Игорь Николаев - Вся трилогия "Железный ветер" одним томом Страница 24

— Виктор, надо поговорить, — произнесла она решительно, словно давно отрепетировав.

— Давай, поговорим, — осторожно согласился он, присаживаясь на стул, гадая, что же могло стать поводом для такого поворота событий.

Она смотрела в стол, постукивая по столешнице костяшками сцепленных в замок пальцев. Лицо ее было внешне спокойным, лишь поджатые губы и сосредоточенно нахмуренные брови выдавали не то душевное смятение, не то напряженную работу мысли.

Таланов терпеливо ждал, смиряя некоторую растерянность.

— Виктор, — решилась она наконец. — Скажи, я была хорошей женой?

— Да, — односложно ответил Виктор. Хотел было добавить несколько совершенно искренних комплиментов, но одумался. Нельзя сказать, чтобы в их семейной жизни вообще не было ссор, но Виктор и Марина любили друг друга и проводили в обществе друг друга не так много времени, чтобы тратить его на затяжные конфликты. Происходившее ныне, на его глазах, радикально отличалось от всех прежних неурядиц, временами раскачивавших семейный корабль.

— Я долго думала, не один даже месяц, — продолжала она решительным тоном и с очень собранным видом. «Однозначно, эту речь она весьма долго репетировала», — подумал он. — Витя… Виктор. Я не могу так больше.

Она мгновение помолчала, вздохнула, словно собираясь с силами, пальцы побелели от напряжения.

— Когда я выходила за тебя замуж, мы оба были романтичны и наивны. Но с тех пор прошло время… много времени. Почти десять лет жизни… И ничего не изменилось.

— Милая… — С этими словами Таланов протянул руку, чтобы накрыть ее ладони, как давеча в кинографе, но Марина резко отдернула их, убрала под стол, словно его прикосновение было ей физически неприятно. Рука Виктора повисла над столом.

— Нет, — коротко и жестко сказала она, словно хлестнула кнутом. — Нет. Слушай.

Виктор убрал руку, кивнул, молча соглашаясь. На душу словно плеснули чернильной кляксой.

— Ты был военным, уезжал «в командировку» на недели, иногда месяцы, — продолжала она, все так же устремив неподвижный сфокусированный взгляд в стол, словно проговаривая старательно заученный текст, да так оно наверняка и было. — Потом возвращался, отшучивался, иногда долечивал раны. Я ведь не дура, я смотрю новости, читаю газеты, я знаю, где стреляют и ранят. Военная тайна? Знаю. Но это все равно оскорбительно — видеть свежий шрам от пули и слышать сказку о том, как тебе случайно «засадили картечину» на генеральской охоте.

Таланов в замешательстве потер лоб. Да, та отговорка и в самом деле была не очень удачной, но Марина выбрала очень уж неподходящий момент для расспросов. Все придуманные заранее объяснения выветрились из головы, он сказанул первое, что пришло в голову. Сказал и почти сразу же забыл, а она, получается, не забыла…

— Я устала, — вымолвила она и наконец посмотрела ему в глаза. — Я устала от того, что все идет по одному и тому же кругу, год за годом. Ты понемногу растешь в званиях, но от этого ничего не меняется.

Предупреждая его порыв, замершие на кончике языка слова, она резко подняла руку, выставила вперед ладонь, словно ставя невидимую преграду.

— Нет! — повторила она все с той же интонацией хлещущего кнута. — Я все знаю. Ведь я твоя жена. Я знаю все, что ты скажешь. Про долг, честь офицера, патриотизм, будущее с чинами и званиями… Но я не хочу этого слышать. Уже не хочу.

— Неожиданный… разговор. — Виктор воспользовался ее паузой и вставил наконец свое слово. — Марин, может быть, стоило все обсудить немного пораньше? Или, давай, позже?.. Сейчас не очень хороший момент…

— Да, конечно, — с горечью произнесла она и с неожиданной едкой злостью повторила. — Не очень хороший. А какой хороший? Сколько раз я пыталась завести с тобой разговор на эту… об этом? Первый раз — три года назад, когда Савелий Сергеевич предложил тебе оставить службу и продолжить семейное дело, помнишь?..

— Я думал, мы все обсудили, ты все поняла, согласилась… — с растерянностью сказал Виктор, стараясь собраться с мыслями.

— Да, я все поняла… — все с той же горечью и с тем же сарказмом протянула она. — Я ведь всегда все понимала. Но с тех пор прошло время, тебе не один раз предлагали разные другие вещи! — От сдерживаемого волнения ее речь стала чуть сбивчивой. — И снова твои отговорки, шутки и… командировки. Я устала. Я больше не могу.

