Стальной сапог (СИ) - Авраменко Александр Михайлович Страница 24

Кулькан пожимает плечами. Ратибор молчит. Прокша тоже. Ну, ладно.

– Давайте лошадей возьмём. Нечего ежа за хвост таскать. Приедем в лагерь – там отоспимся. Уже дома.

…Все согласны. В портовой станции взяли скакунов, навьючили личные вещи, и – гой-да! Только стучат копыта, да меняются кони на свежих. К обеду добрались до городка. Командир лагеря доволен, что его ребята вернулись. Доброга не поленился и не забыл – в самых лучших словах отписал, как действовали подчинённые ему воздухолётчики. Благодарит, что выучили таких бойцов. Так что радость пожилому инке, летавшему ещё на первых кубах – его ученики не подвели! Посмотрел на ребят – отдал приказание: идти спать. Трое суток на сон. Потом – отдых окончен. Будут обучать молодёжь, благо прибывает пополнение из Империи. Воину обсуждать приказы командира не положено. Спать, значит спать! Шагом – марш! Раз-Два…

…Пришёл в столовую, взял на раздаче поднос с едой, устроился за столом, наворачивает борщ так, что за ушами трещит. Поел – понёс посуду на мойку. Стал с подноса выгружать – чуть не ахнул: знакомое личико! Ну-ка… Едва дождался вечера, когда занятия с молодёжью закончились, ноги сами к столовой понесли. Приплясывая от нетерпения, ходил кругами вокруг здания, ожидая, пока не появится та, что хотел встретить. А как вышла – так и не решился подойти, заговорить, хотя пока был в Дальнем, слов нахватался. Ну, по крайней мере, почти всё понимал. Почесал затылок, побрёл домой. А знакомая фигурка в ту же сторону идёт. Удивился, но так не осмелился к девушке подойти. Постеснялся. Это же не с монгами в рукопашной схватке рубиться?.. Правда, Чжи Вон сама к нему подошла на следующий день. То ли узнала, то ли подсказал кто. Явилась к столу, за которым он ужинал, покраснев, поинтересовалась, не он ли тот воздухолётчик, что недавно прибыл с её Родины, Корё. А получив утвердительный ответ, едва не расплакалась, начала жадно расспрашивать, что твориться в стране. И слушая её голосок, выговаривающий слова славов с милым акцентом, Марк почему то млел от удовольствия. В общем, договорились вечером, он после службы, она – после работы, встретиться у ворот лагеря и поговорить об этом. Но пока утешил, что жизнь налаживается – монголов громят в хвост и гриву, крепости, благодаря помощи славов, успешно держатся, и почти все освобождены от осады. В Дальнем строится мощная крепость славов, да и в других местах тоже ставят укрепления. Народ доволен. Не весь, конечно, только простые люди… На том расстались пока. А вечером, как договорились, встретились. Тут пошли в ход более подробные расспросы. Поведал ей воин, что было, как воевали. Что видел. Проводил до калитки. На том расстались. На следующий вечер опять встретились. И опять. Благо по пути им домой возвращаться, и заканчивают дела оба в одно время. Так и вошло в привычку встречаться и идти вместе. Чжи Вон о своей жизни в Ниппон рассказывает, о прошлом. Жалеет госпожу, что осталась беременной без мужа. Куда бедной деваться с тремя детьми? Знать, злая судьба ей выпала… В день Деда Мороза вместе сидели за столом в столовой, где устроили празднество. Приехали гусляры да скоморохи, выступали и кабуки[11], показывали пьесы и классические и новые. Смеялась беззаботно девица над шутками, раскрасневшись, отплясала вместе с пилотами в кругу, а Марк незаметно наблюдал за ней и думал, насколько же она изменилась и расцвела по сравнению с той забитой и запуганной рабыней у себя в Согёне…

Глава 10

– Приказ пришёл, Марк.

Встретил молодого сотника утром старый Шочи, командир его отряда. Воздухолётчик насторожился:

– Что пишут, командир?

– Приказано тебе через месяц собираться домой. В Империю. Отзывают.

– Отзывают?

Нахмурился воин, а старик понять не может – с чего бы он так? Радоваться надо – домой съездит, родителей навестит. Ведь отпуск ему вначале полагается, перед тем, как на новое место службы ехать. А тот молчит, только лицо туча тучей.

– Чего кручинишься?

Махнул тот рукой:

– Дела свои имеются. Теперь вот думу думать.

Улыбнулся старый инка – понял, что тот имеет в виду. Не один раз видел, как уходил тот с молодой корёской-беженкой бок о бок из городка военного.

– Я тебе не советчик. Но тут скажу так – не молчи, а спроси своё сердце. Хочешь ли ты этого? Если да – задай вопрос тому, о ком думаешь. Ну а коли оба согласны – принимайте решение вместе. Иди, Марк. Думай. Сегодня у тебя учёбы не будет. Подменю.

