41 - 58 Хроника иной войны - Александр Викторович Горохов Страница 21

штурмбанфюрер, чтобы уже в Берлине вдумчиво «расколоть» их, выяснить, что это был за «один раз». Откуда у русских все эти оружейные новинки, на которых зачем-то стёрто клеймо? Почему стреляные гильзы, подобранные на месте боёв, носят маркировку, соответствующую выпуску конца 1940-х, а не конца 1930-х годов? Что эти наглецы знают о других новинках, известия о которых приходят из Группы армий «Север» и от экспертов Геринга?

Если бы Вилли был его коллегой, посвящённый в соответствующие секреты, они могли бы вместе поломать головы. Например, над тем, почему ночные авианалёты на Москву теперь так плачевно заканчивают, а экипажи одиночных уцелевших бомбардировщиков, в отличие от некоего танкиста Хельмута, не стесняются поминать тех самых огнедышащих драконов, извергающих пламя не из пасти, а из… гм… противоположной пасти части тела. Или что это за истребители, сумевших в мгновение ока очистить небо над Новгородом и Лугой от «птичек» авиакорпуса Рихтгофена? Причём, как будто специально охотящиеся именно на «мессершмиты», не способные противостоять этим русским ни на горизонтальных виражах, ни даже в вертикальном манёвре, что до сих пор являлось основой основ тактики германской истребительной авиации. Как эти чёртовы русские истребители умудряются столь точно выходить наперерез самолётам Люфтваффе?

Ответ на последний вопрос, конечно, лежит на поверхности. Но, по данным разведки, неповоротливые и отсталые «иваны» просто не имеют технической возможности массово производить радиолокаторы.

Вопросов за последнюю пару недель накопилось много. И ответы на них находятся где-то там, куда медленно ползёт воинский состав, в купе которого разговаривают старые знакомые по войне в Испании Рудольф и Вильгельм.

Фрагмент 11

* * *

В Москву генерал Ершаков улетел в дурном настроении, а возвращался в тревожном. Ещё бы! Перед отлётом ему категорически запретили продолжать подготовку к запланированному на 21 августа удару в направлении на Невель, согласованному со штабом Западного фронта. Наоборот, потребовали немедленно заняться укреплением оборонительных позиций.

В Генеральном Штабе маршал Шапошников в присутствии некоего «товарища Васильева», одетого в генеральскую форму, но без знаков различия, очень похожего на постаревшего заместителя начальника Генштаба генерал-майора Василевского, раскрыли причину столь неожиданного приказа. Да такую, что у Филиппа Афанасьевича испарина на залысинах выступила. На фрагменте карты, изображающей участок фронта, который удерживает его 22-я армия, синие стрелки показывали, что немцы тоже планируют наступление, которое должно начаться на следующий день, 22 августа. И наступление должно привести к полному разгрому армии с образованием «котла» и уничтожением в нём вверенных Ершакову частей.

На узком участке фронта, протяжённостью всего четыре километра, на правом фланге 62-го стрелкового корпуса гитлеровцы намерены ввести в бой сразу две танковых дивизии. Одновременно! И к концу дня, продолжая двигаться на север, осуществить прорыв на глубину 25–30 километров, выйдя к железнодорожной ветке Великие Луки — Ржев. Прорыв поддержат 206, 110, 102 и 256-я пехотные дивизии, которые фактически молниеносно разгромят и 62-й, и 29-й стрелковые корпуса.

— Это достоверные сведения? — вытирая дрожащими руками пот, переспросил генерал-лейтенант.

— Достовернее не бывает, — кивнул «товарищ Васильев».

— Я немедленно направлю на участок предполагаемого прорыва 98-ю стрелковую дивизию, находящуюся в резерве.

— Не торопитесь, голубчик, — улыбнулся маршал. — 98-я дивизия может пригодиться вам именно там, где она находится в данный момент, возле Морозово. У нас есть лучшее решение: перебросить к деревне Дреки, восточнее которой и будет наноситься удар, танковую дивизию.

— Но 48-я танковая практически лишена материальной части. Две немецкие танковые дивизии она просто не сможет сдержать.

— Не 48-ю. Её нужно немедленно выводить на переформирование, пока в ней ещё сохранился личный состав, — отрезал «Васильев». — Мы направляем в распоряжение вашей армии 143-ю танковую дивизию Резерва главного командования. Она и отразит удар группы Штумме. А потом поможет вам одолеть и поддерживающие прорыв пехотные дивизии.

— Одна дивизия? — не поверил Филипп-Афанасьевич.

— Но она же будет действовать при поддержке ваших стрелков. Кроме того, мы собираемся серьёзно помочь вашей армии авиацией. Как нам кажется, размещённого в Адрианополе истребительного авиаполка будет вполне достаточно, чтобы парализовать действия немецкой авиации на участке 22-й армии.

