Завершившие войну - Яна Каляева Страница 23

Саша заколебалась. Сказать ей, чтоб была добрее к Лексе? Чтоб пожалела отца? Чтоб в другой раз не рвала рельсы под поездом с ранеными? Нет смысла… да и не надо этого говорить.

— Ты не забывай, Гланя, что война ведь закончится когда-нибудь. Даже если не для нас. Она обязательно закончится.

Заполночь все наконец разошлись. Саша осталась вдвоем с мужем.

Они венчались в крохотной промерзшей церквушке. Попик артачился, говорил что-то про необходимость подготовки к обряду. Белоусов придержал готовую нагрубить Сашу за рукав и вежливо объяснил, что речь идет о чрезвычайных обстоятельствах. Дальше пререкаться с вооруженными людьми поп не стал, со вздохом набросил ризу прямо поверх тулупа. Венчались в холоде, без певчих, свидетелей и венцов. Сокращенная до предела служба не заняла и получаса. Саша в Бога не верила, но хотела, чтоб ее муж знал: где бы она ни оказалась и через что бы ей ни пришлось пройти, даже если они не встретятся никогда больше, она навсегда останется его женой. Обряд же, вопреки ожиданиям, не вызвал отторжения. Слышать имена героев Торы было словно получить весточку от старых знакомых. Правда вот, с первой официальной брачной ночью не сложилось, пришлось сразу после венчания ехать по отрядам…

Полгода прошло с тех пор, как они назвали друг друга мужем и женой, но вместе им довелось провести ничтожную долю этого срока. Оба работали сутками напролет и постоянно бывали в разъездах. Теперь шесть часов оставалось до рассвета, который разлучит их. Они уже сговорились, что провожать ее муж не станет. Последнее подобие порядка здесь держалось на нем, он попросту не имел права покидать штаб по личным надобностям. Да и к чему затягивать прощание… душу только зря травить.

Белоусов крепче прижал жену к себе. Сырая ветка треснула в костре, пучок искр взмыл в небо и без следа растаял.

— Но ведь мы все равно однажды расстались бы навсегда, — Саша ответила вслух на то, о чем думали они оба. — Человечество когда-нибудь победит и саму смерть, но сперва нужно выстроить общество, в котором будет цениться жизнь. Едва ли мы бы застали это время хоть даже и глубокими стариками. Как знать, может быть, страх перед вечной разлукой свел бы нас с ума… или отдалил друг от друга. Вдруг не так уж страшно, что мы расстаемся теперь, пока достаточно сильны для того, чтоб это вынести.

— Полагаю, радость моя, это было бы легче, потому что я успел бы тебе надоесть, — Белоусов встал, чтобы подбросить поленьев в костер. — Я осел бы на скучной бумажной работе в каком-нибудь окружном штабе. Некрасиво старел бы. Был бы всем на свете недоволен и постоянно ворчал. А тебя ждала бы блистательная карьера. Ума не приложу, зачем тебе был бы нужен старый брюзга.

— Да полно, — Саша засмеялась. — К стенке меня бы поставили за мои художества. Но, быть может, не сразу. Может, у нас еще были бы дети…

Он снова сел рядом. Они немного помолчали, глядя в огонь. Рядом с мужем Саша никогда ничего не боялась, потому не могла сейчас бояться и скорой разлуки.

— Мы бы так замечательно жили с тобой после войны, — сказала Саша. — Я бы выучилась готовить тебе ужины и утюжить твою одежду. По вечерам ты читал бы газеты, а я… вязала бы, да, я стала бы вязать тебе носки и пуловеры. Они выходили бы безобразными, но ты носил бы их, лишь бы меня не обидеть. Но главное — я родила бы детей, а ты бы вырастил их так, чтоб они не повторили моих ошибок. Чтобы они перестали бесконечно воспроизводить гражданскую войну.

— Чтоб закончить эту войну, недостаточно прекратить боевые действия, — сказал Белоусов. — Само общество придется пересобрать на новых основаниях.

— Да… И ловушка здесь в том, что те, кто воевал, на это неспособны. Знаешь, человек, убивший однажды, уже не будет прежним. Это грань, которую ты переходишь и меняешься необратимо. Но вдруг все же мы так сможем устроить, что нашим детям этой грани переступить не придется. И они уже смогут создать все новое.

Саша обняла мужа, прижалась к нему как могла крепко — хотя костер пылал жарко, да и ночь вовсе не была морозной.

— Я бесконечно благодарна тебе, родной, за то, что ты не сказал мне ни слова упрека. Представляю, чего это тебе стоит.

— Ты выходишь одна против целого мира. Разве я могу допустить, чтоб тебе пришлось идти еще и против меня? Разве в этом мой долг?

Они еще немного помолчали. Так много надо было сказать… но нет, ничего не надо было говорить.

— У нас есть еще время, — сказал Белоусов. — Товарищи уступили нам каморку за печью.

Это был царской дар, в такой-то тесноте.

— Я приду через пять минут, жди!

По пути от отхожего места Саша почти споткнулась о солдатика, отрывавшего полосу от книжной страницы, и накинулась на него:

— Что творишь, олух, это ведь книга!

— Так библия же, товарищ комиссар, — оправдывался солдатик. — Поповские бредни.

— Раз библия, то и черт с ней. Оторви тогда и мне немного.

Табака оставалось ровнехонько на одну самокрутку. Хоть, отойдя от костра, Саша сразу успела подмерзнуть, а все же курить в избе, где и так дышать было нечем, не стала. Кроме того, там пришлось бы делиться, а она умирала без курева.

Солдатик с видимым облегчением вручил Саше обрывок страницы и растаял в темноте. Саша сняла рукавицы и достала кисет. Чтоб не просыпать ни крошки драгоценного табака, поднесла бумагу к самым глазам и различила текст: «Не бойся ничего, что тебе надобно будет претерпеть».

Запрокинула голову к низкому небу и длинно, грязно, яростно выругалась.

* * *

Со своим конвоем Саша рассталась днем тридцатого января за семь верст до Моршанска. Дотуда шли лесными тропами, а дальше начиналась открытая населенная местность. Здесь уже можно не бояться волков, а что до людей… Саше не полагалось теперь бояться и людей.

В январе тридцать один день, а сдаться ей приказали до первого февраля. Она могла бы еще несколько часов провести со своими, что-то сделать для них. Но Саша заложила день на непредвиденные происшествия в пути, или на то, что телеграфной связи с Москвой почему-то вдруг не будет. Возможно, то, что она делала, было глупо. Но опоздать будет еще глупее.

Если не нужно спешить, дорога сплошь и рядом обходится без происшествий. Обошлось и