Борис Батыршин - Дорога за горизонт Страница 24

Евсеин ждал у лестницы, ведущей наверх, во внутренний дворик. Лицо его напоминало теперь то ли глиняную маску, то ли барельеф из пористого известняка – на потную кожу налип толстый слой серовато-жёлтой пыли. Её слой трескался морщинами и кое-где даже отваливался в такт судорожным вздохам.

– Бурхардт… – прокашлял он. – Он заранее, уже давно, заложил в нижней камере, в начале тоннеля к Библиотеке заряд динамита. Он мне как-то показывал – пудов тридцать, не меньше.

Я, не сдержавшись, выругался. Тридцать пудов динамита? Это же… позвольте, это почти полтонны взрывчатки! Остаётся удивляться, как не рухнули стены верхнего лабиринта! Да и наверху, во дворце, надо полагать, немало чашек побило… Но позвольте, зачем…?»

– Он всегда боялся, что кто-то случайно, узнает про Библиотеку. – ответил на незаданный вопрос доцент. – И особенно опасался англичан. А потому, кроме обычного фитиля, приспособил кислотный взрыватель, на случай, если кто попробует вытаскивать динамитные шашки. Наверное, не рассчитал, или рука дрогнула…

«Полтонны динамита… – билось в голове. – Нижняя зала обрушилась наверняка, да и лестница, пожалуй, тоже. Порода, в которой пробит тоннель – мягкий грунт, иначе зачем выкладывать стены камнем? В любом случае, чтобы добраться до библиотеки, теперь придётся сносить дворец. Да, Бурхардт всё точно рассчитал! Управитель дворца наверняка знал, что в хозяйстве профессора была взрывчатка – так что взрыв спишут на неосторожность, несчастный случай. И копать не станут – зачем? Ведь главные ценности, числящиеся в коллекции – наверху, во дворце, и не пострадали; а тревожить могилу, в которую превратился теперь лабиринт, мусульмане не станут – не одобряется у них подобное святотатство. Библиотека надёжно скрыта от чужаков и, вместе с тем, не погибла – до неё можно добраться, приложив должные усилия. Скажем – взять штурмом Александрию, предварительно утопив на рейде «Бенбоу» и прочие стационеры[38].»

Эту мысль я додумывал, карабкаясь вверх. К счастью, лестница оказалась пологой и достаточно широкой, иначе я вряд ли преодолел ее с рассыпающейся, хотя и не тяжёлой ношей. По внутреннему дворику вспугнутыми курицами носились слуги, и мы вовремя разглядели среди них тёмные сюртуки – точно в такие были одеты те, чьи тела теперь, скорее всего, похоронены под многометровой толщей…»

Мостовая под ногами поручика дрогнула. Садыков озадаченно взглянул на урядника. Тот пожал плечами, почесал в затылке и принялся озираться.

Площадь тонула в темноте. Ночи здесь – не чета петербургским или московским: темнота наваливается сразу, вдруг, накрывая город угольно-чёрным пологом – и лишь лунный свет да жемчужная россыпь звезд освещают крыши. Сегодня, как назло, новолуние – тьма, хоть глаз выколи. Александрия – это вам не европейский город; с первыми признаками темноты арабское население тараканами заползает в свои щели – до рассвета, до утреннего призыва муэдзина. И только поблёскивают наконечники пик у дворцовой стражи.

«Вот интересно, – лениво прикинул поручик, – они тут всё время караулят с одними дрючками да сабелюками? На первый взгляд, у стражей нет даже любимых арабами длинных капсюльных пистолей, которые здесь принято таскать за кушаками. Лишь один может похвастать ружьём то ли персидской, то ли индийской работы – с причудливо выгнутым прикладом, выложенным перламутром так, что из-под него не видно дерева. Ружьё, несомненно, кремнёвое – проходя мимо стража, Садыков покосился на это грозное оружие и теперь испытывал большие сомнения – а можно ли из него вообще выстрелить?

Сейчас этот карамультук стоит рядом с пиками стражников, прислонённый к стене, а его владелец азартно вскрикивая, швыряет костяшки на пристроенную тут же, на камнях дощечку.

Гости из России наблюдали за таким вопиющим нарушением караульного устава уже полчаса – за это время лишь раз один из стражей спохватился, взгромоздил на плечо пику и лениво побрёл вдоль ограды. На чужаков он внимания не обратил – примелькались. Остальные стражники были заняты – один из игроков попытался смухлевать, и теперь двое других, включая владельца ружья, азартно мутузили шулера. Остальные стояли вокруг и, похоже, давали советы. Происходило всё это как-то вяло, без приличествующего энтузиазма – видимо и пост, и игра, и постоянные склоки успели всем смертельно надоесть. И даже когда землю тряхнуло, да так, что мостовая чувствительно ощутимо поддала Садыкову в пятки, арабы не оставили своего увлекательного занятия. Они как раз прекратили драться и теперь ползали в пыли, собирая раскатившиеся костяшки и подбирая монетки. Ружьевладелец, пострадавший более других, сидел в стороне и разматывал кушак, стараясь оценить ущерб, нанесенный его и без того жалкому наряду.

