Дмитрий Янковский - Знак Пути Страница 23

Морянка мелькнула в буруне тонкой пены.

– Ну что, витязь, готов к дороге? Только ничего не пугайся! – выкрикнула она, пытаясь перекричать шипящий и бьющий прибой.

Море откатилось больше обычного, прибой стих, припал как пугливый щенок. Крутые волны вдруг сникли, превратившись в едва заметную рябь и тут же выплеснули из себя высоченный фонтан черной воды и гудящей пены. Мельчайшие брызги словно долетели до самых звезд, завернулись в лунном сиянии семицветьем радуги.

Посреди фонтана стал на хвост огромный Кит-Рыба, сверкнул алыми глазищами и тут же повалился обратно, расплескав море чуть не до самого дна. Микулка отшатнулся, прикрыв собой Диву, рука заученно рванула дремавший булат из тесного плена ножен.

– Ты пошто мечом махаешь зазря? – заливисто рассмеялась Певунья. – Это все равно как на кобылу с булатом кидаться…

– Хочешь сказать, я на ЭТОМ поеду?

– Неа… На нем никак. Вода сметет тебя быстротою движенья. Внутри поедешь!

– Внутри? – Микулка почувствовал, что волосы на затылке вздыбились рыжей гривой. – В брюхе, что ли?

– Не так глубоко. В пасти. Для храброго витязя меж зубов самое место! Ты не боись, скотинка моя знает что делать. Просто в воду зайди. И меч обратно засунь!

Паренек втиснул меч в ножны и как во сне шагнул в смоляные волны, под которыми, он знал, притаилось огромное чудище. Все тело дрожало как лист на ветру, по коже прокатывались то волны жара, то ледяной холод, ноги снова вымокли от воды, а рубаха от липкого пота. Глубже, глубже… Он весь напрягся как тетива на разрывчатом луке, каждый миг ожидая напрыгивающую из глубины тварь. Впервые в жизни страх оказался сильнее его, жуткий, приковывающий на месте – страх перед затаившимся зверем, перед неизвестностью.

Шаг, еще один… Покатая галька скользила под вчетверо прошитой кожей подошвы, колени отказывались держать тяжесть тела, но взгляд жены за спиной не давал выказать пронзивший тело ужас.

Дно мелко дрогнуло, поползло, словно стекая в зиявшую впереди бездну, вода упруго ударила в тело, пытаясь сорвать мешок и одежду дрожащей струей. Микулка зажмурил глаза, расслышав испуганный вскрик за спиной, вдохнул поглубже и его сорвало, закрутило немыслимой силой, потянуло куда-то. Грудь загорелась желанием вдоха, в глазах разбежалось разноцветье кругов, паренек не удержался и вдохнул, тут же закашлявшись от смрадного духа. Глаза широко раскрылись, но глубокая тьма не давала взору проникнуть дальше дрожащих ресниц, руки пытались схватиться хотя бы за что-то, но только скользили по липкой слизи. Наконец пальцы нащупали гладкую твердь – огромный, в половину роста изогнутый шип и только проведя рукой по частоколу таких же кольев, Микулка понял, что это зубы. Он снова передернулся от жуткой вони и уселся на огромный шершавый язык, дрожавший частыми ударами огромного сердца. Невозможно было представить на какой глубине и с какой быстротой необычный скакун мчит его к цели, но движение чувствовалось отчетливо, пытаясь вывернуть желудок рывками и головокружительными переворотами. Уши то закладывало, то отпускало, а грудь с жадностью впитывала каждый глоток трудно достижимого воздуха.

Дива еще долго стояла на берегу, не желая возвращаться в опустевшую без милого мужа избу, а прибой все шипел и колотил берег пенными лапами, словно тысячи злобных кошек сцепились в неистовой схватке. Факел задымил и погас, только мертвенный свет луны превращал капельки слез в драгоценные камни.

10.

Ливень не прекратился даже посреди ночи, тяжкие цепи вогнали витязей в раскисшую глину почти по щиколотки, усталые руки, казалось, оторвутся от плеч, шевельнуть ими не было ни желания, ни возможности. Кромешная тьма проглотила мир с потрохами, даже со стороны Олешья не мелькал несущий тепло огонек, все обрывалось у кончика носа: взгляд, слух, даже размякшие от усталости мысли.

Время остановилось. И хотя Боги по прежнему проворачивали его бесконечное колесо, ни мыслью, ни взглядом ни слухом нельзя было уловить изменения, даже обтекающий кожу ветер не менял ни направления, ни силы. Только этот ветер и говорил, что мир еще жив, не превратился в единую скальную глыбу.

Никто не знал, что рассвет уже полыхал на пол неба, но лохматые тучи оставили нежный свет далеко в вышине, не пустили обогреть и порадовать землю. Только когда полыхающий диск Ярила полностью выкатился из подземного мира, кромка туч на востоке слегка посветлела.

