Станислав Смакотин - Цусимский синдром Страница 24

Адмирал подходит к карте и, наклоняясь насколько возможно, задумывается. Не обращая никакого внимания на правое плечо, которое почти заехало Матавкину в глаз. Проходит несколько томительных секунд, в течение которых я стараюсь вспомнить еще хоть что-то, относящееся к завязке. Вроде бы все правильно нарисовал? Рассказал тоже по делу?

– Что произошло дальше? – Адмирал наконец оживает. – Что я сделал потом? – тычет пальцем в мои художества.

– Ничего вы не сделали, Зиновий Петрович… – От досады я начинаю теребить пуговицу кителя. – Японцы сделали охват головы и спокойно расстреливали первый отряд, пока не выбили «Ослябю»… И почти сразу наш корабль… – делаю круговой жест другой рукой. – Вас ранили тяжело уже через сорок минут… Дальше колонну возглавил «Александр Третий», затем «Бородино». Командование фактически принадлежало тем, кто командовал ими. А кто это был – неизвестно, с обоих броненосцев уцелел лишь один матрос, который толком ничего не… – На языке у меня повисло ругательство, но я сдерживаюсь. – Они маневрировали, как могли, ваше превосходительство. Однако цель оставалась прежней: «норд-ост двадцать три». Я ведь говорил вам вчера об этом?.. Кстати!.. – вспоминаю я. – Зиновий Петрович, очень важный момент!

– Говорите!

– Господин адмирал, козырьки, защищающие смотровые щели… В боевых рубках. Они не только не спасают, но служат, скорее, уловителями осколков! На новых броненосцах точно, про остальные не готов сказать! – волнуясь, тараторю я. – Прикажите избавиться от них, и как можно скорее!

Рожественский делает знак Аполлонию. Впрочем, совершенно излишне: тот строчит, будто стенографистка.

– Подчеркните, Аполлоний Михайлович… Неужели я не произвел поворот на контркурс? – Адмирал вновь обращается к карте. – Наиболее логичным ответом на это, – показывает на петлю, – выглядит именно такой маневр! – забирая перо у Матавкина, проводит параллельную линию в сторону острова Цусима.

– Не повернули, ваше превосходительство… Хоть вам и советовали это сделать. Если не изменяет память, командир «Князя Суворова» господин Игнациус. Возможно, вы просто не успели отдать этого приказа.

Вспоминается недавний визит Демчинского.

– Ваше превосходительство! Разрешите еще один важный момент!

– Разрешаю.

– Зиновий Петрович, для вас ведь не является секретом, что телеграфная связь на вашей эскадре почти отсутствует?..

При этих словах собеседник морщится, словно от сильной зубной боли. Ага! Больную точку я у тебя задел?

– Продолжайте. – Рожественский выжидающе смотрит, шевеля челюстями. Дурацкая привычка, красоты не придает, но на подчиненных явно действует.

– …И это при наличии новейших телеграфных аппаратов! Я вот о чем… В показаниях на цусимском процессе я читал кое-что об этом… – Слово «процесс» ему явно не нравится, лицо флотоводца мрачнеет. Тем не менее молчит, не перебивая. – В вашем штабе имеется офицер, который утверждал, что мог бы ее отладить. Получи он на это высочайшие полномочия. Он говорил, что самая большая проблема – не совсем верная организация. – Хочется сказать грубее, но сдерживаюсь. Адмирал никак! – Зачастую телеграфом на кораблях распоряжаются люди, имеющие о его работе весьма опосредованные сведения… – не успеваю я закончить.

– Кто этот офицер? – Глаза, кажется, вот-вот метнут молнии.

Э нет… Так дело не пойдет. Ты беднягу Демчинского на рее вздернешь, а связь кто станет налаживать?..

Матавкин заметно напрягся, однако сидит молчком. Аполлоний, я ведь тоже не стукач! Потерпи.

– Зиновий Петрович, вы уточняете его личность не для того, чтобы наказать? – ловлю его взгляд. – Надеюсь? Мы ведь все здесь хотим помочь российскому флоту?

Буря понемногу сходит на нет. Передо мной вновь простой смертный. А не Зевс, понимаешь ли, громовержец.

– Если вы назовете фамилию, я, разумеется, не стану применять никаких мер. – Адмиралу хоть и неприятно, но деваться, похоже, некуда. – И рассмотрю кандидатуру названного офицера. – Секунду он думает. – Вы ведь подразумеваете мичмана Демчинского?

Гляди-ка, ты знаешь подчиненных… Не такой уж ты и пофигист, как это описано у Прибоя.

На сей раз деваться мне некуда, и приходится согласно кивнуть.

