Александр Прозоров - Змеи крови (Слово шамана) Страница 23

– Что позвал, мил человек? – прохрипела старуха, опираясь на скрюченную, сделанную из соснового корня клюку. – Чего тебе надобно?

– Вопрос у меня важный есть, бабушка, – Росин прокашлялся в кулак и указал на кресло, где под легкой, но непрозрачной накидкой угадывался человеческий силуэт. – Боярыня у меня знакомая на сносях. А посему важно мне крайне знать, кого родить собирается, девочку или мальчика? Но только кто она такая, ведеть тебе не надобно, и лица или тела ее я тебе не покажу.

– А и не надо, мил человек, – с готовностью согласилась старуха. – Пусть она монетку золотую возьмет, плюнет на нее трижды, а ты мне принеси. Я над ней заговор сочту, в пламени жарком сожгу, тут же и ответ точный дам.

– Понял, сделаю, – зевнул Росин. – Антип! Проводи гостью в трапезную. Ох, жрать-то как охота. Ну, ладно, еще пару чародеев проверим, и перерыв сделаем. Ну, кого там еще Бог послал?

Следующим в комнату вошел узкоглазый, смуглолицый безусый и безбородый, коротковолосый мужчина в очень свободном светло-синем балахоне, на плечах которого были пришиты полоски белого заячьего меха. На шее непривычно чистого и пахнущего свежестью колдуна висело несколько тонких ремешковси привязанными к ним длинным черным когтем, идеально белым клыком, пучком рыжей шерсти и небольшим мешочком.

– Никак, татарин? – встрепенулся у стены боярин Толбузин.

– Сам, – кратко ответил гость.

– Что «сам»? – не понял Толбузин.

– Я сам, – повторил чародей.

– Саам, что ли? – сообразил Росин.

– Сам, – кивнул колдун.

– Самоед? Оттуда, с севера? – начал понимать гостя опричник.

– Сам, – опять кивнул гость.

– Чукчи-эскимосы, тунгусы-якуты, – рассмеялся Костя. – Неужто и там про наше дело прознали? И где твой бубен?

– Бубен, то брать нельзя. Он сильный. Он род хранит. Я сам пришел. Царь русский пришел. Москва. Помочь пришел. Сказать слово хочу.

– Ну и как же ты государю помочь сможешь, – опять откровенно зевнул Росин, – коли бубен свой сильный и колдовской с собой не взял?

– Бубен род хранит. Бубен уносить нельзя, – обеспокоенно повторил саам. – Бубен, колотушка, кость на земле жить должен. Беда иначе придет. Сам можешь, бубен не трожь! Сам мать хранит, сам мать знает. Царь сказать пришел.

– Ты чего-нибудь понимаешь, Константин Алексеевич? – поинтересовался опричник.

– Только общую канву, боярин. Этот самоед не взял свой родовой бубен потому, что бубен штука сакральная и важная, и должна всегда храниться на земле предков, чтобы охранять род от всяких напастей. Я правильно излагаю? – обернулся Росин на северного колдуна. Тот кивнул. – А пришел он сюда, чтобы предупредить о чем-то московского царя.

– Беда идет. Погибель царству. Мрак ползет весь. Мир большой, мрак на Москву.

– Когда?! – вскочил со своей табуретки понявший все без перевода опричник. – Откуда? Где крамола зреет?

– То не зреет, – покачал головой саам, и взмахнул руками, словно сгребал в охапку сноп соломы. – То идет. Мрак. Весь мрак сюда.

– Когда?

– Как помру, год пройдет. Год пройдет, боль придет. Страх придет.

– Я чего это ты вдруг помочь решил государю московскому? – скептически поинтересовался Росин.

– Новгород сам бил. Серебро брал, девок брал, тюлень брал. Москва Новгород побил, сам не бил. Девки дома, тюленя едим. Зуб купцам даем.

– Понятно. История угнетения малой народности в двух словах, – развел руками Костя. – То есть, мотив для доброго дела в наличии имеется. За последние сотню лет московские цари крепко накрутили хвоста новгородской вольнице, заметно поумерив их аппетиты в разграблении соседей. Ну, а налог саамы платить согласны. Особенно, если их на растерзание северной демократии больше не отдадут. Я правильно понял?

Саам кивнул.

– Так скажи, самоед, – повернул колдуна к себе Толбузин. – Откуда беда придет? Когда ждать?

– Скоро помру, – вздохнул саам. – Как помру, год пройдет, беда придет. Сила кончится.

– Ты его понимаешь, Константин Алексеевич?

– Еще как, боярин Андрей, – разочарованно покачал головой Росин. – Есть такая мулька: решил один король колдуна казнить. Просто так, для баловства. Позвал он чародея к себе, и спрашивает: а скажи, когда ты помрешь? А сам думает: скажет, что потом, а я ему и отвечу – нет, сейчас помрешь. Скажет, что сейчас, а я ему – ну, так тому и быть. А чернокнижник тамошний возьми и заяви: а помру я за день до гибели вашего величества. Струхнул король, да и отпустил его обратно домой. Да еще и стражу приставил, чтобы беды какой случайно не случилось.