– Неужто светает? – опухшими от промозглой сырости губами произнес Ратибор. – Эй, други! Просыпайтесь! Светает, как есть!

– А что толку? – уныло вздохнул Волк. – Свет, тьма… Для нас сейчас все без разницы. Клятые цепи!

Но свет крепчал, наливал мир формой и цветом, добавил движенье, объем, направление. Река стала желтой от глины, шершавой от безмерного числа разом упавших дождевых капель. Она текла со спокойной уверенностью, берега чуть отпрянули в стороны, под натиском вздувшихся вод.

Только Сершхан не поддался общему унынию, и хотя запястья кровоточили содранной веригами кожей, глаза живо и цепко осматривались кругом.

– Поглядите! – не веря глазам воскликнул он. – Это мне от тяжкой ночи мерещится или действительно Днепр убавил свой бег, потек медленней?

Волк глянул уныло, мол чего орать зазря, но тут же изменился в лице.

– Ратиборушко! – не сдержался он. – Погляди что деется! У тебя глаз поострее нашего, что это может быть?

– Точно, река потекла медленней, того и гляди вспять воротится! – пригляделся стрелок. – Стала на месте! Ну и ну!

Днепр замер. И вдруг завертел бурунами, поднял со дна муть и притопшие бревна, словно две силы бились в глубине за право указать направление могучей реке. Но победила новая, невесть откуда взявшаяся, нарушив древнейший Покон – рекам течь сверху до низу, развернула бурные воды вспять.

Витязи взирали на диво раскрыв глаза, даже про тяжесть цепей позабыли на время, а вода дрогнула отчетливой рябью, забилась волнами и потоком хлынула на берег, окатив и без того насквозь промокших друзей.

– Батька водяной, от же зараза клятая! Чего ж это он разбуянился-то? – отплевываясь от тины взревел Ратибор. – Будешь забижать почем зря, я тебе бороду-то повыдергаю, чтоб тебя… Нашел над кем потешаться, над беспомощными, обессилившими смертными! Не соромно?

– Зря ты ругаешься! – рассмеялся Сершхан. – Мы же связаны! А коль и впрямь водяной вылезет? Задушит голыми руками, не поморщится!

– Да я его заплюю до смерти… Зараза… Теперь все волосы в тине!

Стрелок зло звякнул цепями, но новая волна снова накрыла его с головой, заставив фыркать и отплевываться пуще прежнего…

– Ну… – глаза его так и сверкнули. – Теперь держись! Тока дай от цепей высвободиться!

И тут река в миг обмелела, словно сквозь дно дыру прорубили. Коряжистое песчаное дно обнажилось, на нем заискрилась, забилась, рыбешка и крупные рыбины, в страхе защелкали клешнями бурые раки. Друзья изумленно взирали на представшее пред людскими очами подводное царство, но река не желала надолго открывать свои тайны, новая волна налетела с быстротой буйного ветра, залила, замутила, скрыв от глаз необычное зрелище, тяжкий грохот и рев взбитой пены шарахнули в уши.

В высоченном фонтане показалась огромная шипастая морда Кит-Рыбы, каждый шлепок мощного хвоста раскидывал воду на десятки шагов, дно то открывалось, то пряталось, словно играло в озорную игру. Чудище уткнулось в берег пластинчатым подбородком, тело нетерпеливо вздрагивало, похрустывая костяными пластинами, мясистые усы змеями струились в бурлящей воде. Река обтекала панцирный бок как огромный скалистый остров, бурлила, шумела пытаясь пробить запруженное русло. Губы морского зверя с влажным чмоком разверзлись и на умытый волнами берег вывалился, будто бочонок с обоза, мокрый Микулка с мешком в руке и огромным мечом за плечами. Кит-Рыба взревел, встрепенулся, и река поглотила дугой извернувшееся тело, на прощанье стыдливо мелькнув обнажившимся дном. Плакучие ивы потянули вслед за ним погруженные в воду ветви, словно навеки прощались с доселе не виданным чудом.

В еще вертевшихся бурунах показалась Певунья, изящная ручка махнула, будто кувшинка качнулась на глади воды.

– Вот ваш Микула, – ручейком засмеялась она. – Живой, невредимый, тока грязный маленько. Зато доставлен в срок. Али не так? Мне же пора в глубины морские, солнце – не моя звезда! Да и вода тут грязная, словно в болоте. Не забудь позвать, сладкоголосый витязь, когда будешь петь свои песни! Али еще для чего сгожусь. Не забывай про меня.

– Не забуду! – что есть сил выкрикнул Волк, натянув тяжелые цепи.

Морянка разогналась, выпрыгнула из воды всем телом, показав великолепное сияние чешуи и почти без брызг погрузилась в реку, зеленоватой тенью уйдя в глубину. Днепр успокоился, вернулся в прежнее русло, только струи дождя беспрерывно секли прозрачными хлыстами, но в своем безграничном величии он не замечал этой малости.