Виктор Поротников - Легионер из будущего. Перейти Рубикон! Страница 21

Купив коня, я за пять дней добрался до Равенны, где вербовщики Цезаря собирали всех желающих служить под его знаменами. Цезарь располагал несметными богатствами, которые позволяли ему содержать десять легионов, постоянно их пополняя. Из Равенны меня вместе с группой других новобранцев вербовщики Цезаря отправили в лагерь десятого легиона под Эпоредией. Своего коня и большую часть денег я оставил в Равенне у одного тамошнего содержателя постоялого двора под поручительство Цезаревых вербовщиков.

Так началась моя служба в римском войске. Так я приступил к главной части своего задания.

К моему удивлению, атмосфера, царившая среди воинов десятого легиона, совсем не походила на «братство», о котором мне толковал Тит Пулион не без гордости в голосе. В легионе было довольно много новичков, не имевших военного опыта, поэтому ветераны и те из легионеров, кто хоть немного успел повоевать с галлами, всячески унижали и эксплуатировали новобранцев. В десятом легионе, как и в других легионах Цезаря, воины, имевшие деньги и связи, могли отлынивать от лагерных работ и военных упражнений. Обо всем этом я узнал очень скоро, обретя приятелей, близких мне по возрасту, в других когортах.

Я наплел Титу Пулиону, будто мои родители богатые плебеи, что я удрал в войско Цезаря, устав от их излишней опеки. Свою выносливость и умение обращаться с оружием я объяснил тем, что меня с детства воспитывали получившие свободу гладиаторы, телохранители моего отца. Тит Пулион поинтересовался у меня, не окажет ли мой отец ему поддержку, если он приедет на жительство в Рим. Родиной Тита Пулиона был маленький городок в Этрурии, куда ему по окончании службы совсем не хотелось возвращаться.

«Цезарь намерен стать властелином Рима, это уже ясно, – молвил мне Тит Пулион, – не зря же он содержит такое большое войско, хотя война в Галлии уже закончилась. Мне хочется и после службы быть поближе к Цезарю».

Я пространно намекнул Титу Пулиону, мол, услуга за услугу. Он оказывает мне свое покровительство в войске Цезаря, а мой отец за это поможет ему неплохо устроиться в Риме.

После этого приватного разговора Тит Пулион стал следить за тем, чтобы декан Авл Сикул не слишком докучал мне своими поручениями и поучениями. Не желая ссориться с Титом Пулионом, Авл Сикул махнул на меня рукой, избавив даже от караульной службы. Я целыми днями слонялся по лагерю, вникая во все мелочи лагерной жизни и стараясь заводить полезные знакомства. Цезарь должен был вскоре вернуться в стан десятого легиона, и тогда мне предстояло каким-то образом осуществить покушение на него. Я постоянно ломал над этим голову, но никак не мог придумать ничего путного. Мне хотелось убить Цезаря и уцелеть при этом самому, но такой вариант мне не светил здесь при любом раскладе. Это было мне совершенно очевидно!

Так прошла неделя.

И вот однажды воинов десятого легиона утром разбудила не обычная побудка буцинатора, а сигнал боевой тревоги, поданный корном. Выбежав из палаток, легионеры быстро построились по когортам на широкой центральной улице лагеря перед преторием. Все были в полном вооружении, с командирами и трубачами в передней линии.

Перед войском появился верхом на коне легат Квинт Цицерон.

Это был поджарый светловолосый мужчина лет сорока пяти, в облике которого было много сходства с оратором Цицероном. Мне довелось повидать оратора Цицерона в Риме, поэтому теперь, глядя на легата Цицерона, я мигом узрел в его чертах тот же длинный нос, широкий покатый лоб с двумя залысинами, большие оттопыренные уши и тяжелый подбородок. Фамильное внешнее сходство двух братьев Цицеронов было налицо.

Проезжая на коне вдоль строя легионеров, легат Цицерон коротко объяснил войску, почему сегодня утром прозвучала боевая тревога. Оказалось, что из города Новый Ком бежали галльские заложники. Беспечность охраны позволила заложникам беспрепятственно выйти из города и скрыться в горах. Бежавшие заложники являются сыновьями галльских вождей из племен ретов и винделиков. Командир римского гарнизона в Новом Коме, легат Гай Оппий, отправил послов к галльским вождям с требованием вернуть заложников, но получил в ответ отказ. Более того, галлы начали спешно вооружаться и собираться в большие отряды, понимая, что римляне непременно попытаются захватить заложников силой.

