Андрей Посняков - Секутор Страница 23

С помощью слуг дуумвир взгромоздился на коня и, махнув на прощанье рукой, уехал.

– Ну вот, – недовольно буркнул Аманд, – нарвались. Теперь вози кирпичи этому выжиге. И ведь придется везти – деваться некуда.

Они возили кирпичи до вечера, пока совсем не стемнело. Под присмотром стражей оставшиеся на пустыре гладиаторы загружали телегу, а уж на дворе дуумвира ее разгружали домашние рабы. Последнюю телегу пришлось сопроводить до самого дома Памфилия, а Тираку с Рысью – еще и помочь разгрузить, чтоб быстрее. Разгрузили, что делать. Весьма просторный двор почтеннейшего всадника включал в себя и сад, и пруд с фонтаном, и беседки с золочеными крышами. Пару лет назад все это построил архитектор, приглашенный из самого Рима, чем Памфилий никогда не уставал хвастать.

Попросив у одного из слуг разрешения напиться, Рысь подошел к фонтану, зачерпнул ладонями воду…

– Я, кажется, не так давно видела тебя на арене цирка, – послышалось за спиной.

Рысь быстро обернулся. У фонтана стояла девушка в широкой безрукавной тунике приятного светло-голубого цвета, надетой поверх другой – узкой, с длинными рукавами, сшитой из полупрозрачной ткани. Голова девушки оставалась непокрытой – она находилась не где-нибудь, а у себя дома, судя по уверенности, с которой держалась. Светлые, как пшеница, волосы ее были тщательно уложены затейливыми кудряшками – как видно, в доме Памфилия имелся опытный раб-цирюльник. Глаза… глаза были бирюзовыми, такими же, как грозные волны Альдейги-Нево, великого озера-моря.

– Ну, что же ты молчишь? – засмеялась девушка.

– Да, я гладиатор, – моргнув, кивнул парень.

– Я запомнила тебя, ты славно бился! – Девчонка всплеснула руками. – Честное слово, здорово! Тебя ведь называют Рысь, так?

Юноша кивнул.

– Хорошее прозвище. Ты еще будешь биться?

– Конечно!

– Я обязательно приду смотреть!

– А как… как зовут тебя?

Девушка засмеялась:

– Флавия. Флавия Памфилия Сильвестра. Друг моего погибшего отца, всадник Памфилий Руф, недавно удочерил меня… я ему так благодарна.

– Флавия Сильвестра, – повторил Рысь. – Флавия…

Глава 8

Октябрь 224 г. Ротомагус

Пирушка

Жаждет и мальчик вина, жаждет вина и козел.

Плавт научил-таки парней некоторым хитрым приемам. Как оказалось, они имели не столько боевое значение, сколько, так сказать, зрелищное. Эффектные – на публику – выпады, красивые жесты, сверкание клинком в лучах солнца – все это было рассчитано на то, чтобы вызвать восхищение зрителей, не подвергая опасности самих сражающихся.

– Толпа вообще любит кровь. – Римлянин взял в руки меч. – А уж тем более – кровь гладиаторов, обладающую многими целебными свойствами. Говорят, она очень хорошо помогает при падучей, а если девушка, выходя замуж, воткнет в прическу шпильки, смоченные кровью убитого гладиатора, ее семейная жизнь непременно будет счастливой. Правда, сказать по-честному, что-то я не встречал в своей жизни счастливых семейных пар. – Плавт усмехнулся. – Либо муж пускается во все тяжкие, либо жена, а чаще – оба вместе. Лупанарии, притоны, оргии и все такое прочее… А ну-ка, ант, ударь, как я показывал!

Рысь, эффектно повертев над головой мечом, резко, со свистом опустил клинок и чуть задержал его, давая возможность Тираку парировать удар.

– Плохо! – покачал головой римлянин. – Совсем никуда не годится. Во-первых, слишком быстро, а зритель желает смаковать удары, а не пялиться незнамо на что, похожее на блеск молнии. Во-вторых, зачем ты, иллириец, подставил под удар свой трезубец? Этого не должно быть, коли уж вы договорились! Я же вам только что сказал: зритель любит кровь, жаждет ее, ради этого он и ходит на представления, так не лишайте же публику удовольствия. Не трезубец нужно было подставить в конце, а собственный бок: клинок лишь слегка скользнет по ребрам, разорвав кожу, – пустяк, а как приятно зрителям!

– Но… но ведь это – обман! – растерянно моргнул Рысь, и Плавт, хлопая себя руками по ляжкам, закашлялся от хохота.

– Ну да, обман, – отсмеявшись, он согласно кивнул. – Так и все красивые гладиаторские бои – обман, имитация настоящих сражений. Так же, как и театр. Вы же не будете утверждать, что актеры, убивающие друг друга на сцене, делают это взаправду.

– Ну да, вообще-то, – улыбнулся Тирак, толкая локтем призадумавшегося товарища.