– От хорошей связи зависело многое, если не все, господин адмирал. Сигнальщики не успевали выйти на палубу, как их скашивало осколками. От мачт тоже мало что останется…

Я сильно устал, и болит голова. Утреннее выступление перед коллективом не прошло даром, да и от голода голова перестает внятно соображать. Поэтому, не давая тому опомниться, начинаю высказывать накипевшие претензии:

– Зиновий Петрович, я понимаю, что только вам принимать решение. Если уж вы намерены идти через Цусимский пролив… – Внутри меня холодеет. – Тогда слушайте. Скорость будет маленькой – из-за транспортов. Отправьте их прочь вместе с госпиталями! Хоть в обход Японии! Уголь… Зачем вам столько угля на броненосцах? Броневые пояса окажутся утоплены под водой! Рассчитайте необходимое количество на путь до Владивостока, прибавьте запас на сражение. То же самое с лишним запасом продуктов! Все равно никто почти… – Прикусываю язык. – Учения назначьте по эскадре, маневрирование… Раз снарядов мало, то гоняйте насухую артиллеристов целыми днями, чтобы с закрытыми глазами целились!.. Дерево любое с кораблей – долой! Любую пищу для огня ликвидируйте. Как это сделают на «Орле», к примеру. Который, кстати, бой переживет. Вплоть до мебели и отделки кают, в том числе и вашей!.. – развожу руками. Хоть краску соскребите с корпусов, главное, чтобы ничто не горело… – принюхиваюсь я к едкому запаху. Воняет так, что скоро чертики перед глазами поскачут… – План действий раздайте младшим флагманам, как им быть… В случае выхода вас… Из строя. Связь: разработайте условные сигналы, если с телеграфом ничего не выгорит. Ракеты сигнальные, или что здесь имеется на кораблях?.. Миноносцы используйте в бою, пусть хоть попытку сделают японцев атаковать! То же самое с крейсерами! Ни одной минной атаки не произвели, а вот японцы нас еще как минами долбили! Иногда даже попадая!.. Но лучше всего, ваше превосходительство, для эскадры идти Лаперузовым проливом, да налегке!

Ой… Вот это я распалился! Наверняка это от краски… Сейчас выгонит взашей либо начнется встречная буря! Украдкой смотрю на Матавкина – тот пишет, не поднимая головы.

Однако Рожественский вполне спокоен. В глазах читается даже некая заинтересованность:

– Странно… Опыт морских сражений Порт-Артура показал, что пожары не так страшны для кораблей… – Рожественский подходит к окну, отдергивая занавеску. – И команде по силам справиться с ними обычными средствами! Как доложили мне, во всяком случае!

– Ваше превосходительство, корабли будут полыхать так сильно, что тепло от их костров хорошо почувствуется в самом Петербурге! – в запальчивости отвечаю я. Про себя удивляясь: «Дожился, Славка… Метафорами уже начал выражаться?»

Не знаю, дошел до адмирала смысл сказанного или нет, но Рожественский, задернув занавеску, продолжает:

– Вы говорите, японцы использовали атаки миноносцев в дневном бою? – Он прохаживается по каюте, заложив руки за спину. – Интересно…

– И в дневном торпедировали, и в ночном… В основном в темноте, естественно. До наступления ночи миноносцы атаковали лишь ваш донельзя избитый флагман. Когда он уже ничем не мог им ответить… – От эмоций сжимается кулак. – Днем тоже пытались торпедировать, и весьма активно. Только с броненосцев! Не говоря уже о крейсерах…

Мне начинает надоедать этот «псевдообед». Не спрашивая разрешения, подхожу к столу, наливаю рюмку, быстро ее опрокидывая. Закусывать уже не требуется – хватает и ядовитого запаха. Рожественский изумленно смотрит, не шевелясь. Поднимает голову, отвлекаясь от записей, даже Аполлоний. На душе у меня становится совсем скверно. Зато язык приобретает ощущение невесомости:

– Зиновий Петрович, да и вообще… – Все же я цепляю вилкой огурец. – Мы с вами знаем примерное место встречи с японцами. – Бросаю огурец в рот. Твердый! – Так что вам мешает, раз уж вы решили плыть Цусимским проливом… – Делаю паузу, хрустя закуской. С набитым ртом продолжаю: – Что мешает вам отправить туда быстроходные крейсеры с миноносцами, поставив минные заграждения на пути Того? Хоть одно? Либо заманить его флот на такое поле? Как это сделали при Порт-Артуре? – Я чувствую себя развязным и смелым. Надо бы выпить еще, но не стану тебя нервировать, Петрович. Живи! Последним штрихом ставлю эффектную, как мне кажется, точку: – Эскадра Того Хэйтатиро выйдет из Мозампо четырнадцатого, приблизительно в шесть утра, нам… то есть вам, Зиновий Петрович, вдогонку!

Громко тикают часы, отсчитывая секунды. На гигантском циферблате стрелка почти опустилась на половину второго. Из распахнутых окон долетает ветерок, колышущий занавески, вместе с производственной речью матросов. Слух присутствующих нежно ласкает: «…Твою мать, подавай, так тебя растак!..» В ответ звучит нечто настолько многоступенчатое, что улыбка невольно растягивает мои губы.