«Галльские вожди знают, что Альпийские горные проходы вот-вот завалит снегом, тогда главные силы Цезаря не смогут прибыть из-за Альп в Цизальпинскую Галлию, – молвил Квинт Цицерон. – В Цизальпинской Галлии стоит лишь наш десятый легион, других войск у Цезаря здесь нет. Цезарь даже не знает о бегстве заложников. Время дорого, поэтому я решил выступить против галлов, не дожидаясь распоряжений от Цезаря, гонец к которому прибудет только под вечер. Ретов и винделиков надо разбить до того, как они соберутся с силами и успеют вовлечь в мятеж соседние племена. Мы выступаем в поход немедля!»

Решительность Квинта Цицерона произвела на меня благоприятное впечатление. Правда, меня насторожили разговоры бывалых воинов, которые полагали, что легат Цицерон много на себя берет, принимая столь поспешное решение. Реты и винделики могут выставить больше десяти тысяч воинов, в то время как в десятом легионе вряд ли наберется и четыре тысячи человек. В случае поражения Цицерона галлы скопом поднимутся на восстание, на подавление которого у Цезаря не окажется достаточно войск. На помощь из Рима Цезарю надеяться нечего, а его основные легионы в силу погодных условий не смогут прийти к нему из-за Альп до следующей весны.

Военачальники резко пресекали подобные разговоры, упрекая ветеранов в том, что те будто бы обленились и ослабли духом, живя целый год мирной жизнью.

Войско выступило от Эпоредии по извилистой дороге, проложенной среди холмов, поросших смешанным лесом. Далеко впереди скакали конные дозорные. Еще около сотни всадников во главе с легатом Цицероном двигались в голове римской колонны. В авангарде же находилась и первая когорта, начальствовал ею военный трибун Луций Корнелий Цинна. Этот военачальник привлек мое внимание еще несколько дней тому назад своей красивой внешностью. От Тита Пулиона мне стало известно, что военный трибун Цинна приходился родным братом Корнелии, первой жены Цезаря, скончавшейся до срока от болезни.

Цинна совершенно не вмешивался в командование когортой на марше и на стоянках, доверив это центурионам, было ясно, что военное дело совершенно не его стезя. Несколько раз я замечал, как Цинна что-то пишет на восковой табличке, сидя у костра, или что-то читает, развернув папирусный свиток.

Однажды вечером я стоял в дозоре, и рядом со мной остановился Цинна, зябко кутаясь в плащ. Он вышел из шатра, чтобы обойти караулы. Взглянув на темные небеса, где уже гасли последние розовые отблески заката, Цинна вдруг вдохновенно процитировал стих Катулла. Оборвав стих на полуслове, Цинна широко зевнул.

Этот стих был мне хорошо знаком, поэтому я неожиданно для самого себя дочитал это творение Катулла до конца, чем весьма удивил Цинну.

– Как тебя зовут, легионер? – спросил он. И, услышав мой ответ, добавил: – Как сменишься, Авл, зайди ко мне в шатер.

Хотя я сильно устал после дневного марша и долгого стояния в карауле, однако заглянув в шатер к Цинне, я задержался там надолго. Цинна оказался весьма начитанным и остроумным собеседником, он любил стихи Катулла, трагедии Еврипида, сочинения Платона и Эпикура. Его латинская речь сильно отличалась от грубоватой болтовни простых воинов, которые не посещали грамматических школ и не занимались у риторов.

На вид Цинне было чуть больше тридцати лет. Он был строен, но не тщедушен и не слабосилен, как молодые аристократы, коих я имел возможность видеть на римском форуме. Во внешности Цинны было столько благородной красоты, что с него вполне можно было ваять статуи античных богов, таких как Аполлон и Дионис.

Почувствовав во мне родственную душу, Цинна разоткровенничался передо мной. Он признался, что не от хорошей жизни уехал из Рима и вступил в войско Цезаря. Цинна погряз в долгах. Пытаясь вырваться из долговых сетей, он решился на махинации с фальшивыми векселями и подделанными завещаниями. В результате Цинну привлекли к суду, ему грозил такой огромный штраф, что спасением для Цинны стало только бегство к Цезарю в Галлию. Это случилось еще пять лет тому назад.

«И вот я прозябаю в глуши уже достаточно долго, а все мое имущество в Риме продано ростовщиками в счет уплаты моего долга, – невесело подытожил Цинна. – Стоит мне появиться в Риме, меня тут же упекут в долговую тюрьму!»

Мою долгую беседу с Цинной довольно бесцеремонно прервал Тит Пулион. Войдя в шатер, он приказал мне немедленно отправляться спать, да и Цинне попенял на то, что тот портит глаза, допоздна читая писанину безмозглых поэтов.

Провожая меня до палатки, Тит Пулион продолжал ворчать, мол, завтра предстоит битва с галлами, а у таких глупцов, как я и Цинна, на уме пустопорожняя болтовня. «Надо спать и набираться сил, а вы треплетесь, как бабы у колодца!» – выговаривал мне центурион.