Рысь постоял немного молча, подумал о чем-то, затем, повернувшись к напарнику, спросил:

– А что такое театр?

Тут уж заржали оба – и римлянин, и иллириец.

– Ну, ты и деревенщина, – покачал головой Плавт. – Не знать, что такое театр…

– Там, где я вырос, не было никаких театров, – набычившись, пробурчал юноша.

– Вот я и говорю. – Римлянин хлопнул его по плечу. – Настоящий варвар! Не обижайся, парень, это не какая-нибудь там правда, а самый настоящий факт. А ты чего лыбишься? – Плавт повернулся к Тираку. – Что ты так вцепился в свой трезубец, словно его у тебя сейчас собираются вырвать? Держи древко крепко, но вместе с тем и легко – иначе задушишь. И вот еще – почаще бей в шлем, в забрало.

– Но ведь…

– Напрасно ты думаешь, что от этого нет никакого толку. Толк есть, и еще какой! Эффект! Причем это совершенно безопасно для обоих. Удар, грохот, блеск – что еще надо зрителям? Каждый ведь хочет считать себя умным, вот и будут думать, что тупой ретиарий старается проникнуть трезубцем сквозь дырки забрала. Веселить толпу – тоже искусство… Кстати, у вас уже появились первые почитатели, даже среди падших женщин. Ежели таковые заявятся перед боем, будьте с ними вежливы и почтительны – потом пригодится. Ну, что смотрите? Сейчас покажу вам еще несколько ударов, изобретенных умными гладиаторами специально для того, чтобы тянуть время, а потом – за работу. Надеюсь, до вечера управитесь.

Иллириец улыбнулся:

– Управимся, господин, ведь не так уж и много осталось.

Плавт, по договоренности с ланистой, на целый день взял сегодня Тирака и Рысь, коих, в отсутствие собственных рабов, беззастенчиво использовал в личных целях. Гладиаторы убрали в небольшом саду урожай свеклы и яблок и выкопали бассейн, который сейчас обкладывали кирпичами и мраморной плиткой, взятой все с тех же развалин – частной собственности без вести пропавшего Тарлиния. Работали споро – неумение с лихвой компенсировалось молодым задором и силой. Никаких попыток бежать, естественно, не предпринималось: друзья считали, что для побега еще не пришло время. Вот накопят деньжат, спланируют все тщательно и тогда… Впрочем, для того надо еще выбраться из города – миновать ворота, а уж там-то стражники не дремлют, юноши понимали это. Как и то, что оба они теперь слишком известны, чтобы попытаться скрыться. Хитро и подло устроен гладиаторский мир – пока ты никому не известная «деревяха», тебя постоянно держат взаперти и следят за каждым твоим шагом, а когда уже ты стал знаменит, пожалуйста – можешь запросто отпроситься у ланисты на приработки, чаще всего в качестве почетной стражи, и вот тогда-то, казалось бы, беги, чего еще желать-то? Однако теперь известность, частенько отводящая на арене смерть, становилась обузой – именитых бойцов знала в лицо каждая городская собака. Даже на Рысь с Тираком уже оглядывались, хотя они только еще начинали свою карьеру, что уж говорить о более опытных бойцах! Став «звездой», гладиатор получал большие привилегии: мог вкусно есть, сладко пить, позволить себе любую – даже включая красивейших аристократок! – женщину. О, восторг толпы… Отказаться от него добровольно могут очень немногие. К тому же, в соответствии с возрастающим уровнем мастерства и популярности, возрастала и безопасность – не так уж часто гибли на арене «звезды», куда как реже, нежели легионеры в боевых действиях. «Звезда» приносила неплохой доход, и смерть ее была очень невыгодна ланистам, которые даже, бывало, подкупали и судей, и зрителей, чтобы те в нужный момент проголосовали за «жизнь». В общем, опытные гладиаторы бежать вовсе не стремились, тем более что карьеру можно было закончить человеком вполне обеспеченным и даже получить свободу. Многие получали. Правда, мало кто из них отваживался потом выйти в большой мир. Нет уж, лучше остаться при школе на почетной должности тренера-ветерана, как вот, к примеру, тот же Плавт, не устававший втолковывать работающим парням все вышеперечисленные премудрости, чтоб мотали на ус. Они и мотали.

Довольный – ребята сделали все хорошо и даром, – римлянин важно прохаживался по двору. Не очень-то большой был у него дом, скорее хижина, даже без атриума. Впрочем, разной утвари в доме хватало – и резное ложе, и разнообразные светильники, оружие, статуэтки. Правда, все это находилось в ужасном беспорядке, что и понятно: все дни напролет римлянин проводил в привычном для себя месте – в школе. Ведь именно ради гладиаторской жизни он когда-то добровольно отрекся от всех прав римского гражданина. Таких было немало – популярности гладиаторов завидовали все.