Секретная командировка (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич Страница 22

Я только начал разворачиваться, как услышал.

– Володька, подожди.

Я обернулся. Капка высунула-таки из-под одеяла лицо. М-да, вид у девчонки не совсем презентабельный – синяки под глазами, разбитые, но уже начавшие подживать губы, покрывшиеся коричневой корочкой. Но я думал, что все еще хуже.

Вернувшись, я сел рядом с девчонкой, просунул свою руку под одеяло и ухватил ее за ладонь и осторожно пожал холодные пальчики.

– Так ты меня прощать будешь или нет? – поинтересовался я. – Я ведь и на самом деле сразу рванул. Если тебе интересно – все трое уже наказаны.

– Дурак ты, Володька, – всхлипнула Капка.

– Правильно говоришь милая, все мужики дураки! – донеслось с соседней койки, где лежала бабуля со сломанной ногой, подвешенной на какое-то замысловатое сооружение, вроде маленького подъемного крана. – Им от тебя только одно надо, что под юбкой прячешь.

Бабуля, довольная глупой шутке, захихикала. Глядя на нее, оживилась и остальная палата. Женщины принялись обсуждать, какие мужики дураки.

Я был с этим не совсем согласен, но предпочел лишь глупо улыбаться и помалкивать. Баба (виноват, женщина), она и так опасна, а если их много, то лучше вообще не связываться. Запросто можно огрести костылем.

– Вова, давай на улицу выйдем, – предложила Капа, начиная вставать. Распахнув одеяло, ойкнула и опять укрылась: – Ты иди пока, а я оденусь.

– А тебе можно вставать? – спросил я с сомнением.

– Доктор сказал – легкое сотрясение, можно ненадолго. Ну, я же кое-куда сама хожу…

Капка опять смутилась, а я пожал плечами и пошел на выход. Эх, дурочка стеснительная. И чего стесняться, если я тебя уже видел голенькую, когда вытаскивал из того клятого дома и волок к подводе? Ну, почти голенькую.

Когда я проходил мимо последней койки, лежавшая на ней женщина неожиданно ухватила меня за рукав и сказала:

– Ты, парень, дурью-то не майся, Капку замуж бери. Девка хорошая, а это – не велика ценность. И не виновата она.

О чем это она? Я осторожно высвободился из захвата и вышел во двор. С удовольствием вздохнул запахи свежего воздуха.

– Вова, пошли на скамейку.

Капка была в каком-то бесформенном халате грязно-коричневого цвета и войлочных тапочках. Я только посмотрел на эти жуткие тапки, прикинув, сколько там скопилось бактерий и микробов, но промолчал.

Мы уселись на скамейке, словно два голубка. Капка, просунув свою руку сквозь мою, вдруг сказала:

– Вов, не было ничего такого.

– Ты о чем это? – не понял я.

– Никто меня не ссильничал. Бить – били и сильно били, но не насиловали.

– Кап, так я знаю, – сказал я, пытаясь понять, что мне пытается рассказать девчонка.

Капка прижалась к моему плечу. Я вздохнул и обнял ее, подумав при этом: «Ах ты, старая вешалка! Да у тебя дочь старше, чем эта девочка».

Мысли пошли туда, куда я им запрещал идти (но они, заразы такие, все равно лезли и лезли!). Как там мои девчонки, жена, дочка? Если моя тушка где-то в секретной лаборатории, надеюсь, что хоть зарплату мне перечисляют исправно. Конечно, жена работает, но ее жалованье искусствоведа (ишь ты, как я заговорил – жалованье!) – кошкины слезы.

– Вова, ты о чем задумался?

– Скажу – не поверишь, – усмехнулся я. – Мне иногда кажется, что я сюда попал не то с другой планеты, не то из другого мира.

– Эх, Вовка, тебе бы все шутки шутить, а я серьезно, – надулась девчонка, но прижалась еще теснее.

– Ты мне о чем сказать-то хотела? С чего ты вдруг – насиловали, не насиловали.

– Так вон, бабы в палате шепчутся: мол, это та девка лежит, что у актрисы горничной служила. Ее приезжие офицеры ссильничали, а ейный жених, он в чека служит, прибежал, да всех офицеров и порешил! Одни говорят – правильно сделал, что порешил, так им и надо, а другие – душегуб мол, что порешил. Дескать, девка сама жопой вертела, довертелась. Не убыло бы у нее.