Просиял улыбкой слав, умчался в столовую. Вбежал в зал, а Чжи Вон увидев парня, расцвела улыбкой. По сердцу ей воин. Добр. Ласков. Подарки дарит. Пусть не дорогие, но от чистого сердца. Не привыкла корёсска к доброте. Всю жизнь, сколько себя помнит, рабыней была. И всякое испытать пришлось – и плети, и голод, и работу без сна и отдыха, пока к госпоже не попала. Да и там поначалу тяжко пришлось, пока не привыкла к столичным правилам, да не освоила мудрёную науку. А Марк её увидел, улыбнулся коротко, да мимо пробежал. Не поняла девушка, что с ним. Всегда подходил прежде, здоровался, а тут, словно ошпаренный, мимо, да ещё к её начальнику. Ёкнуло сердечко. Неужто наплели что про неё? Но тут и пяти минут не прошло, вышел Мауберг, и уж теперь то к ней направился. Подошёл, улыбнулся смущённо, поздоровался. Прощения за спешку попросил, а потом и удивил:

– Собирайся, солнышко. Пойдём на улицу. Поговорить бы нам надобно. О деле очень важном и неотложном. Отпустил тебя главный. Я упросил.

Снова сердечке девичье дрогнуло – случилось что? Да. Случилось. Только, видно, хорошее. Потому как чувствует, что воин радостен. Быстро в комнатку, где одежда хранилась, помчалась, сменила рабочий наряд на уличный, к зеркалу метнулась, поправила скромные краски на лице. Волосы расплела, потому как нравилось Марку, когда те по плечам её свободно распущены, ещё раз в зеркало глянула, довольна осталась. Тогда только вышла. А он стоит, дожидается. Как увидел – ещё больше улыбка стала. А Чжи Вот краской залилась. От радости. Подошёл, под руку взял. Впервые, за всё время знакомства. Прочь из залы повёл, на улицу. Идут оба неспешно, молчат пока. Она – потому как ей просто радостно с воином рядом идти. Он – да по той же причине, что и у девицы. Долго ли, коротко ли, вышли за пределы городка, к речке неширокой, что протекала рядышком, пришли. Было там у парочки местечко укромное: вокруг кусты растут, рядом поле, и бережок чистый. Ветерок гнусь летучую обдувает, так что можно сесть на брёвнышко рядышком, да поговорить спокойно. Усадил парень девицу, сам рядом присел. Помолчал немножко. Потом молвил:

– Уезжаю я, Чжи Вон. В Империю меня зовут. Домой.

– Ах!

Даже за сердце схватилась корёсска.

– А как же… А я? Что со мной будет?

Даже кровь от щёк отхлынула, побледнела, испугалась.

– Коли хочешь, поедем со мной. Вместе.

– Но… Как? Кем я там буду?

– Супругой водимой.

– Су… Су… Супругой?!

Вновь ахнула. А Марк её за плечико обнял, к себе прижал, бережно:

– Люба ты мне, Чжи Вон. Жить без тебя не могу. Стань женой моей.

Раскраснелась девушка, в жар бросило, сердце, словно бешеное колотиться. Ведь в мечтах не раз, и во снах виделось, ка идут они с Марком рука об руку по широкому лугу, цветами усеянному. И лепестки вишни осыпают их водопадом.

Опустила головку, выдохнула с трудом непослушными губами:

– Стану. Согласна я.

Вмиг объятия любимого крепче стали, прижал к себе так, что невольно охнула девица, а парень засуетился, подскочил от испуга на месте, захлопотал. Еле успокоила. Как утих Марк, так сразу и рубанул с плеча:

– Коли так – переезжай ко мне. А завтра свадьбу сыграем.

– Ой… Что люди скажут? Без обряда, да в дом…

– Я тебе верю. А ты мне?

Покраснела пуще свёклы, но кивнула в знак согласия…

Потом к госпоже Сон И пошли. Рассказала ей Вон о том, что замуж выходит. Марк у ограды стоял, смотрел задумчиво на бывшую дворянку. А когда к нему пришли, без обмана всё было. Дом свой показал, и сразу дева за уборку принялась, пока будущий супруг у неё тряпку не отнял. У них другие дела, срочнее намного есть, а она с мусором водиться. А что поделать – он же мужчина. Когда ему за домом смотреть? Вот тот и зарастает грязью помаленьку. Для привычного глаза и незаметно, но ей то видно! Но Марк ничего слушать не стал, усадил её на своего коня, повёз в град. Там купили ей платье новое, чтобы обряд справить, да много чего по мелочи. Торговец рад-радёшенек, счастья молодым желает. Потом в городок вернулись в военный, договорились, что пир на завтра устроят в столовой лагерной, пригласили всех друзей и подружек. Госпожу Сон И позвали, но та пожелала им счастья и радости, а сама не пошла – не с кем малыша У оставить. Зато прочие земляки пожаловали, тоже довольны, что кто-то из их компании своё счастье нашёл. Ян Бэк светится от счастья – его супруга Чхон Сим с пузиком ходит, что из-под понёвы женской выпирает. Мальчика ждут. И грянул пир весельем, поскольку обряд брачный справили поутру, в храме Истинной Троицы, а вот веселье после обеда началось. И мёд пили стоялый, и вино рисовое, веселились, плясали, молодых учили, да такие советы давали, что у одного, что у другой щёки, словно цвет маковый, алые. оДнако всё чинно было, пристойно. Ни драк пьяных, ни ссор. Потому как истинный слав коли пьёт хмельное для веселия, всё же меру меру блюдёт! До беспамятства, до потери облика человеческого не надирается, потому как не любо это ни Перуну-Громовержцу, ни Маниту-Сеятелю, ни всемогущему Солнцу. Пей, да меру розумей!..