– Ну и что?

– А то, что этот самоед под ту же байку косит. Дескать, спустя год после его смерти на Русь беда страшная обрушится, силы зла со всего мира сюда придут и сотрут в порошок все, до последнего таракана. А значит, гостя нашего, получается, нужно беречь, холить и лелеять.

– Так и казнить его не за что, – мысль опричника вильнула неким странным зигзагом. – Не тать, на разбое не пойман, крамолу не злоумышлял. Может, в поруб посадить? Чародей, все-таки. А ну, не врет?

– Ну, прежде чем про судьбу Руси вещать, – повернул Костя лицо к внимательно слушавшему разговор сааму, – ты сперва на вопрос попроще ответь. Мальчик, скажи, или девочка у боярыни родится, что в кресле сидит. Только, чур, руками ее не тронь! Чарами своими определи…

Узкоглазый маг склонил голову набок, полуприкрыл глаза и принялся торопливо перебирать висящие на груди побрякушки: коготь, зуб, пучек шерсти; коготь, зуб, пучок шерсти. Потом резко вскинул подбородок.

– То мальчик-девочка не получишь, то молодой боярыня быть, – он решительно подошел к креслу и сдернул покрывало. Под ним обнаружился замотанный в убрус замужней женщины росинский холоп – голубоглазый Семен.

– Что это? – недоуменно вперился в него боярский сын.

– А ты как думаешь, боярин Андрей?

– Но ведь ты же говорил, Константин Алексеевич, что здесь сидит…

– Вот-вот, говорил, – согласился Росин. – Вопросы всякие задавал. И из сорока колдунов и знахарок, что с утра тут побывали, ни одна тварь не смогла понять, что под покрывалом вместо женщины парень сидит. Ясновидцы хреновы. Вот он, – Костя кивну на саама, – первый.

Опричник переваривал услышанное не меньше минуты. Потом прикрыл лицо руками и захохотал, свалившись обратно на табуретку:

– Ну… Ну, Константин Алексеевич… Ну, уморил… А эти-то, эти… Молодец красный… Девица ночной поры… Ну, Константин Алексеевич, порадовал… Ох, Господь, вседержитель наш, воистину нет силы, кроме тебя… – усилием воли подавив смех, хозяин выглянул в окно и громко позвал своего ярыгу. Тот торопливо прибежал в покои, и боярский сын Толбузин распорядился: – Всех, кто в трапезной сидит, на конюшню вывести, и каждому по десять плетей. И чтобы от души! Дабы год про лихоимство свое вспоминали. Вот этого колдуна под замок возьмите. Постель дайте мягкую, кормить хорошо и сытно, вина давать, меду. Коли попросит, баню стопите, девку допустите… Но глаз с него не спускать! А с тобой мы, Константин Алексеевич, давай отобедаем. Не могу более зла на тебя держать… Уморил…

– Собирайся, боярин, в Кремль едем, – без стука войдя в отведенные Росину гостевые покои, сообщил боярский сын Толбузин.

– А что так? – зевнул растянувшийся на пуховике Костя.

На то, чтобы рассортировать московских чародеев на «зерна» и «плевела» ему понадобилось целых десять дней, и теперь он мечтал только о двух вещах – выспаться, и поехать домой, к жене, на теплые берега Осетра. Вопреки его стараниям, из почти трехсот претендентов на звание царского мага четверым удалось-таки просочиться через ловушки трех степеней сложности. Пятнадцать соискателей определили под накидкой холопа вместо женщины, пятеро – дубовый чурбак в соседней комнаты вместо обещанной «живой твари», четверо правильно ответили на вопрос, когда умрет последний помазанный на царствование царь. Ошибся, как ни странно, саам. Точнее, не ошибся, а кратко сообщил, что: «Помру я. Все равно».

Но Росин самоеда не прогнал – узкоглазый чем-то ему понравился, стал симпатичен. Одним больше, одним меньше – это ведь не триста дармоедов!

– Рассказал я государю про уловку твою, Константин Алексеевич, – хмыкнул в бороду опричник. – Смеялся Иван Васильевич долго, а потом велел посмотреть привезти, с самоедом вместе. Сбирайся.

На этот раз к дворцовым палатам их отвезла тяжелая карета – похоже, купленная где-то в Европе. Правда, хотя остановились они у парадного входа, но гостей опричник опять повел внутрь какими-то узкими дверьми и низкими коридорами. Однако в конце пути они оказались перед парадными дверьми, охраняемыми двумя рындами, одетыми в длинные белые кафтаны и перепоясанные золотыми цепями.

– Лекарь у государя, – увидев опричника, сообщил один из них, и неопределенно качнул короткой, украшенной позолотой и самоцветами секирой.