Лариса Бортникова - Авантюристы Страница 21

— Стуцять! — скомандовал беспризорник. Артур с облегчением высвободил палец из медной пасти и занес кулак.

Дерматин цвета кофе с молоком, словно уворачиваясь от удара, отскочил назад, и на пороге квартиры номер тринадцать появилась мадамочка с мутным взглядом заядлой кокаинистки, одетая не по времени и сезону в газовое платье-трубу. Из-за дюймового слоя белил, пудры и румян вычислить возраст мадамочки возможным не представлялось, а ее шея и грудь прятались под лисьей горжеткой с лапками и злобной одноглазой мордой. На ногах у дамы были расшитые бисером домашние туфли, а на лбу парчовая и, кажется, прежде служившая отделкой для гардин тесьма с лихо воткнутым в узелок фазаньим перышком. Сам фазан, точнее его чучело, примостился над трюмо. Судя по его общипанному виду, сегодняшнее перышко послужило не первой его жертвой на алтарь бессердечной моды.

— Ну? — взвыла дама так, что ее, наверняка, услыхали даже голуби на чердаке. — Подсэлэнцы?! Я жэ заявляла в домовой комитэт, что у мэня особые обстоятельства, и мэня никак нэвозможно уплотнять!

Стиснутая пухлыми губами, качнулась вверх-вниз длинная пахитоска. Дама медленно закинула к потолку стриженную под пажа голову, медленно поднесла к глазам благоухающую одеколоном «Коти» ладонь. Унизанные дешевенькими колечками пальцы медленно сжались в «трагический» кулачок. «Пластические барышни» — называл таких манерных глупышек дядя Миша и откровенно над ними потешался. «Кино насмотрятся с Холодной, Блока начитаются, на Айседору потаращатся с галерки и тут же решают, что рождены для сцены. Ходят потом, как наизнанку вывернутые, кочевряжатся, жеманничают, гнусавят «под иностранок» и «акцэнтируют», словно у них в носу полипы размером с виноградину — смех, да и только».

Даша соглашалась с дядей, но «пластических барышень» ей было немного жаль. Ведь им было невдомек, насколько стыдно они выглядят со стороны. И разве можно их винить в том, что уродливое они сочли красивым? Даша Чадова частенько страдала от неловкости за людей, если ей вдруг казалось, что те ведут себя глупо, пошло и неуместно, лезут не в свои дела или берутся за то, что им не по зубам, или истово спорят на незнакомые им темы, а все вокруг посмеиваются исподтишка. Даша покосилась на Артура, ожидая обнаружить на его лице снобистскую ухмылочку, но ничего подобного — майор разглядывал хозяйку квартиры с откровенным удовольствием. Ну, насколько у него хватало на это сил. Болван! В другой день Даша немедленно прониклась бы презрением к падким на «мишуру» мужчинам, но сейчас все это было настолько бессмысленным и пустым, что она просто отвела взгляд.

— Не подселенцы это. Цпионы твои. Хлебуска дась? — высунулся из-за Дашиной спины пацаненок и тут же спрятался обратно, наткнувшись на пудовый взгляд хозяйки.

— Люлэй тебе, а не хлэбушка! Маршь в кухню, там каша с утра осталась. На примусе погрэешь сам. Смотри мнэ, чэго потыришь или в кладофку сунэшь нос — урою! — Сусанна Борщ, а по всей видимости, это была именно она, на секунду почти вышла из образа «пластической барышни», как-то вдруг постарела, осунулась. Но тут же взяла себя в руки, моргнула слишком длинными и черными, чтобы быть настоящими, ресницами. — Так чэм могу?

— Интересны стулья работы Гамбса, мадам.

— О! Так вы за этим, дуся? — как-то уж чересчур откровенно обласкала Артура взглядом дамочка и сделала ладонью приглашающий жест. — Давнэнько вас ждут-с. А это ваша… эээ… сэстрица? Жэлаете мокки, милочка? Могу угостить коньяком или крэмбэмбулэвой воткой. Вы же, я вижу, замэрзли, как цуцэк.

— Водка будет весьма кстати, — ответил Артур, как будто не замечая, что вопрос был адресован вовсе не ему. — Благодарю за гостеприимство, миссис Борщ.

— Зовитэ мэня Сусанной. Борщу — он, знаэте ли, был нотариусом, но скончался от пнэвмонии — так вот я многим ему обязана, но того, что он одарил меня этой фамилиэй, не прощу до конца днэй своих. Не повэрите, но я даже заупокойную по Борщу не заказывала…

— Разумеется, Сьюзен. Как вам будет угодно, Сьюзен! — Артур не понял сказанного, но даже если и понял, вряд ли его интересовал смысл. Баритон Артура засахарился, стал вкрадчивым и липким, словно все звуки облили шоколадной глазурью — вид легко доступной дамы действовал на Артура совершенно определенным образом.

