От всей души желал бы узнать, что вам это удалось. А если они ещё как-то замешаны в том, что случилось с бедняжкой графиней – может быть, пригласите меня поучаствовать? У меня есть такой здоровенный револьвер…

— А я что делаю?! — усмехнулся Гурьев, протягивая ювелиру ладонь и с удовольствием наблюдая, как в бороде старика расцветает счастливая мальчишеская улыбка.

— Какая чудесная вещь, — вздохнула Рэйчел, передавая кольцо Ладягину, и посмотрела на Гурьева. — Рисунок – это рисунок, а когда видишь его, почти совершенно как настоящее… Правда, как хорошо, что мы обратились к Милрайсу! Я знала – тебе легко удастся втереться к нему в доверие. Я же говорила – он очень славный старик. И очень добрый.

Ладягин, совершенно забыв о кольце, уставился на Рэйчел. Ну да, подумал Гурьев. И что характерно: чем славнее старики, — а также все остальные, включая птиц и зверей, — тем быстрее они понимают, Рэйчел. И готовы – за тебя, за твою улыбку – Бог знает на что. А вот что касается иных…

— Почему вы так на меня смотрите? — нахмурилась Рэйчел, переводя взгляд с Гурьева на Ладягина и обратно. — В чём дело?

— А какого-нибудь противного старика вы знаете, сударыня? — осторожно спросил Ладягин. — Хотя бы одного какого-нибудь, завалящего?

— Ну, конечно же, знаю. Но не могу же я на всех так смотреть всё время, как Джейк. Людям надо чаще улыбаться – и они когда-нибудь обязательно улыбнутся в ответ, — и Рэйчел подкрепила свой теоретический постулат наглядной практической демонстрацией, от которой Ладягин начал рассупониваться прямо на глазах.

Чтобы прервать этот процесс до того, как он станет необратимым, Гурьев подвинулся поближе к инженеру:

— Так что же вы скажете, Владимир Иванович?

— Похоже, он прав, этот ваш ювелир… — встряхнулся оружейник, с усилием переключаясь. — Да… Ключ. Интересный же должен быть, скажу я вам, замочек, Яков Кириллович! Челлини, Флоренция… Возрождение… Интересно, очень интересно!