Царская немилость - Андрей Готлибович Шопперт Страница 21

Минут через пять показался и секунд-майор. Старенький. Ещё с Румянцевым и Григорием Орловым должно быть воевал. Вышел на крыльцо в волчьей шубе и стоит. Не, ну, правильно, наверное, стоит. Он же хозяин. Пётр Христианович в очередной раз запнулся о порожек на двери дормеза и вприпляску вывалился на улицу.

– Разрешите представиться. Граф Людвиг Адольф Петер цу Зайн-Витгенштейн-Берлебург-Людвигсбург. По соседки решил заглянуть. Можно просто – Пётр Христианович.

Елизаветинский майор шагнул со ступенек вниз.

– Курдюмов Николай Николаевич. Секунд-майор в отставке. А вы в штатском ваше превосходительство почему?

Ну, что сказать? Ну что сказать? Устроены так люди. Желают знать, желают знать…

Знает ведь, собака бешена. Специально вопросик задал, чтобы возвыситься. Он вон секунд-майор в отставке с полной пенсией, а ты, мол, кто такой ныне. Да. Сразу знакомство с соседом не заладилось.

– Скромность украшает индивидума.

Глава 9

Событие двадцать пятое

А вы думаете, ведьма, так обязательно на метле? И с таким носом? Нет. Настоящие ведьмы красивые.

Антон Семёнович Макаренко, из книги «Педагогическая поэма»

– А почём у вас кубометр древесины?

Бамс. Бабамс? А как этот вопрос задать? В каких единицах сейчас сосны меряются?

Ходили по оранжерее майорской. Зима, снегом умышленно всё по пояс закидано. Что можно сказать? Денег вбухано тьма. Стекло сейчас дорогущее и всё для чего, чтобы на пару недель раньше клубничкой кислой полакомиться.

– Продаёте клубнику, Николай Николаевич?

– Кхм, это Карла Генриховича спросить надо. Он хозяйством заведует, а мы с душечкой заходим, поклюём ягодок, вот и радость. – Когда о семье говорит, то вполне даже вменяемый господин Курдюмов. Или о собаках своих.

– Николай Николаевич, я слышал, что и лесом торгуете?

– Есть такое дело. Это тоже к Карлу Генриховичу. Домик увеличивать собрались, Ваше сиятельство. Теперь надолго тут обоснуетесь. Надоть, а то маловат-с у вас домик-с. – Вот аспид, всё время поддеть норовит.

– Ну, да домик-с. – Не говорить же про школу для детей християнских и коровник для колхоза.

– Скажу я управляющему, полезное дело, – интересно его сосед воспринимает. Не как графа и бывшего генерала, а как сынка беспутного от рук отбившегося и вот вернувшегося в родные Пенаты и просящего помощи у «доброго» папеньки.

Пётр Христианович бы – тот бывший, вспылил и на дуэль вызвал соседа. Или по роже бакенбардной дал. Брехт же старался ему во всём подыгрывать. Не в смысле собака лает, а караван идёт, а в смысле, «на хвастуна не нужен нож, ему немного подпоёшь и делай с ним, что хошь».

– Вот спасибо, он бы приехал и совет мне ещё дал по строительству флигеля, ещё конюшню хочу увеличить. – Всё, правда. Жить вместе с двумя голосящими всё время детьми, было тяжеловато. Как-то отвык.

– О чём речь, Ваше сиятельство, сегодня же поговорю с нем… С Карлом Генриховичем.

– А скажите, Николай Николаевич, говорят, что у вас травница есть хорошая, можно её ко мне отвезти, ребёночка новорождённого посмотреть, а то он кричит всё время, – дал очередную лёгкую подачу граф.

– Матрёна. Ведьма. Запорол бы. Ведьма она, Ваше сиятельство, а не травница. Врут всё люди. Только вредить может, а лечить нет. Сдохла бы быстрее. – Прямо в крик. Чего ему «ведьма» сделала?

– Николай Николаевич, а продайте мне её. У меня вон холера …

– Матрёну? Продать? Да в уме ли вы, любезный, Пётр Христианович. Доплачу ещё. Так забирайте. Переехать помогу. Лишь бы не видеть рожу её бородавчатую. Холера. Она и наслала. Ведьма, говорю же. Уже сколько раз попику нашему жаловался. А тот всё кряхтит. Боится сор из избы выносить. Забирайте. Сегодня прямо и забирайте. Купчую после составим. Копеечка с вас, а то вернётся ещё.

– Премного благодарен. Николай Николаевич, а крестьян продаёте вообще?

– Окститесь, Пётр Христианович. Весной три семьи прикупил, да девку вышивальщицу. Разворачиваем хозяйство. А ежели вам людишки потребны, то это к графу Ефимовскому. В стеснённых-с оне ноне состояниях-с.

– Ефимовский?

– Павел Андреевич Ефимовский – сын генерал-аншефа Андрея Михайловича Ефимовского – племянника императрицы Екатерины I, двоюродного брата императрицы Елизаветы Петровны. Младший-то сынок Андрея Михайловича хорошо женился, на княжне Долгоруковой, а старший – мот ужасный и своё всё проиграл и приданное жены, царствие ей небесное. Сейчас земли и крестьян распродаёт. Сам Павел Петрович на него ругался и велел долги заплатить.

– Далеко это?

– Охо-хо, хо-хо, молодёжь. Вот живёшь же в версте одной, а соседей не знаешь. Хотя сам такой был, все на войне да в полку, небось. Домой и не заезжаешь. Может, и к лучшему, что император тебя на землицу вернул-с. В Дубровицах у него имение. Всего-то в трёх-четырёх верстах от твоих Студенцов. На юг почти прямо. Всё, нагуляли аппетит, Пётр Христианович, пойдёмте-с, отобедаем-с, мои уж заждались, поди. Ругаться Антонина Капитоновна будет. Пойдёмте, постной пищи откушаем. Ха-ха.

За обедом этим, Брехт понял, чего хохотал хозяин. То ли этого не было в памяти реципиента, то ли, как протестант, по другому всё это воспринимал бывший хозяин тушки, то ли то, что он военный, а там другие строгости, но вот и не знал даже Пётр Христианович, что строгий пост был вчера 18 января, а 19 января в Святое Богоявление или Крещение Господне принимать можно любую пищу, лишь бы храм посетили и произнесли крещенские молитвы.

За обедом хозяин завёл разговор про собак своих борзых. Пётр Христианович заинтересовался и разговор поддержал собачный. От графа Вингенштейна Брехту в наследство досталось огромное количество собак. Штук тридцать. И они непрерывно лаяли и выли на псарне. Иван Яковлевич себе, как первоочередную цель, поставил псарню ликвидировать, а на том месте поставить дополнительную конюшню. Четыре лошади Зубов подарил, да три жеребёнка появились. Маловаты стали апартаменты лошадиные.

– Николай Николаевич, а не желаете у меня собачек посмотреть, может, присмотрите себе. Решил я распродать всех.

– Да, не может этого быть! У вас одна из лучших в Подмосковье псарен. Все завидуют вам. С чего вдруг?

– Ну, вы же знаете. – Дальше сам додумает.

– Вот как! Ну, тогда я с вами еду. Первым буду, есть у вас сука одна …

За столом кроме хозяина и гостя сидела жена секунд-майора Курдюмова – Антонина Капитоновна – старушка божий одуванчик и сын его младший с женой. Сынок, не обращая ни на кого внимания, и не вмешиваясь почти в разговор, закидывал в себя напёрсточные рюмочки наливочки вишнёвой, и к подаче десерта отрубился. Двое дворовых отнесли «уставшего, весь