Мой адрес - Советский Союз! Книга четвертая - Геннадий Борисович Марченко Страница 22

— Кого там чёрт несёт? — пробормотал я, вставая из-за стола.

У калитки за забором стояла хорошо одетая, ухоженная женщина, выглядевшая от силы лет на сорок. Несмотря на не слишком высокий рост, которого ей не сильно добавляли сапоги на приличном каблуке, казалось, что она умудряется смотреть на меня сверху вниз. Возможно, это впечатление усугублялось благодаря приподнятому подбородку и сквозившему во взгляде высокомерию.

— Здравствуйте! — произнесла она низким грудным голосом, который, наверное, до сих пор в мужчинах вызывал животную страсть.

— Здравствуйте! С кем имею честь?

— Любовь Владимировна Колесниченко.

И в ответ на мой вопросительный взгляд добавила:

— Я жена Виктора Сергеевича, который сейчас по вашей милости находится в следственном изоляторе. Может быть, вы всё же пригласите меня в дом? На улице довольно прохладно.

Больше всего мне хотелось послать её куда подальше, но, будучи человеком воспитанным, отошёл в сторону:

— Проходите.

Она прошла мимо, обдав меня томным запахом «Красной Москвы», направляясь по выложенной плиткой дорожке к дому. Мне пришлось, заперев калитку путём накидывания щеколды, её обогнать, и открыть перед ней дверь дома.

— Благодарю! — кинула она мне, даже не поворачивая головы.

После чего переступила порог и, пару раз шваркнул подошвами сапогов о коврик (чуть не порвав его своими каблуками), направилась в комнату.

— Здравствуйте! — поздоровалась с ней Полина, привставая со стула.

— Добрый день! — кивнула гостья, распахивая пальто и присаживаясь за стол. — Борщ? Какая прелесть.

— Вам налить? — спросила жена.

— Нет, спасибо, я пообедала в гостиничном ресторане.

Я решил сразу всё расставить по своим местам.

— Знакомься, Полина, это Колесниченко Любовь Владимировна — супруга ставропольского прокурора Виктора Сергеевича Колесниченко, который пытался меня засадить по ложному обвинению.

В глазах Полины промелькнуло выражение, в котором угадывались одновременно недоумение и обида.

— Да, да, — вздохнула Любовь Владимировна, — мой муж — светлый и чистый человек, который по какому-то ужасному недоразумению был обвинён в том, чего не совершал.

— Ой ли? — глянул я на неё искоса. — Так уж и не совершал? Лукавите, Любовь Владимировна.

Гостья сжала в ниточку тщательно подкрашенные губы, после чего соизволила их чуть разомкнуть, чтобы процедить:

— Послушайте, Евгений! Произошло недоразумение, мужа ввели в заблуждение и он, толком не разобравшись, попросил временно поместить вас в следственный изолятор.

— Да? — хмыкнул я. — Если даже и так, кто же ввёл его в заблуждение? Уж не ваш ли сын, рассказавший историю, будто это я их троих избил ни за что, ни про что?

— Виталик уже осознал свою ошибку, — дёрнула она уголком рта. — Как бы там ни было, Евгений, в ваших силах помочь не сломать судьбу человеку. Моего мужа могут отправить в колонию, а там к работникам прокуратуры очень негативное отношение.

— Ну вообще-то для сотрудников органов существуют специальные колонии, вряд ли его отправят к обычным уголовникам.

— Колония есть колония, я не хочу, чтобы мой муж вернулся домой инвалидом с туберкулёзом лёгких.

— То есть когда он хотел засадить в колонию человека, ответившего на хамство его… вашего сына — это было бы нормально, так?

Она поморщилась, словно от зубной боли.

— Давайте не будем углубляться в дебри софистики. Предлагаю решить этот вопрос кардинально, чтобы больше к нему не возвращаться. Вот!

Лона вытащила из сумочки что-то, завёрнутое в газету, развернула — и нашим глазам предстали несколько упаковок 25-рублёвых купюр, перетянутых резинками.

— Здесь ровно 10 тысяч. Копили на машину сыну, но, видимо, пока ему придётся пользоваться общественным транспортом. Три тысячи ещё даже пришлось занимать у хороших друзей. Вам всего лишь нужно будет отозвать своё заявление и немного изменить показания. Я вам продиктую, что нужно будет написать. Правда, придётся ещё раз побывать в Пятигорске, проезд

Ах ты ж… В голове бурлили сплошь нецензурные выражения, но я в итоге из себя выдавил:

— Уберите это.

— Убрать?

На её лице появилось выражение, словно она ослышалась.

— Здесь 10 тысяч! Это же целое состояние! Я понимаю, вам, как известному спортсмену, наверное, платят какую-то стипендию помимо студенческой, и как композитор вы, вероятно, что-то зарабатываете, но не такие же деньги!

