Nik Держ - Пёс. Книга 1. Страница 22

— Давай, Вольфыч, трави свои байки! Чего это ты в этой глуши людей пачками валишь?

— Угу, — промычал с набитым ртом Паша, соглашаясь с шефом. — А мы послухаем! А затем решим, верить тебе или нет!

— Когда-то я уже рассказывал эту историю Степанычу…

— А деду что ли, егерю бывшему? — переспросил Паша.

— Ему. И он мне поверил. А вы… Слушайте…

— Во, брешет! Даже глазом не моргнет! — изумился Паша, выслушав рассказ Пса. — Тебе книжки надо писать, а не в тайге груши околачивать!

— Цыть, Паша! — строго приказал шеф, и тот сразу прикусил язык. — Так ты говоришь, хлынуть оттуда может в любой момент?

— Да. И тогда этот мир обречен! Против Вермахта вам не выстоять!

— Петр Семеныч, вы серьезно? Да он нам лапшу на уши вешает!

— Цыть, щенок! Урою в натуре! — с Петра Семеныча неожиданно сполз аристократический лоск удачливого бизнесмена и миллионера, обнажив личину матерого уголовника. Так же резко изменился его лексикон, оказавшийся вдруг насыщенным блатными словечками. — Я фуфло за километр нутром чую! А этот пердун старый к своим сквозанул? По возрасту вполне мог в сороковых коммуняков вешать.

— Одного не пойму, — признался Вольф, — они ведь ничего знать не могли.

— Вот шо, братва, — наконец изрек Петр Семеныч, — решать все равно что-то надо! Фрицев не вернуть, а их искать будут, как пить дать, прочешут все. Старикан-то миллиардер — его так просто со счетов не скинуть. Как бы на международный скандал не нарваться! Значит, действовать будем так: никого и ничего не видели! Мы, Паша, приехали вместе, поохотились, как всегда и отвалили! Что бы не случилось, стойте на своем. Вольфыч, все следы нужно уничтожить, чтобы ни одна собака не нашла?

— Сделаю, тайга как-никак!

— И еще — трупы своих диверсантов зарой подальше и поглубже… Да, если вдруг еще что-нибудь почувствуешь… Ну, как это у тебя, что ворота распахнулись — немедленно мне маякни. Паша, оставишь Вольфычу спутниковый телефон.

— Хорошо, Петр Семеныч.

— Теперь, разлей еще по одной, и в койку! Завтра обсудим подробности и приберемся. Ну, — он поднял услужливо наполненную Пашей стопку, — с Новым Годом!

28.06.2005 г.

Тысячелетний Рейх.

Берлин. Рейхстаг.

Личный кабинет фюрера.

Что дело «швах» и плохо пахнет, Штрудель понял, когда с задания не вернулась вторая группа. Если после пропажи Пса он еще питал какие-то надежды на благополучный исход дела, то после исчезновения двух профессиональных контрразведчиков СД, посланных по его следу, надежды рухнули. Тучи сгущались над головой профессора. Он чувствовал задницей, что вскоре может разразиться большая гроза. И в этом буйстве стихий ему придется сыграть главную роль — роль громоотвода. Двое суток назад Штрудель на свой страх и риск, не предупредив об этом даже фюрера, лично курировавшего этот сверхсекретный проект, отправил в измерение «R» новую группу диверсантов. На этот раз пятерых чистокровных арийцев, прошедших специальную подготовку на секретном полигоне института. С единственной задачей — выжить. На пребывание в измерении «R» профессор отвел группе трое суток. Он рассчитывал, что за столь короткий срок хоть один из диверсантов сможет вернуться назад. Он пообещал держать открытым портал раз в сутки, прекрасно понимая, что идет «ва-банк», бросая «на ветер» колоссальные средства. Но если в этот раз все получится… Не получилось! Откуда же профессору было знать, что отчет о энергозатратах его лаборатории лег на стол фюрера буквально через несколько минут после заброски группы. Спустя час с Берлинского военного аэродрома в восточном направлении стартовал самолет с особой командой СС на борту. Перед эсесовцами стояла задача — взять под стражу научную группу профессора Штруделя и срочно доставить её в Берлин. Со своей задачей элитное подразделение Вермахта справилось играючи: не прошло и суток, как Штрудель лично предстал перед разгневанным главой Тысячелетнего Рейха.

— В чем дело, Дитрих? — «ласково» поинтересовался фюрер, когда они остались наедине. — Что за самодеятельность ты устроил?

Переминающийся с ноги на ногу Штрудель стоял возле дверей, сиротливо потупив взор. Он чувствовал, как холодная рука страха железными тисками сжимает его горло, не давая произнести ни слова в оправдание, как в бешеном ритме стучит его сердце, как бегут по спине струйки пота, но ничего не мог с собой поделать. Он боялся даже поднять глаза, чтобы встретиться взглядом с хозяином Мира.