Она замолчала, молчал и он, не находя слов. Виктор был смелым человеком, решительным командиром, которому не раз и не два доводилось видеть смерть и делать ей козью морду. Но всегда он знал, чувствовал, что за спиной у него дом, семья и любящая жена. То, что он сейчас чувствовал, было схоже с внезапным ударом волны, которая напором миллионов тонн воды сносит прочнейшую плотину. Он видел такое во времена пикового противостояния с бриттами вокруг Родезии.

Было — и в одночасье не стало. Лишь мутная вода и жадные водовороты на месте прочной и надежной постройки.

— Я не хотела откладывать этот разговор, думала, что мы все обсудим еще утром, но дети… — Она полностью вернула себе душевное равновесие или хотя бы его видимость. — …Они были так рады, так ждали тебя. Я отложила на вечер. Виктор…

Он видел, что она запнулась, словно потеряв нить рассуждений, заколебалась, подбирая ускользающие слова. Он хотел было воспользоваться моментом, вставить слово, постараться разубедить ее, отложить грядущий ультиматум, который уже предчувствовал. Но какой-то древний инстинкт подсказал ему, что Марина слишком долго обдумывала этот разговор, слишком много вложила в него. Если сейчас муж перебьет ее, сломает выстроенный порядок слов, она возненавидит его. И он промолчал, просто слушая.

— Виктор, — повторила она, — завтра мы уедем на два дня в Оренбург, я и дети. К моим родителям. Когда мы вернемся, ты скажешь… скажешь, что решил. Если ты выберешь свою службу… — Она умолкла, обхватила виски, словно выжимая из головы все сомнения, и решительно закончила. — Тогда мы расстанемся. Я готова быть с тобой всегда, во всех испытаниях, пойдешь ты к отцу или начнешь новую жизнь. Пусть даже мелким служащим. Кем угодно. Но я не хочу… Я не буду делить тебя с войной.

Таланов-младший включил газовую плиту и набрал полный чайник воды. Поставил чайник на огонь, по привычке приготовил заварку. Мода на африканско-шустовский кофе шагала по стране семимильной поступью, но в доме Талановых оставались верны традиционному «семейному» чаю. Готовили его тоже традиционно — сам чай, щепоть бергамота и немного разных полезных и ароматных трав, в первую очередь мяты.

Таланов-старший едва ли не плевался от такой смеси, объявляя ее мерзостью пред чайным этикетом и традициями, но дети обожали, называя «бегемотовым чаем», и старик со временем смирился с неизбежностью.

Травы и чай были в наличии, но бергамот куда-то запропастился. Пока Виктор искал жестяную баночку на дальних полках, чайник закипел. В конце концов Таланов решил обойтись без «бегемота». Он залил заварку кипятком, как обычно — доверху, оставив лишь чуть-чуть свободного места под крышкой, для паровой «подушки». И уже накрыв крышкой, подумал — а зачем так много?.. В этом доме чайник всегда наполнялся доверху, на четверых или пятерых, иногда на троих, когда оба мужчины были в отъезде, и в доме оставались только женщина и дети.

Но теперь он один, время пересматривать привычки.

Переживать крушения планов ему доводилось не в первой, в конце концов каждый военный действующей армии знает, что такое сломавшийся порядок операции, но здесь случилось нечто совершенно иное. Как и большинство военных, Виктор был консерватором и не любил неожиданных перемен.

Позавчера, утром среды, в его жизни все было замечательно и пасторально. Сегодня, утром пятницы, все… стало иным. Независимо от решения, которое ему суждено было принять, его жизнь уже необратимо изменилась.

Виктор отхлебнул чай. Ароматный напиток пился, как болотная жижа, оставляя во рту вяжущий мерзкий привкус, липким комом проваливаясь в желудок. С каким-то детским недоверием Виктор вслушался в тишину опустевшего дома.

Эту ночь Таланов провел все на том же диване в гостевой, который стал уже почти привычным. Утром Марина собрала детей, и они уехали. Маша и Дима сначала повозмущались, но, соблазненные обещанием оренбургских приключений, быстро сдались. Виктор через силу благословил родных, наказал детям слушаться маму, деда с бабушкой и возвращаться поскорее. Он почти не спал ночью, до конца надеясь, что Марина передумает, что все происшедшее минувшим вечером — лишь досадное недоразумение, обидная, но преходящая шутка судьбы. Но он ошибался, во всем облике жены, в каждом ее слове и жесте сквозила непреклонная решимость. Женщины редко идут до конца, всегда стараясь оставить путь к отступлению, но на этот раз Марина, совсем как бывалый воин, сожгла все мосты.