Федор Березин - Параллельный Катаклизм Страница 23

26. Провокации пространственно-временного континуума

Кстати, в Мире-2 наблюдались аналогичные или, скорее, антианалогичные случаи. В самом апогее победного вторжения в Германию, когда красноармейские части стремительно освобождали Катовице или, там, Бухарест, в городах Советского Союза появлялись какие-то перепуганные люди, утверждающие, что Киев, Минск или, там, Харьков взят, то есть захвачен немцами, а над городом Сталино носятся без всякого противодействия ПВО фашистские самолеты и поливают пулеметным огнем главные улицы. Оборванцев, конечно, называли провокаторами, и они быстро перетирались железными челюстями НКВД, и увлеченный победами родной армии народ оказывал в арестах должное содействие.

И еще...

27. Приговор загнивающему миру

Вот теперь им действительно разрешили похулиганить на славу. Еще бы капитану судна Кожемякину не воспользоваться таким удачным случаем подпортить врагам кровь. Прямо отсюда, из Бургундского канала, они могли вести обстрел вражеской железной дороги. Она проходила в зоне видимости и, естественно, в зоне досягаемости орудий «Флягина», даже 45-миллиметровых. Надо ли было досматривать груз? Интересно, каким образом и главное – зачем? Территория противника, что с того, что оккупирована? Любой перевозимый груз служит рейху.

Не слишком длинный эшелон тарабанил колесами на встречном курсе. Если бы на параллельном, времени для обстрела и прицеливания было бы больше.

– Пошевеливайтесь, братки! – орал в переговорную трубу Кожемякин. – Главный калибр, огонь!

Уши заложило, стало жарко и нечем дышать. Очень привычные, родные неудобства. Плата за власть над пространством, за звание Великого Разрушителя.

Однако недолет, констатировал Буратов, сверясь с помещенной перед глазами таблицей. Отработаем малость. И снова – вата в ушах, многослойная, да еще клинья, вбитые туда же. Музыканты из участников праздника явно не получатся. В глазах пелена, невольный прищур, хотя надо смотреть, расширив очи нараспашку. И прямо по ним, распахнутым, полыхнуло. Снаряды зажигательные, что прикажете – бронебойными? Они пронзят эти вагончики и не почувствуют.

И снова распахиваем зрительные органы. Попадание – оба ствола. Наверное, Кожемякин хвалит, но хрен чего услышишь. «Заряжай!» – командует, а точнее, показывает жестом Буратов. Теперь проще – поезд уже полыхает, а главное, стоит как вкопанный. И «Флягин» тоже стоит – так удобнее. Приговор поезду – расстрел, и приведение в исполнение – немедленно. Интересно, что все-таки там везли?

28. Милиционеры временно-пространственных туннелей

И еще в тоже лето сорок первого в Мире-2 на территории Белоруссии и Украины милиция часто ловила дезертиров. Во время ареста они утверждали, что пробиваются к своим,так как их части поголовно истреблены. Конечно, их считали бандитами, разоружали и поступали как водится. Некоторым везло, их направляли в штрафные батальоны.

Странно было то, что бандиты вовсе не использовали свое боевое заряженное оружие против вязавших их милиционеров, а, наоборот, даже радовались неожиданной встрече. Конечно, мало ли какие объяснения можно придумать этим случаям, тем более что их можно по пальцам пересчитать. И еще...

29. Освобождение загнивающего мира

Третий встретившийся на пути паровоз – пассажирский. Точнее, там позади прицеплены какие-то деревянные, для стратегического и прочего сырья, но в основном присутствуют небольшие вагончики с окнами и дверями, все как полагается. И что же теперь? Так и отпускать? А вдруг там эсэсовцы недобитые драпают с Восточного фронта в отпуск, на берега Средиземного для восстановления здоровья и сил? Что же, так и отпускать?

«Заряжай!» – командует Кожемякин. Впрочем, все не как обычно, теперь снаряды осколочные, что же мы, изверги – живых людей жечь. Да еще, счетверенный «максим» начеку, отвернулся от опасного неба и отслеживает вагончики, а снайпер, отличник боевой и политической подготовки красноармеец Горшков, не дышит в предвкушении. Впрочем, если там вместо эсэсовцев будут выскакивать гавроши с мамами и нянечками, команду «огонь!» для «максимов» не дадут. Мы здесь не фашисты какие-нибудь, мы освободители и борцы за мир.

Ну а после серии залпов 102-миллиметровых и подсобивших им сорокапяток никто почему-то из того поезда не выскакивал, а может, и выскакивал, но в ту, не видимую отсюда, с борта, сторону. Долго, долго тот состав еще коптил, покуда обзор с «Флягина» не заслонили древесные насаждения.

30. Шпионские беседы

– Откуда ты взялся на мою голову? – произнесла Аврора. – Откуда ты свалился?

«Господи, девочка, – с тоской подумал Панин, – если я сейчас отвечу тебе правду, дорога мне одна – в сумасшедший дом. Если бы мне сказал кто-нибудь такое раньше, я бы, понимая, что чужая душа потемки, не вызвал бы „Скорую“, но отнесся бы к такому человеку с опаской».