— Я жду объяснений, Дитрих! — видимо устав слушать в ответ лишь тяжелое дыхание, повысил голос Лепке.

— Они… они… — с трудом проталкивая слова сквозь скованное спазмами горло, просипел Штрудель, продолжая «гипнотизировать» пол под ногами.

— Громче, Дитрих, громче! — раздраженно бросил фюрер, по привычке меряя шагами кабинет. Так ему было проще держать себя в руках.

— Они отключили оборудование, — вздрогнув от окрика фюрера дородным телом, прошептал доктор.

— Что ты там блеешь! — Лепке в сердцах хлопнул ладонью по столу.

— Они отключили оборудование! — повторил Штрудель. — Никто не сможет вернуться…

— Они всего лишь выполнили мой приказ! — поставил в известность профессора фюрер.

— Но… — Штрудель, наконец, нашел в себе силы взглянуть в глаза Хозяину Мира, но Лепке не дал ему произнести ни слова.

— Никаких «но»! Ты представляешь себе, СКОЛЬКО энергии истрачено на последний эксперимент?!! Теперь меня запросто можно смешать с дерьмом! Едва только с этой бумажкой ознакомятся сенаторы, — фюрер потряс перед побледневшим Штруделем мятым отчетом о энергозатратах, — а это произойдет в ближайшее время, я распрощаюсь со своим высоким постом! У нас не монархия, а я не Адольф Гроссе Фюрер!!! — сорвался Лепке, едва не переходя на визг. — Но прежде… Прежде я превращу твою жизнь в ад! Ты пожалеешь о том, что вообще появился на свет! И зачем я только связался с тобой! — горестно воскликнул фюрер, мешком падая в кресло. Сжимая голову руками, он продолжал причитать, словно забыв о присутствии Дитриха. — О, Господи, я войду в историю как самый бездарный руководитель Империи! Я стану притчей во языцах…

— Может быть, все-таки включить установку? — робко предложил профессор. — Если дела так плохи: терраваттом больше, терраватом меньше — какая разница?

— Замолчи! — закричал Лепке, буравя профессора налитыми кровью глазами.

— А вдруг кто-нибудь все-таки вырвется? — продолжал гнуть свою линию приободрившийся Штрудель.

— Да никто не вырвется! Никто! Ты до сих пор не понял этого?! Вся эта идея с самого начала была бредом! Фикцией…

Один из телефонных аппаратов на столе руководителя Рейха издал мелодичную трель, прервав фюрера на полуслове. Фюрер грязно выругался и поднял трубку.

— Я занят! — прорычал он. — Позвоните позже… ЧТО?!!!

С каменным лицом он выслушал доклад до конца и положил трубку на место. После нескольких минут молчания, в течение которых Штудель боялся даже вздохнуть, фюрер, наконец, произнес севшим от напряжения голосом:

— Возможно, Господь дает нам еще один Шанс! У нас гости с той стороны, профессор.

— Вернулся кто-то из команды? Но как? Оборудование отключено!

— Нет, Дитрих, это чужие…

29.06.2005 г.

Тысячелетний Рейх.

Дальневосточный гау.

Терехоффка.

Белый потолок кружился в медленном танце, плавно раскачиваясь из стороны в сторону. Хильшер закрыл глаза и попытался справиться с приступом головокружения. Но ему не удалось этого сделать: вместо крутящегося перед глазами потолка завертелся он сам. Желудок сжался в комок, и Фридриха вырвало на белоснежную наволочку.

— Доктор! Он пришел в себя!

Хильшер скосил глаза, рассматривая говорившего мужчину. Хоть после рвоты ему немного полегчало, двигать головой он не решался. Позвавший врача оказался крепким коротко стриженым мужчиной 45–50 лет, чем-то неуловимо похожим на вчерашнего егеря: похожие жесты, движения, интонации и манера говорить. Когда этот человек одетый в полувоенный френч защитного цвета повернулся к Хильшеру боком, профессора заколотила нервная дрожь — на эмблеме рукава скалился все тот же взъерошенный пес над двумя скрещенными метлами.

— Где я? — тихим от слабости голосом прошептал Фридрих.

— В тюремной больнице, — ответил незнакомец, протягивая Хильшеру чистое полотенце.

— Нет, я не об этом! — Хильшер отер полотенцем губы и накрыл им испачканную подушку. — Город? Страна?

— Вы находитесь под юрисдикцией Дальневосточного гау, одной из провинций Новой Германии, — невозмутимо ответил незнакомец. — А конкретнее — в тюремной больнице Терехоффского блока.