Мэрион Брэдли - Туманы Авалона Страница 228

Слегка поколебавшись – после рождения Гвидиона она ни разу не разговаривала с Моргейной на столь личные темы, – Моргауза все-таки спросила:

– Так что, вы с Уриенсом не ладите?

Моргейна вновь пожала плечами – все так же безразлично.

– Пожалуй, Уриенс слишком мало меня волнует, чтоб думать, ладим мы или не ладим.

– Как тебе твой Гвидион? – поинтересовалась Моргауза.

– Он меня пугает, – призналась Моргейна. – И все же он настолько обаятелен, что перед ним трудно устоять.

– Ну, а ты чего ожидала? Он красив, как Ланселет, и умен, как ты, – а в придачу еще и честолюбив.

– Как странно: ты знаешь моего сына куда лучше, чем я… – сказала Моргейна, и в словах ее было столько горечи, что Моргауза – первым ее порывом было отбрить племянницу, поинтересовавшись, чего же странного та в этом находит, раз бросила сына еще в младенчестве, – погладила ее по руке и утешающе заметила:

– Ну, моя дорогая, когда сын растет вдали от матери, та знает его хуже всех. Думаю, Артур со своими соратниками – даже тот же Увейн – знают Гавейна куда лучше, чем я, а ведь Гавейна еще не так сложно понять – он человек простой. А Гвидиона ты бы не понимала, даже если бы сама его вырастила: я вот честно признаюсь, что совершенно его не понимаю!

Моргейна не ответила – лишь неловко улыбнулась. Она повернулась и уставилась на турнирное поле; шуты Артура устроили там потешный турнир. Вместо оружия у них были мочевые пузыри свиньи, а вместо щитов – разрисованные тряпки, и они выкидывали такие коленца, что зрители от смеха уже падали со своих мест. В конце концов, шуты остановились и раскланялись; Гвенвифар, преувеличенно серьезно изобразив тот самый жест, которым она обычно вручала награду истинному победителю, бросила им полную пригоршню сладостей. Шуты устроили из-за них потасовку, вызвав новый взрыв смеха и рукоплесканий, и ускакали в сторону кухни – там их ждал хороший обед.

Глашатай возвестил, что первая схватка состоится между поборником королевы, сэром Ланселетом Озерным, и поборником короля, сэром Гавейном Лотианским. Рыцари вышли на поле, и зрители разразились восторженными воплями. Ланселет был строен и так красив, несмотря на морщины и седину в волосах, что у Моргейны перехватило дыхание.

"Да, – подумала Моргауза, наблюдая за племянницей, – она по-прежнему любит его, хоть столько лет уже прошло… Быть может, она сама этого не осознает, – но так оно и есть".

Схватка Гавейна и Ланселета походила на тщательно отрепетированный танец: противники кружили друг вокруг друга, обмениваясь ударами. На взгляд Моргаузы, ни одному из них так и не удалось ни в чем взять верх над другим, и когда рыцари, наконец, опустили мечи, поклонились королю и обнялись, зрители с равным рвением приветствовали обоих одобрительными возгласами и рукоплесканием.

Затем последовали конские игрища: всадники показывали искусство управления конем и состязались, кто быстрее подчинит необъезженную лошадь. Моргаузе смутно припомнилось, что когда-то и Ланселет в этом участвовал – кажется, на празднествах, устроенных в честь свадьбы Артура. Как же давно это было! Потом пришел черед конных схваток; рыцари бились тупыми копьями, не нанося ран друг другу, а лишь вышибая противников из седла. Какой-то молодой рыцарь неудачно упал и сломал ногу; когда его уносили с поля, он кричал, а нога торчала под неестественным углом. Он оказался единственным, кто пострадал серьезно, а вот синяков и разбитых пальцев было без счета; многие теряли сознание, грохнувшись оземь, а одного рыцаря едва не лягнула скверно выезженная лошадь. В конце концов, Гвенвифар вручила победителям награды. Артур подозвал Моргейну и попросил, чтобы та тоже раздала несколько призов.

Один из призов завоевал Акколон – за выездку, – и когда он преклонил колени, чтоб принять награду из рук Моргейны,

Моргауза с изумлением услышала откуда-то из толпы негромкое, но отчетливое шипение:

– Шлюха! Распутница!

Моргейна покраснела, но, не дрогнув, вручила Акколону кубок. Артур тихо приказал одному из распорядителей:

– Найди мне того, кто это сказал!

Распорядитель бросился выполнять приказ, но Моргауза была уверена, что никого он не найдет – в такой-то толпе!

Началась вторая часть турнира. Моргейна, бледная и взбешенная, вернулась на свое место; руки ее дрожали, как отметила про себя Моргауза, а дыхание участилось.

