Мэрион Брэдли - Туманы Авалона Страница 220

– Мне приходило в голову, что за всем этим кроется нечто большее, чем простое желание жрицы возродить в этой стране древние обычаи или твое стремление связать нас с силами луны. Я рад был помочь тебе в этом и разделить с тобою веру, леди. Ты воистину стала владычицей этой земли, особенно для Древнего народа, который видит в тебе олицетворение Богини. Но сейчас мне вдруг подумалось, сам не знаю, почему, – Акколон коснулся змей, обвивавших его запястья, – что вот это привязало меня к этой земле, что я должен страдать за нее, а если понадобится, то и умереть.

"Я использовала его, – подумала Моргейна, – так же безжалостно, как когда-то Вивиана использовала меня…"

– Я прекрасно знаю, – продолжал тем временем Акколон, – что древние жертвы не приносятся вот уж больше сотни лет. И все же когда на руках моих появилось вот это, – загорелый палец вновь коснулся змеи, – я подумал, что возможно, я и вправду один из тех, кого Владычица призвала к древней жертве. С тех пор прошло много лет, и мне начало казаться, что это была всего лишь игра воображения желторотого юнца. Но если я должен умереть…

Голос его постепенно затих, словно круги на воде тихой заводи. Стояла такая тишина, что слышно было даже шуршание какого-то жучка в траве. Моргейна не произнесла ни слова, хотя и ощущала страх Акколона. Он должен одолеть свой страх сам, без чьей-либо помощи, как это когда-то сделала она… и Артур, и Мерлин, и всякий, перед кем вставало это последнее испытание. И если уж Акколону суждено столкнуться с ним лицом к лицу, он должен идти на это испытание добровольно, осознавая, что он делает.

В конце концов, Акколон спросил:

– Так значит, леди, я понял верно, – я должен умереть? Я думал… если уж и вправду требуется кровавое жертвоприношение… но потом, когда ее жертвой стал Аваллох…

Моргейна увидела, как у него на скулах заиграли желваки.

Акколон стиснул зубы и с трудом сглотнул. Но она продолжала молчать, хоть сердце ее и разрывалось от жалости. Отчего-то вдруг в сознании у нее зазвучал голос Вивианы: «Придет время, когда ты возненавидишь меня столь же крепко, как сейчас любишь…» – и ее вновь захлестнула волна любви и боли. И все же Моргейна заставила себя отринуть чувства; Акколон был сейчас старше, чем Артур, когда тому пришлось пройти через обряд посвящения в короли. Да, Аваллох действительно стал жертвой, и кровь его пролила сама Богиня, – но одна кровь не искупает другой, и смерть Аваллоха не избавит его брата от обязанности взглянуть в лицо собственной смерти. Наконец Акколон хрипло вздохнул.

– Что ж, так тому и быть. Я достаточно часто смотрел в лицо смерти в сражениях. Я клялся служить Богине и не стану нарушать своих обетов. Поведай мне ее волю, леди.

И лишь после этого Моргейна позволила себе сжать руку Акколона.

– Я не думаю, что она потребует от тебя смерти – и, уж конечно, не смерти на алтаре. Но все же испытание необходимо; а подобные испытания всегда осенены тенью смерти. Приободришься ли ты, если я скажу, что тоже прошла этим путем и взглянула в лицо смерти? И, однако, вот она я. Скажи: ты давал Артуру клятву верности?

– Я не принадлежу к его соратникам, – ответил Акколон. – Увейн давал ему клятву, я же – нет, хотя охотно сражался на его стороне.

Моргейна рада была слышать это, хоть и знала, что сейчас использовала бы против Артура даже клятву товарищества.

– Слушай меня, милый, – сказала она. – Артур дважды предал Авалон; а править этой землей может лишь король, пришедший с Авалона. Я многократно пыталась воззвать к Артуру и убедить его сдержать клятву. Но он не желает прислушаться ко мне. Однако он до сих пор с гордостью носит священный меч Эскалибур и магические ножны, что я сработала для него.

Лицо Акколона залила бледность.

– Ты действительно… ты хочешь свергнуть Артура?

– Я бы не захотела этого, не отступись он от своей клятвы, – отозвалась Моргейна. – Однако я и сейчас с радостью дала бы ему возможность стать тем, кем он клялся быть. А сын Артура еще недостаточно возмужал, чтобы бросить ему вызов. Ты – не мальчик, Акколон, и ты искушен в воинском искусстве, а не в знаниях друидов, несмотря вот на это, – кончики ее изящных пальцев скользнули по его запястью. – Так ответь же мне, Акколон Уэльский: если все прочие усилия ни к чему не приведут, согласишься ли ты стать поборником Авалона и бросить вызов предателю, чтоб отнять у него священный меч, полученный ценой предательства? Акколон глубоко вздохнул.

– Бросить вызов Артуру? Сперва тебе следовало бы спросить, готов ли я умереть, Моргейна, – сказал он. – И ты говоришь со мной загадками. Я не знал, что у Артура есть сын.