От сиропа в голосе майора Дашу слегка замутило. А уж когда мадам Борщ, оступившись, покачнулась, и майор умело придержал ее за костлявую спину, Даша явственно ощутила подкатившую к горлу тошноту. Она бы не удержалась, сказала бы что-нибудь едкое, но тут за бархатной гардиной скрипнули половицы, раздались осторожные шаги, и через секунду в прихожей появился худощавый, очень ухоженный мужчина. На первый взгляд, ему можно было бы дать лет тридцать, не больше, но стоило чуть пристальнее вглядеться в его невозмутимое вытянутое лицо, как становились заметными и «гусиные лапки» возле глаз, и мимическая складка между бровей, и по-стариковски вялые подбородок и щеки. Где те тридцать? О тридцати речи уже не шло — около пятидесяти, может, чуть больше… Однако кожа у него была розовой, баки ухоженными, усики подбриты кокетливой щеточкой. В движениях и мимике был он моложав, телом поджар, в одежде щеголеват и в целом похож на марципанового жениха — чуть потускневшего, слегка помятого, но все еще готового украсить собой свадебный пирог. Но ни холеная внешность, ни мягкие манеры не могли скрыть от проницательного наблюдателя повадок хищника. Если бы какой-нибудь безумный профессор обнаружил способ превращать животных в людей, создал бы чудо-вакцину и заручился поддержкой коллег, если бы профессору удалось заманить матерого волка-одиночку в операционную и сделать ему чудо-инъекцию, и если бы метаморфоз оказался успешным… то в результате получился бы именно этот молодящийся старик, называющий себя…

— Мой бог! Райли… Сидней Райли!!! — Артур отклеился от тощей хозяйской талии и бросился навстречу вошедшему с таким воодушевлением, что тот отшатнулся.

— Нет. Сейчас не Райли! И уж никак не «мой бог»… В Московии и то, и другое нынче под запретом. Сейчас я Массино! Сидней Массино, — поморщился старик. — Ну, где вы застряли? У меня не терпящие отлагательств дела в Одессе. Но премьер-министр лично отбил шифровку, и вот я не возвращаюсь в Одессу, но жду вас здесь. А вас все нет и нет. Нет день, другой, третий… Я не знаю, может быть, вас расстреляли красные, а, может, вы справились прекрасно и без меня. Но я жду, рискуя головой. Вам, конечно же, неинтересно, однако полтора года назад ЧК вынесла мне смертный приговор. Железный Феликс лично предал меня анафеме и объявил травлю. Я, Уинсли, люблю риск, я его люблю даже сильнее бипланов и флеш-роялей. Но лишь тогда, когда игра стоит свеч. Сомневаюсь, что все эти ваши игры в Хранителей и Кодекс стоят моих свеч.

— Какая игра? У меня приказ… Я — солдат, а не игрок… Тем более не Хранитель и никогда им толком не был, — Артур обиделся на несправедливое обвинение, попытался было возразить, но Райли не желал слушать. Он шумел, жестикулировал и, в общем, был велеречив и пафосен, словно позабыл, где находится, и представлял нового Гамлета на подмостках театра в Вест-Энде.

— Четырнадцать лишних дней, Уинсли! Четырнадцать лишних дней в красной Московии! Я, словно какой-нибудь Шерлок Холмс, нанял беспризорника, чтобы тот обклеивал для вас шифровками столбы и следил, чтобы другие отщепенцы не сдирали их на самокрутки. Я завтракаю, обедаю и ужинаю пшеном, как будто я курочка! Я таскаю обноски покойного нотариуса… — Райли, точнее Массино, двумя пальцами уцепился за кармашек жилета, скривившись от омерзения — такое выражение лица случается у молодых отцов, когда они видят испорченные пеленки первенца.

— Сожалею, Сидней. Я не мог быть раньше.

— К тому же хозяйка квартиры глупа, как пожилая левретка! — старый шпион проигнорировал извинения Артура. — Ни слова по-английски, манеры кухарки и придурочный акцент! Но ее услугами пользовался сам Локкард, а рекомендации старины Боба я доверяю безоговорочно. Сусаннушка, вы прелесть!

Сидней Райли… точнее Сидней Массино, отсалютовал хозяйке квартиры двумя пальцами, и та закивала так отчаянно, словно ее только что, как минимум, произвели в фельдмаршалы.

— Смешай нам водки с вермутом! Заодно предложи чаю гостье… Ну же! Представьте же меня, Уинсли! За годы, что мы с вами не виделись, вы превратились в солдафона. Представьте меня барышне, а потом мы переместимся в гостиную, пощебечем там о своем. Ах, боже ж ты мой! Не мучайтесь так, Артур, пытаясь вспомнить мое нынешнее имя, я сам… Массино. Сидней Массино к вашим услугам, красавица! Лучший на сегодня агент Интеллидженс Сервис!

Даша вздрогнула, почувствовав на себе взгляд такой пронзительный и острый, что об него можно было и в самом деле оцарапаться. Девушка вежливо наклонила голову и, подумав, протянула для поцелуя руку. Поцелуй, как она и ожидала, оказался сухим, быстрым и похожим на укус. «Массино» Даше не нравился. К тому же, девушку насторожило, что старый и, очевидно, матерый британский разведчик ничуть не таился ее — Даши. Ну, в самом деле, не считать же то, что он назвался вслух фальшивым именем, достаточной легендой. Кстати, про «легенду» Даша вычитала из шпионских романов, которые предпочитала и обожаемому всеми гимназистками «Задушевному слову», и скучной «Сибирочке» пера госпожи Чарской, и даже бульварным романчикам про «это самое», за которые, проведай дядя Миша, ей пришлось бы минимум пять часов торчать в углу совести. Так вот, отсутствие у Райли «легенды» Даше совершенно не понравилось. Видите ли, можно сколько угодно быть кисейной барышней, можно догадываться о настоящей, большой жизни только по книжкам и синематографу, можно быть уставшей и от этого ничего толком не соображать, но дважды два — всегда четыре. Поэтому агент британской разведки, не считающий нужным скрывать свою к этой разведке принадлежность, либо врет… либо намерен от тебя в ближайшее время избавиться!