– Ой, Капка, всякие глупости слушать, слушалки не хватит, – с досадой сказал я, из-за занятости не знавший последних городских сплетен. А надо бы. Сплетни иной раз бывают ценным источником информации. Погладив Капку по голове, словно котенка, осторожно продолжил:

– Бабы лежат, делать им нечего, вот всякую чушь и мелют.

– Ага, бабы мелют. Да ко мне в палату уже твоя тетка приходила. Спрашивала – мол, отчего она не знает, что ее Володька жениться собрался, да еще и на порченой! Знаешь, мне каково было?

Ну и ну. Ладно, сегодня я тетушку не видел. Но вчера и позавчера? И ничего не сказала?

– Так я тебе говорю, Вовка, что никто меня не насильничал. Честная я. Жених у меня был, да. Целовались мы с ним. Его в пятнадцатом на войну забрали, он перед отправкой просил: давай мол, а как вернусь, свадьбу сыграем. Два дня ходил и канючил, но не дала я ему!

– Ну так и молодец, – похвалил я девчонку, пытаясь понять, к чему она клонит. – Мужу твоему повезет, что ему честная невеста досталась.

– Так Вовка, ты же мне обещал жениться!

Вот те раз! Неужели девчонка не осознала, что у нас было служебное задание? Или я чего-то не понимаю?

– Володя, так ты женишься, или нет?

– Кап, давай так договоримся. Вот война закончится, тогда и женюсь.

– Правда? – радостно взвизгнула Капитолина, бросаясь мне на шею. Попыталась поцеловать, но разбитые губы помешали.

– Но я тебе говорю – не раньше! – строго сказал я, прикидывая, что до конца войны еще есть время.

– Ничё, я подожду! Хоть год, если надо, хоть два.

Ох уж эти женщины!

Глава 12. Мятежный эшелон

Ночью по телеграфной линии сообщили, что к Череповцу двигается поезд с вооруженными людьми.

Кого можно удивить поездом с солдатами? Не теми, кто отправляется в окопы, не ранеными, возвращающимися с фронта, а другими, не признающими над собой никакой власти, кроме собственной, основывающейся на силе оружия. Уже после февраля семнадцатого солдаты, осатаневшие от войны, начали дружно сбегать с фронта, а чтобы быстрее добраться до дома захватывали паровозы. Ну, потом тоже всякое было. Поезда останавливались на станциях, с них сходили вооруженные люди и требовали лишь одного – воды для котла, и дров. Ну, воды не жалко, а с дровами туго. Те, что доставлялись «в штатном режиме», были израсходованы, запасы не пополнялись. Забор вокруг вокзала и прилегавших к привокзальной площади домов давно снесли, сквер, разбитый тщанием городской Думы – вырублен, а солдатики бегали в город, пытаясь забрать дрова у городских обывателей, на что те активно возражали, а порой и пускались в рукопашную. Те из проезжих дезертиров (ну и всех прочих), кто умнее, догадывались сделать остановку в пути и заготовить дров для топки, но таких мало.

За последние месяцы «шальных» эшелонов стало поменьше. В Петрограде более-менее навели порядок, да и в других местах тоже. А главное – кто хотел куда-нибудь убежать, уже убежал. Но все-таки время от времени, словно из какого-то другого измерения «выныривал» паровоз с полудюжиной вагонов (плюс-минус три). Вон не так давно (я еще не работал в ЧК), на станции Кадуй остановился поезд. Ну там, водички в котел залить, дровец запасти. Солдаты – сплошь пожилые дядьки, обросшие бородами, демобилизованные с фронта в марте семнадцатого. Выяснилось, что едут они из-под Риги в город Самару, собираясь добраться через Москву. А в Риге, как народ говорил, уже с сентября семнадцатого сидят немцы (мне-то бы положено про то знать, так как именно там вольноопределяющийся Аксенов и был ранен, но не помню). И зачем такой крюк закладывать, если напрямую из Петрограда в Москву ближе? И где этот эшелон болтался почти год, чем жили солдатики, непонятно. Не поезд, а «Летучий голландец»!

Солдат из эшелона разоружили, подкинули немного хлеба, да и отправили восвояси. Нехай едут. Правда, не оказались бы они теперь где-нибудь в Мурманске или напротив, обратно в Риге, но это уже их дело.

И вот на тебе, подарок! Может быть, в иное время начальство бы почесало голову и сказало – шибко не безобразничают, так и нехай себе едут. Надоест, сами разбегутся. А еще начальство могло махнуть рукой и сказать: дескать, из нашей губернии смылись, пусть их в другой ловят. Еще бы распорядилось к вокзалу дров подвести, чтобы быстрее уматывали.