Новое назначение - Евгений Васильевич Шалашов Страница 21

Глава 8. Великая Коммунистическая Помория

Если оперативники из отдела по борьбе со спекуляцией сообщат, что при обыске изъято кофе, все заберу себе, и пусть меня отдают под ревтрибунал за самоуправство, мародерство и шкурничество. Что там еще можно инкриминировать оборзевшему начальнику губчека? Хрен с ним, все подпишу, во всем сознаюсь, но не за так просто, а за полфунта кофе. Иначе скоро начну спать за собственным столом, а во время совещаний храпеть, пугая дремлющих соседей.

Вот и опять мечта поспать пару лишних часов накрылась медным тазом. Можно подумать, что без меня с революционной молодежью не разберутся? Зачем в таком случае целый отдел по борьбе с контрреволюцией, пусть они допрашивают, ищут связи, устанавливают причастность и все такое прочее, а я бы отправился спать.

Так нет же, пришлось руководить оказанием медицинской помощи «языкам», размещением их по камерам, вызывать начальника отдела по борьбе с контрреволюцией — товарища Ларькова.

Василий Михайлович Ларьков раза в два старше меня, в недавнем прошлом подпольщик, а еще раньше — гравер какой-то ювелирной фирмы. Ларьков, как и положено человеку его профессии, очень дотошный и аккуратный, но абсолютно безынициативный. Его мне выделил губком партии, представив как человека немного пассивного, но надежного. Надо бы Михалыча заменить, я так и сделаю, но потом, со временем. Пока он меня устраивает именно из-за свой пассивности. Назначь на должность начальника отдела по борьбе с контрреволюцией дурака с инициативой, тот может такого натворить, что мало не покажется. Вот для инициатив у Василия Михайловича и есть молодой и активный зам, пусть они уравновешивают друг друга. Но нынче даже Ларькову не надо подсказывать и «пинать», потому что круг подозреваемых очевиден.

Решив, что пока проводят задержания и допросы, имею полное право съездить на квартиру, выспаться, но потом передумал. Наверняка, через час-другой весь Архангельск узнает о случившемся, и на квартиру начнут прибывать курьеры, и поспать не дадут.

Покушение на начальника губчека, хотя и чрезвычайное происшествие, но не самое редкое. Вспомним, что в восемнадцатом году убили Урицкого, председателя Петроградской ЧК. Я, по сравнению с ним, Моська на фоне слона, но все равно, попытка застрелить начальника губчека, да еще и уполномоченного ВЧК по губернии, шума наделала. А ведь я, между тем, о событиях никому не хвастал и никуда не докладывал. И не из ложной скромности — о таких вещах умалчивать не принято, а просто не успел.

Телефон звонил непрерывно всю ночь. Им что, не спится? Моим здоровьем интересовались товарищи из губисполкома и губкома, пароходства и военного комиссариата, из штаба восемнадцатой дивизии, из политотдела дивизии, из ревкома ледокола «Таймыр». Позвонил даже председатель Архангельского революционного трибунала — меланхоличный и невозмутимый товарищ Мыйгеш, выразил сочувствие, пообещал, что ежели мы отыщем злоумышленников, так он лично в ускоренном порядке все рассмотрит и зачитает тот приговор, что мы ему предложим.

Спешилов, разумеется, прибежал сам.

— Жив-здоров? — поинтересовался Виктор, оглядывая меня со всех сторон.

— Почти, — кивнул я. — Только вот спать хочу, умираю. У тебя кофе нет?

— Кофе ему, — фыркнул Виктор. — Кофе — это вообще буржуазный напиток.

— И хрен с ним. Шоколад тоже буржуазная еда, а мы трескаем за милую душу.

— Сравнил! — возмутился комиссар. — Шоколад — это вкусно, а кофе — горечь одна.

— Значит — если горько, то буржуазный напиток, а сладко — это пролетарская еда?

— Именно так, — захохотал комиссар бригады. Потом вздохнул: — Между прочем, я тоже хочу спать. Я, товарищ Аксенов, уже который раз из-за тебя не высыпаюсь? То его расстреливать собираются, то в большие начальники определят, то застрелить захотят. Вовка, отчего у тебя все, не как у людей? Я уже дрых без задних ног, бойцы прибегают, говорят: Аксенов, мол, от целого взвода контриков отстреливался, хорошо наш патруль на помощь пришел.

— Вот так и рождаются сказки, — вздохнул я. — Не так все было, попроще.

— Да я уже знаю, — отмахнулся комиссар. — Ануфриев красноармеец толковый, все разъяснил. Мол — выстрелы услышали, прибежали, а там товарищ Аксенов в одиночку трех вражин завалил: одного насмерть, двоих подранил. Я поначалу подумал — жив Володька, пойду-ка я дальше спать, завтра все подробно узнаю, но не выдержал. Вдруг, думаю, ранен, а бойцы не заметили.

— Да нет, все нормально. Жив и не ранен.

— Скажи-ка лучше, товарищ начальник губчека и все такое прочее — ты когда охраной обзаведешься? Если своих людей не хватает, у нас попроси. Или мне комбригу сказать, чтобы он тебе бойцов выделил для охраны? Я даже могу сходить к начдиву, который тебя после случая с Конасовым шибко зауважал.

— Вить, а ты сам-то отчего без охраны ходишь?

— Сравнил, — усмехнулся Виктор. — Я простой комиссар, нас таких много. Кому я нужен-то, чтобы охрану брать? А ты, как-никак, начальник ЧК.

— Так и я-то кому нужен? Подумаешь, нашлось три юных придурка. И что, из-за трех оболтусов посмешище из себя делать? Так кофе, значит, у тебя нет?

— Так какой тебе кофе? — возмутился Виктор. — Вон, шинелку кинь в угол или стулья составь и дрыхни. И телефон отключи. У тебя еще часа два есть, успеешь выспаться. Ставят начальниками всяких бестолочей, переживай за них.

Комиссар еще что-то бурчал — мол, зажрались тут некоторые начальники, уже и на полу не хотят спать, как приличные люди, и ушел.

Я