– Милая моя, не надо так переживать, – сказала Моргауза. – Когда год выдается неурожайным или какой-нибудь преступник ускользает от правосудия, меня еще и не так честят.

– Неужто ты думаешь, что меня волнует мнение этого сброда? – презрительно бросила Моргейна. Но Моргауза знала, что ее безразличие – напускное. – Дома, в своей стране, я пользуюсь достаточной любовью.

Вторая половина турнира началась с того, что какие-то саксы-простолюдины показывали искусство борьбы. Они были огромны, и тела их – саксы дрались почти обнаженными – с ног до головы поросли жестким волосом; борцы ворчали, напрягались, с хриплыми возгласами швыряли друг друга, потом снова сцеплялись, да так, что казалось, будто вот-вот послышится хруст костей. Моргауза даже подалась вперед, без малейшего стеснения любуясь их животной силой; а вот Моргейна отвернулась с отвращением и брезгливостью.

– Моргейна, ты становишься стыдливой – прямо как наша королева! Ну, не делай такое лицо! – Моргауза заслонилась ладонью от солнца и взглянула на поле. – Кажется, сейчас уже начнется общая схватка… О, смотри! Это же Гвидион! Что это он затеял?

И действительно, на турнирном поле вдруг появился Гвидион. К нему тут же заспешил глашатай, но Гвидион отмахнулся от него. Его сильный, звонкий голос разнесся над полем:

– Король Артур!

Моргейна откинулась на спинку кресла, побледнела как мел и вцепилась в перила. Ну что он там еще задумал?! Он что, собирается устроить скандал при таком скоплении народа и потребовать, чтобы Артур признал его?

Артур поднялся со своего места. Моргаузе показалось, что королю тоже не по себе, но говорил он спокойно и отчетливо.

– Я слушаю тебя, племянник.

– Я слыхал, будто на турнирах есть такой обычай: если король не возражает, то всякий рыцарь может бросить вызов другому рыцарю. И я прошу, чтобы сэр Ланселет встретился со мной в поединке!

Моргаузе вспомнились брошенные как-то в сердцах слова Ланселета – что подобные поединки сделались для него сущим проклятием: каждый молодый рыцарь жаждал сразиться с поборником королевы.

– Да, такой обычай существует, – помрачнев, отозвался Артур. – Но я не могу говорить за Ланселета. Если он согласится на поединок, я не стану ему препятствовать. Но тебе придется обратиться к нему самому и смириться с его решением.

– Вот негодник! – воскликнула Моргауза. – Я понятия не имела, что у него на уме…

Но Моргейна почувствовала, что та отнюдь не сердится на Гвидиона, и даже напротив – его выходка явно доставила Моргаузе удовольствие.

Поднялся ветер, и несомая им пыль припорошила сверкавшую под летним солнцем сухую белую глину турнирного поля. Гвидион прошел сквозь эту пыльную завесу и остановился у края турнирного поля – там, где на скамье сидел Ланселет. Моргаузе не слышно было, о чем они говорят, но затем Гвидион повернулся и гневно воскликнул:

– Господа мои! Я слыхал, что долг поборника – вступать в схватку со всяким, кто того пожелает! Сэр, я требую, чтобы Ланселет сейчас же принял мой вызов – или уступил мне свое высокое звание! Мой лорд Артур, за что ему дарована эта привилегия – за непревзойденное воинское искусство или за иные достоинства?

– Жаль, Моргейна, что твой сын слишком взрослый! – сказала Моргауза. – Его бы следовало вздуть как следует!

– Почему ты винишь его, – а не Гвенвифар, поставившую своего мужа в столь дурацкое положение? – спросила Моргейна. – Хоть народ не обзывает ее ни ведьмой, ни шлюхой, всем известно, как она благоволит Ланселету.

Ланселет поднялся со своего места и двинулся к Гвидиону; не снимая перчатки, он с силой ударил парня по губам.

– Вот теперь ты действительно дал повод покарать тебя за невежливые речи, юный Гвидион! Сейчас посмотрим, кто из нас боится боя!

– За этим я сюда и пришел! – отозвался Гвидион. Ни удар, ни гневные слова Ланселета не заставили его отступить ни на шаг, хоть по лицу его и потекла струйка крови. – Я даже благодарен тебе за то, что ты ударил первым, сэр Ланселет. Это вполне справедливо: человеку твоих лет следует давать преимущество.

Ланселет быстро переговорил с одним из маршалов, и тот занял его место распорядителя. Затем Ланселет и Гвидион извлекли мечи из ножен и поклонились королю, как того требовала традиция. По рядам пробежал отчетливый ропот. «Если среди зрителей есть хоть один человек, не уверовавший еще, что перед ним отец и сын, то он, наверно, очень плохо видит», – подумала Моргауза.