Так что, когда из небольшой калитки, шагах в пятидесяти от главных ворот кубарем выскочили Семёнов, за ним ошалелый Евсеин, нагруженный какими-то свёртками, а последним, вооружённый сразу двумя револьверами кондуктор, – это событие поначалу прошло для охраны незамеченным. И лишь когда унтер повернулся и принялся палить с двух рук по фигурам, возникшим на фоне той же калитки, бдительные служаки всполошились и принялись расхватывать амуницию. Со стороны тёмных фигур, засверкали вспышки ответных выстрелов, к перестрелке присоединились казаки с поручиком. Садыков, торопливо расстреливая барабан в сторону неведомых супостатов, краем глаза заметил, что воинские приготовления стражников потерпели фиаско: все пятеро стояли у стены, понуро опустив головы; пики и приметное ружьё валялись в пыли, а перед хедивовыми вояками горой высился урядник, выразительно покачивающий револьвером.

Стрельба стихла; тёмные незнакомцы, оценив численное преимущество и огневое превосходство противника рассыпались в стороны, и теперь не имелось препятствий для организованного отступления. Что и было проделано в полнейшем порядке и без излишней суеты; Урядник напоследок беззлобно, больше для порядку, заехал в ухо владельцу инкрустированного самопала. Бедняга полетел кубарем в пыль, окончательно приведя своё платье в плачевный вид. Казак пнул сваленное в кучу холодное оружие и потрусил прочь, настороженно оглядываясь – из темноты в спины отступающим вполне могли прилететь ещё пули.

– Скорее, вашбродь, скорее! Щас из ентого осиного гнезда, дворец который, османы полезут – тут-то нам и амба! А то и хуже того, англичашка набежит! Они хоть и хрестьянскому богу молятся, на всё одно, хрен редьки не слаще – наивреднейшая на свете нация!

Олег Иванович остановился, и прислонился к стене, переводя дух. Сил больше не было. Сумасшедшая гонка по кварталам Александрии привела беглецов на задворках порта. Ни к консулу, ни в посольский особняк идти не решились – как только стало ясно, что шум, поднятый у дворца стихать не собирается, а пожаром, захлёстывает квартал за кварталом, было решено спрятаться до поры в местечке поукромнее. Кондуктор Кондрат Филимоныч прав – англичане, конечно, не преминут обвинить Семёнова и его спутников в нарушении общественного порядка – а то и в чём похуже. Египетские чиновники ходили у британской администрации на коротком поводке, так что тут можно было ожидать любой пакости – вплоть до обвинения в оскорблении святынь или убийстве. Долго ли найти труп какого-нибудь бродяги и, понаделав в нём дырок подходящего калибра, предъявить в качестве доказательства бесчинств русских гостей?

Хорошо хоть, удалось отправить в особняк одного из казачков со строгим наказом Антипу – бросив всё, перетаскивать имущество экспедиции к консулу.

И не к русскому консулу, возле резиденции которого их, вне всяких сомнений уже поджидают, а к германскому. Спасибо покойнику Бурхардту – он еще в подземелье успел черкнуть на несколько слов, как раз на подобный случай. Отношения между подданными королевы Виктории и кайзера Вильгельма Второго колебались от натянутых до остро неприязненных, так что русские вполне могли рассчитывать на содействие. Тем более, что дело касалось лишь багажа; испытывать судьбу и искать убежища самим не стоит. Английская администрация в этом египетском захолустье вряд ли станет церемониться и соблюдать все закорючки дипломатического этикета.

Оставался вопрос – как выбираться из Александрии? Немецкий пакетбот до Адена отправляется только послезавтра; протянуть сутки с лишним, скрываясь в александрийских трущобах – нечего и думать. Правда, за это время нашлось отходили ещё четыре парохода, и два, к тому же, в Суэц и Аден, но все – под английскими флагами. Нет, проще уж прямо сейчас сдаться англичанам!

Можно, впрочем, найти какую-нибудь местную посудину: рыбацкий или каботажный парусник, фелюку с арабской командой. И неважно, куда оно направляется, лишь бы вырваться из-под тяжкой лапы британского льва. А там уж найти пароход, идущий в нужном направлении. Задержка, конечно; но лучше потерять неделю-другую, чем надолго застрять в египетской тюрьме. Насчёт способности российского консула оказать помощь соотечественникам после такого скандала, путешественники иллюзий не испытывали.