Возраст не помеха - Виктор Сергеевич Мишин Страница 21

– Рота Т-3 вчера была переброшена севернее, примерно на два квартала, ее там не будет. Самоходов на ходу (каламбурчик) – несколько штук всего, но их хватит, если у вас нечем их встретить. Если есть мины, можно было бы засеять опасные участки, их не так много. А вообще, возьмите на вооружение тактику немецких спецотрядов, – посмотрев на реакцию, счел ее нормальной и продолжил: – Задымляется участок фронта, но не узкое место, а по максимально возможной площади. Противник, не зная, где именно начнется атака, будет вынужден распылять силы, и сопротивление всегда будет меньше. – Интерес в глазах, причем хороший интерес. – Если орудия стоят вот тут, – я продолжил, показывая на карте, – у вас все получится. Слева фланговый пулеметный, из всех стволов, а справа орудия. Я это и хотел предложить, товарищи командиры. Но, конечно, без пополнения вам не выстоять. На каждый батальон Красной армии немцы двинут два-три, причем даже один немецкий батальон гораздо более укомплектован, чем наш. Ну и нельзя списывать огромное количество минометов и орудий. Сам слышал, что, если где-то русские укрепились, их следует долбить артиллерией как можно дольше, а только потом пускать пехоту.

– Да уж, у нас тут дивизия есть, в ней численность чуть больше роты, да и у остальных нелегче, – произнес один из командиров. Я это тоже знал, если не путаю, триста девяносто девятая дивизия, не является таковой даже близко. Да и в остальных немногим больше. Батальоны Сталинграда численностью более сотни штыков, активных, а не поваров и коневодов, считаются редкостью.

Военные задумались. По лицам было видно, мозги у них кипят. А главное, они, я думаю, охреневают от того факта, КТО им принес сведения и подсказывает, как лучше действовать. Естественно, все, что я тут наговорил, скорее всего пройдет мимо. Ну не станут взрослые мужики в достаточно высоких званиях слушать какого-то мальчишку, тех более перешедшего от врага. Но, решив сразу, напором, выдать такой объем, я надеялся, что хотя бы часть идей примут к сведению. Ведь ужасно хочется помочь, но мой возраст… Наверняка сейчас будут решать с разведкой, если донесут по команде дальше, меня у них точно заберут, пользы ноль, вот и думают отцы-командиры над ситуацией. Это как с ежиком: крути его как хочешь, а все одно – колючки.

– Ты, диверсант, посидишь пока у нас. Наверх я доложил, вместе с запросом на твоих родителей, – увидев, как открыл рот, особист продолжил: – В штабе армии пока не заинтересовались тобой, а нам конкретно здесь и сейчас твои сведения точно помогут. Если гадаешь, почему вообще тебя тут слушаем, отвечу, секрета нет. Все твои выкладки и советы, как бы смешно это ни звучало, отлично ложатся на данные разведки. Просто буква в букву. Плюс до конца операции, если она вообще начнется, ты все равно будешь здесь, риск у нас минимальный.

– Хорошо работают ребята, – покачал я уважительно головой.

– Ну так, не только в Германии учат хорошо. А вообще, мы, один черт, покажем Гитлеру, где раки зимуют! – молодой лейтеха решил показать мне, что он тут не для мебели, а тоже важная персона. Что ж, я и не против. Меня сейчас больше волнует другое. Если меня отправят дальше по этапу, так сказать, помочь я уже не смогу ничем. Поэтому, пока я здесь, буду «петь соловьем», вдруг поможет…

– Андрейченко, если я не вернусь до вечера, накормишь его, и это, ложку дай, понял? – особист отдал распоряжения часовому возле входа.

И с тем командиры ушли.

Сидеть и ничего не делать было хреново. Как убедить наших, что меня нужно вообще отпустить? Да-да, смешно звучит. Смешно, но так нужно, очень нужно. Вернувшись в часть, я мог бы узнать гораздо больше. Точнее, не вызывая подозрений у немцев, я смог бы и дальше сливать информацию нашим. Нереально? Да уж, за год жизни в Германии я понял одну вещь: немцы однозначно не дураки. Но ситуация такова, что я на самом деле могу попробовать. Если я вернусь не позднее завтрашнего вечера, думаю, подозрений вообще никаких не будет. Конечно, рассчитывать на такое со стопроцентной вероятностью не стоит, но все же… Задание у меня простое: перейти к русским под видом местного жителя и, узнав, где и кто дислоцируется, свалить назад. То есть я должен делать для немцев то, что хочу делать для своих. А свои мне – Красная армия.

– Вот что, парень, – прервал мои мысли неожиданно вернувшийся батальонный комиссар, – мне приказано переправить тебя на левый берег.

– Раз приказано, то что вы можете поделать, но мне жаль, – погрустнел я.

– Твои слова мы приняли к сведению, батальон кипит от работы, не бойся, пытать тебя не станут. Если мы отобьем атаку противника, да еще и накостыляем ему, хоть немного, это будет в твою пользу. Тут такая работа закипела, и командование обещало поддержать, так что думай о хорошем.

– Да не боюсь я пыток, – грустно сказал я, – боялся бы, вообще бы не пришел. Дело в другом. Я правда хочу принести пользу, причем я могу именно это делать. Товарищ комиссар, разрешите? – Особист кивнул. – Рискните один раз, для вас хуже не будет, я сделаю так, что вы ничего не потеряете даже в случае неудачи. Вы отпускаете меня, а вечером бьете немца у большого оврага, что у вас был на карте западнее ваших позиций. Да-да, именно, – я увидел, как комиссар качал головой, собираясь что-то сказать, – я заманю их сюда, а вы устроите им котел. Заминировать выход из оврага, а с двух сторон ударить, когда втянутся. Почему я так уверен? Вы забыли, зачем я здесь? Я сумею убедить немцев, что позиции вашего батальона можно обойти именно в этом месте, но есть одно условие… – я замолк, а особист продолжал внимательно смотреть мне в глаза. – Вы должны уничтожить их полностью, только так я снова смогу оказаться у вас, иначе меня раскроют, и все, погубим хорошую возможность.

– Месть за родных? Почему так стараешься, рискуешь? – чуть прищурил глаз особист.

– Скорее, как бы ни пафосно это звучало, месть за страну. За убитых женщин и детей, за сожженные села и деревни, мальчишек и девчонок, над которыми издеваются прямо сейчас.