– Его сын – сын Авалона и весенних костров, – отозвалась Моргейна. Ей казалось, что она давно уже перестала стыдиться этого – «Я – жрица и не обязана ни перед кем отчитываться в своих поступках», – и все же она так и не смогла заставить себя взглянуть в глаза Акколону. – Я расскажу тебе обо всем. Слушай.

Пока она рассказывала о посвящении короля, проходившем на Драконьем острове, и о том, что произошло впоследствии, Акколон не проронил ни слова; но когда Моргейна поведала о своем побеге с Авалона и рождении Гвидиона, Акколон взял ее за руку.

– Он прошел свое испытание, – сказала Моргейна, – но он молод и неопытен; никто и подумать не мог, что Артур изменит клятве. Артур тоже был молод, но он прошел посвящение, когда Утер был стар и стоял на пороге смерти, и люди разыскивали короля авалонской крови. Сейчас же звезда Артура стоит в зените и слава его не знает границ, и Гвидиону не удастся бросить вызов Артуру, пусть даже за ним стоит все могущество Авалона.

– Почему же ты считаешь, что я смогу схватиться с Артуром и отнять у него Эскалибур – и при этом люди Артура не убьют меня на месте? – спросил Акколон. – И где же в этом мире я могу встретиться с ним так, чтоб он не был окружен надежной охраной?

– Ты прав, – согласилась Моргейна. – Но тебе вовсе не обязательно сражаться с ним здесь. Существуют и другие королевства, вообще не принадлежащие этому миру, и в одном из них ты можешь отобрать у Артура меч Эскалибур, на который он давно утратил права, и магические ножны, защищающие его от всех бед. Стоит разоружить его, и он станет обычным человеком. Я не раз видела, как его соратники – Ланселет, Гавейн, Гарет – разоружали его в дружеских схватках. Артур, лишившийся своего меча, – легкая добыча. Он никогда не был величайшим из воинов – да и не нуждался в том, пока меч и ножны при нем. А когда Артур умрет…

Моргейна умолкла, чтоб голос ее не дрогнул; она понимала, что навлекает на себя проклятие братоубийцы – то самое проклятие, от которого она хотела избавить Акколона, когда погиб Аваллох.

– А когда Артур умрет, – наконец смогла твердо выговорить она, – ближе всех к трону буду стоять я, по праву его сестры.

Я буду править, как Владычица Авалона, а ты будешь моим супругом и военным вождем. Да, правда, в свой срок ты тоже будешь повержен, как Король-Олень… но пока этот час не пробьет, ты будешь править вместе со мной, как король. Акколон вздохнул.

– Я никогда не стремился стать королем. Но если ты приказываешь, леди, я должен исполнить Ее волю – и твою. Итак, я должен бросить вызов Артуру, чтобы завладеть его мечом…

– Я вовсе не хочу сказать, что отправлю тебя в этот бой, не оказав всей помощи, какая только будет мне по силам. Зачем же иначе я все эти безрадостные годы постигала магию, и зачем я сделала тебя моим жрецом? И мы оба получим еще более великую помощь в этом твоем испытании.

– Ты говоришь об этих магических королевствах? – спросил Акколон, почти перейдя на шепот. – Я не понимаю тебя.

"Неудивительно. Я сама не знаю, что собираюсь делать и о чем говорю, – подумала Моргейна. Но она узнала ту странную мглу, что поднималась у нее в сознании, туманя мысли. Именно в таком состоянии и творилась могущественная магия. – Теперь я должна положиться на Богиню – пусть она ведет меня. И не только меня, но и того, кто стоит рядом со мной, кто вынет меч из руки Артура".

– Верь мне и повинуйся.

Моргейна встала и бесшумно двинулась через лес, выискивая… что же она ищет?

– Акколон, растет ли в этом лесу орешник? – спросила она, и собственный голос показался ей каким-то странным и отдаленным.

Акколон кивнул, и Моргейна зашагала следом за ним среди деревьев, что в это время лишь покрывались листьями и цветами. Дикие свиньи уже перерыли слежавшуюся опавшую листву и съели последние орехи; на толстой подстилке, укрывавшей лесную почву, виднелись лишь осколки скорлупы. Но новые побеги уже рвались к свету там, где вскоре встанут новые кусты; жизнь леса никогда не пресечется.

«Цветы, плоды, семена. Все возвращается, растет, тянется к свету и наконец опять предает свои тела в руки Владычицы. Но и она, безмолвно творя свое волшебство в самом сердце природы, не может обойтись без Того, кто мчится с оленями и с летним солнцем наполняет ее чрево». Остановившись под ореховым кустом, она взглянула на Акколона; хотя краем сознания Моргейна понимала, что этот человек – ее возлюбленный, ее избранный жрец, она знала, что теперь он согласился на испытание превыше тех, что она могла бы даровать ему собственными силами.