Ершакову показалось, что этот человек просто издевается над ним. 29-й иап, базирующийся на этом аэродроме, летает на И-16 и бипланах И-153, которые, как убедился за прошедшие почти два месяца войны генерал-лейтенант, не в состоянии на равных драться с немецкими истребителями. Да и потери за время, пока его армия обороняет отбитые у немцев Великие Луки, понёс ощутимые.

Видимо, во взгляде на человека, носящего форму без знаков различия, ему не удалось скрыть мелькнувшие в голове мысли, и «Васильев» усмехнулся. Но почему молчит Шапошников? Почему он не одёрнет этого выскочку, командующего в присутствии начальника Генерального Штаба так, словно имеет на это право? Кто это? Какой-то партийный назначенец?

— И пожалуйста, никакой самодеятельности, — наконец заговорил Борис Михайлович. — Исполняйте всё в точности, как указано в директивах, которые вам вручат.

По прибытии в штаб армии, расположенный на станции Назимово, Филипп Афанасьевич застал у только-только назначенного на должность начальника штаба генерал-майора Пигаревича танкиста с двумя звёздами в петлицах. Невысокий, крепко сложенный, с застарелыми следами ожогов на лице. Возраст на вид — лет сорок, но виски совершенно седые.

— Командир 143-й танковой дивизии РГК генерал-майор Лукашин, — представился он.

— Где находится ваша дивизия? — козырнув в ответ и пожав танкисту руку, сразу же спросил командарм.

— Разгружается на станциях Кунья и Артёмово, товарищ генерал-лейтенант.

— Днём? — удивился Ершаков.

— Так точно.

— И как вас немцы не разбомбили?

— А они боятся, товарищ командующий, — вмешался в разговор Пигаревич, в глазах которого вспыхнули озорные искорки. — Им тут за два дня, пока вы в Москве были, так вломили, что они сегодня к нам даже не суются.

— Кто это так постарался?

— Истребительный полк, который теперь летает из Адрианополя. Их даже просить о поддержке не приходится. Они возле Наумово какой-то хитрый пост ВНОС поставили, который на сто вёрст вокруг засекает любой германский самолёт.

Настроение начштаба было настолько приподнятым, что Филипп Афанасьевич даже заподозрил: а не выпили ли перед его прибытием два генерал-майора? Но вроде бы запахом спиртного от них не разит. Ну, ничего! Сейчас мы Борису Алексеевичу настроение подпортим, рассказав, о чём говорили в Генштабе.

— Какой состав дивизии?

— Два полка средних танков, всего 188 танков. Двухбатальонный полк тяжёлых, 64 машины. Мотострелковый полк на бронетранспортёрах, гаубичный полк, зенитно-артиллерийский полк, дивизион реактивных миномётов, разведывательный, автомобильный батальоны, медсанбат, ремонтно-восстановительные мастерские, взвод химзащиты.

— И что за штаты у вас такие? — удивился командарм.

— Вот такие, — улыбнулся Лукашин. — Резерва главного командования.

— Для чего вашу дивизию сюда прислали, знаете?

— Так точно, товарищ генерал-лейтенант. Не допустить прорыва немецких танков в районе деревни Дреки, а после того, как танковые дивизии противника будут уничтожены, оказать помощь подразделениям 62-го и 29-го стрелковых корпусов в отражении атак немецкой пехоты.

— Справитесь с поставленной задачей?

— Уверен! — ни на секунду не задумываясь, кивнул генерал-майор.

— Мне бы вашу уверенность, — недовольно проворчал Ершаков.

— И у вас появится такая уверенность, товарищ командующий, когда вы увидите, что это за техника! — снова расплылся в улыбке начальник штаба.

В директиве было указание провести 20–21 августа несколько разведок боем западнее Великих Лук, чтобы немцы, если их разведка узнала о готовящемся ударе на Невель, не сомневалась в том, что планы 22-й армии остаются неизменными. Но, даже проведя их, Ершаков с душевным трепетом ждал утра 22 августа. И началось оно с массированного авианалёта на южный фланг позиций армии. Точнее, попытки этого налёта, закончившейся полным разгромом тех эскадрилий, что приняли в ней участие.

Такого Филипп Алексеевич ещё никогда не видел. Невероятно стремительные советские истребители со скошенными назад крыльями, казалось, играючи расправлялись не только с «лаптёжниками», но и с «мессерами», не способными их догнать ни в горизонтальном полёте, ни на вертикальных манёврах. Короткой очереди их пушечного вооружения было достаточно, чтобы машина с крестами рушилась на землю или просто разваливалась в воздухе. По докладам, лишь нескольким бомбардировщикам удалось неприцельно вывалить свой груз на позиции подразделений армии.

186-ю и 170-ю дивизию крыли из артиллерии ожесточённо, но когда на север двинулись 19-я и 20-я немецкие танковые дивизии, по ним из-за леса ударила реактивная артиллерия