— Я зарабатываю достаточно. Этот дом я купил на свои деньги, и машина у меня стоит в гараже. Так что не бедствуем. Любовь Владимировна, заберите деньги.

— Но…

— Любовь Владимировна, — сказал я, поднимаясь, — вам здесь не рады!

Она, с шумом выпустив воздух через ноздри, сгребла деньги обратно в сумочку, даже не удосужившись завернуть их в газетный лист, после чего тоже встала и бросила в мою сторону полный ненависти взгляд.

— Что ж, вы ещё пожалеете… Можете не провожать.

Она двинулась к выходу, топая каблуками, и мне на мгновение показалось, что она по примеру Людмилы Захаровны из ещё не снятого фильма «Любовь и голуби» распахнёт дверь ногой. Но нет, обошлось. В окно мы видели, как она дошла до калитки, какое-то время провозилась с запором, наконец справилась с ним, и покинула территорию нашей усадьбы. То есть нашего частного домовладения, которое мы с Полиной в шутку называли усадьбой.

— И что это было?

Мы с Полиной переглянулись, я развёл руки в стороны, одновременно пожимая плечами и вздохнул:

— Сам в шоке!

— Надо было ей выцарапать глаза, — прищурилась она и даже чуть оскалилась, став немного похожей на дикую кошку.

А лучше позвонить Хомякову, подумал я и, не откладывая дело в долгий ящик, набрал его домашний номер. Виктор Степанович, по счастью, никуда в субботний день не отлучался, и я сразу же выложил информацию про недавнее общение с женой Колесниченко. Порекомендовал задержать её и поинтересоваться, откуда у Любови Владимировны такая сумма денег. Хомяков принял к сведению и, как я узнал пару дней спустя, прокурорша действительно была задержана и внятно не смогла объяснить цель своего приезда в Свердловск с 10 тысячами рублей. Про сами деньги твердила одно: накоплены за много лет, хотели сыну приобрести автомобиль. И три тысячи, как мне и говорила, заняла у друзей, что оказалось правдой. Для чего? «Волгу» хотела взять,

А три дня спустя раздался телефонный звонок.

— Евгений Платонович, здравствуйте! Это Борис Яковлевич… Да, Козлов. Запоминайте информацию… 18-го декабря утром прилетаете в Москву… Вы же самолётом прибудете, как обычно? Я вас встречаю в аэропорту, отдаю вам загранпаспорт, после чего едем заселяться в гостиницу, а тем же вечером у вас этот… как его… спарринг. По его результатам будет принято решение о степени вашей готовности к бою с Мухаммедом Али. Спортивную форму прихватите, и тренировочную, и для боя с американцем. Хотя там вроде бы только трусы нужны, профессионалы без маек, я узнавал, боксируют. ну и на ноги специальная обувь. А 19-го у нас вылет из Москвы во Франкфурт, оттуда уже летим в Нью-Йорк. Я буду возглавлять нашу небольшую делегацию.

— Небольшую?

— Ну там ещё пара человек должна быть, всё на месте узнаете. Самое главное — не забудьте дома обычный, советский паспорт. Всё, жду вас утром 18-го в «Домодедово», на выходе из аэровокзала. И, кстати, прихватите какую-нибудь демисезонную одежду. В Нью-Йорке зима — как наша осень. Положив трубку, я повернулся к Полине, которая на меня вопросительно посмотрела, оторвавшись от кипевших страстей в романе «Милый друг» Ги де Мопассана. — 18-го утром вылетаю в Москву, в тот же вечер спарринг, а на следующий день вылетаем в Штаты.

Она встала, подошла ко мне. Поцеловала легонько, словно ветерок коснулся губ.

— Женька, я буду за тебя молиться.

— Ты же комсомолка!

— Ну и что? Мама вон тоже молится каждый раз, когда переживает за меня. Она меня ещё в детстве одной молитве научила, а её — моя бабушка, я только не рассказывала тебе.

— Ладно, молись, — улыбнулся я. — Я твою молитву и через океан услышу.

[1] Я отбыл наказание, но преступления не совершал (англ).

[2] Всемирная конвенция об авторском праве (ВКАП) (иногда Женевская или Парижская конвенция, в зависимости от редакции документа) — международное соглашение по охране авторского права, действует под патронажем ЮНЕСКО. Принята на Межправительственной конференции по авторскому праву в Женеве 6 сентября 1952 года. Задача конвенции состояла в том, чтобы ни одна страна не оставалась вне рамок международной системы охраны авторского права.

[3] Советский историк, помощник Генерального секретаря ЦК КПСС А. С. Черняев в своих