– Я же тебе рассказывал, Аврора.

– Странный ты какой-то. Честно, что-то в тебе не так.

– Да это же после военных действий, Знаешь, такого там насмотрелся. Но об этом нельзя – подписка, понимаешь?

– Конечно, понимаю.

«Вот и слава богу», – подытожил Панин.

31. Тишина загнивающего мира

Все на борту настороже, все на боевых постах, а после того как в запланированном месте действительно замечены мигающие сигнальные огни, бдительности вообще хоть отбавляй. Может, и не зря, на враждебной территории всего можно ждать, даже авианалета. Кстати, странно, что до сих пор не было ни одного. Видимо, «Флягину» действительно везет. Его близнец и родоначальник серии – монитор «Железняков» еще в октябре месяце получил двенадцать фашистских бомб в корпус и затонул во второй по мощности реке Европы – Дунае, канул в вечное геройство почти со всем экипажем, поблизости от Белграда. А потому орудия «Флягина» смотрят не только на темные ночные берега, но и в хмурое беззвездное небо, задираясь на шестьдесят градусов кверху. Будет ли в них толк, если начнется? «Юнкерсы» – это не трофейные танки. Хорошо все-таки, что почти всю авиацию Гитлера пожгли на аэродромах в середине июля, а то бы... Впрочем, не имей СССР превосходства в воздухе, не послало бы командование боевой корабль бесславно, зазря умирать. А может, и послало бы, почем артиллеристу Буратову знать. Может, вот сейчас эти самые огни, зажженные по договоренности, и служат приманкой, которую бесстрашный «Флягин» заглотнет вместе с крючком. Не выстоять монитору против хорошей батареи полевых пушек. Но «Флягин» смело стопорит машины и безрассудно выпускает на воду шлюпку с пехотой. А с борта подают на берег условные сигналы. Жалко, там на берегу нет морского сигнальщика, вдруг можно было бы так, не сходя, разрешить все вопросы? Но те, кто хочет встретиться, настаивали просто очень. И не с «Флягиным» они, конечно, поначалу связались, может, не знали о нем вовсе, а связались они с вышестоящими инстанциями. А уж капитану судна Кожемякину велели выяснить «что почем» на месте. Он и выясняет. Правда, сам он сидит в бронированной рубке, на берег послан старший лейтенант Абрамов, но такова доля командиров всюду – держать руку на пульсе, но самому не высовываться. Да и артиллерийскому офицеру Буратову тоже неплохо. Физически их с Кожемякиным разделяет только железный потолок, потому как боевая рубка помещена прямиком над вращающейся башней-казематом. Буратов даже в более безопасном положении, если разобраться, по крайней мере, со стороны бомб. Если таковая свалится из беззвездного неба, так, для начала, ей будет необходимо проломить капитанский мостик. Словом, за себя волноваться совсем нечего, как ни верти, а первым голову в петлю сует все-таки пехота. Недаром мама говорила: учись, сынок – человеком будешь. Вот Буратов и выучился – начальник боевого расчета, что еще надо?

Конечно, в телескопический прицел среди ночи ничего не видать, так что, в смысле вовне происходящих явлений, Буратов рассчитывает только на милосердие вышестоящего начальства. Оно покуда молчит. А где-то там, у близкого, запаянного в бетон бережка лодка уже причалила, и те, кто на борту, смело лезут на наклонную плиту выяснять отношения с неизвестностью. И, наверное, темнота встречает их не очень плохо, потому как через холодный воздух не долетают до «Флягина» ни автоматные пуканья, ни задушенные крики. И только неизвестность наваливается всей массой и давит. И сознание, нелокализованная конкретно субстанция, мечется внутри мозга, выхватывая из распахнутой памяти всякую ненужную дребедень. Многие, очень многие в такие минуты рады бы выключить свои противные и неугомонные мозги начисто, вставить в них эдакий будильник, который дернет, когда хоть что-нибудь случится во внешней неясности. Но куда деваться, если мы сами себе будильники?

Потом оттуда морзируют, в том смысле, что мельтешат фонарями, – наверное, все нормально. Как проверить, у тех, заброшенных на берег в пасть обстоятельств, рации нет, а орать в чужой стране тоже не стоит. Идет налаживание контакта с подпольем. А вообще зря, по-видимому, экипаж волнуется – зачем фрицам такие сложности? Монитор, как бронепоезд, никуда со своей колеи не сойдет и развернуться в узости канала неспособен. То, что не удалась одна засада, ни о чем не говорит – кто мешает сделать следующую и потопить, наконец, эту русскую посудину. А раз сложности врагу не требуются, то сейчас на берегу будущие союзники, по крайней мере – нейтралы. И нечего наращивать внутреннюю панику. Но сердце все равно колотится в висках, живет своей жизнью, ему на эти логические успокоения плевать с высокой колокольни. Так что сидим и ждем. Хорошо, что сидим, некоторые вообще стоят, у них такое рабочее место. Покой нам только снится.