В ответе за всех - Андрей Анатольевич Посняков Страница 24

вооруженных. Не рабы – варяги никогда невольников за весло не сажали – свободные наемники, слуги или, скорей, даже родичи. На юте и баке ладьи красовались небольшие башенки для воинов, красивые, увешанные вытянутыми щитами… Такой корабль – или лучше сказать, драккар? – больше пристал какому-нибудь владетельному ярлу, а не простому купцу. Впрочем, Рогволд-то был не так уж и прост.

Остановился у спущенных мостков-сходней, махнул рукой караульному, оглянулся:

– Малость обожди, Михаил.

Они как-то у же в ходе совместной игры незаметно перешли на «ты»… кажется, после второй кружки мутновато-сладкого олуса.

В ожидании сотник и его люди с любопытством рассматривали ладью. Башни, щиты… а какие были обводы! Ну да – с чего варягу бояться? Воинов у него хватает, небось, и при князе зацепка есть. Да и никаких законов он не нарушал. Формально.

– Ой, господине… Горька!

Завидев спускавшуюся по сходням девушку, не выдержал вскричал юный Велимудр.

– Кому Горька, а кому – Горислава Путятична!

За время плена дева гордость и норов не потеряла, и даже ни капли кротости не приобрела! Землякам своим не особо обрадовалась, словно не из беды они ее выручали, а так просто приперлись.

Велька бросился было расцеловать «сестрицу»… Так тут же охолонул!

– Ну ты, рыжий! Обслюнявил всю… Тьфу!

– Здрава будь, Горислава, – улыбнулся, кивнул Михайла. – Переговорить с тобой можно?

– Так ведь за тем и пришла, господин сотник.

Горислава хмыкнула – ах, всем красива девка! Тонкий стан, ноги длинные, стройные бедра… да и грудь туга! Тонкий нос, чуть припухлые губки, ресницы пушистые, черна бровь, волосы в две косы – чисто золото, а в глаза – глубокая весенняя синь.

Красавица, что и сказать. Только вот характер…

Ну, а что характер? Хорошо, что умеет за себя постоять.

Отошли… Тут, рядом с ладьей, на бревнышке присели.

Рассказала Горислава все, не особо стесняясь – чего уж. Тем более, кого стесняться-то? Сотник с ней один на один разговаривал, остальные поодаль стояли, на ладью варяжскую пялились.

Вот и сказывала дева спокойно. Как шла по лесу от родичей из Василькова. Одна шла (из-за скверного характера подружек-то не имела). Шла, шла – вздумала искупаться – жарко.

Там ее поймали, на бережку. На голову мешок, так, голой на ладью и принесли. Очнулась в клетке, на корме. Кто такие эти лиходеи – черт его знает. Однако девок-пленниц много.

– Грек один на берегу подошел, сказал, что с ладьи. Про дорогу на родник спрашивал. Смуглявый. Волосы длинные, черные, лицо худое. Нос такой – тонкий, с горбинкой, щеки бритые. Красив парень, но… гад и подлюка! Сказался Мануилом, царьградским торговым гостем. Да лжа то есть! Видно, все наврал. Пришла в себя уж на «Гиперборее». Большая такая ладья! Мануила того иль как его – потом лишь мельком видела… Да и некогда было смотреть.

Девушка вдруг горестно вздохнула и опустила голову. Другая бы, верно, и разрыдалась – да только не Горька! Хмыкнула, шмыгнула носом – и дальше:

– Первым делом меня плетьми выдрали. Поучили… Это когда я начала всех ругать да кормщика за руку укусила… Ой, как он, гад орал! Что-что, господин сотник?.. Не, никого на ладье не насильничали, хоть и в страхе держали. Заперли под палубой, в каморе. Я на следующий день сбежать пыталась… Опять получила плетей! А потом меня и вообще убивать повели… Да-да! Сам Исидор-кормщик и повел, гад препакостный. Почему прям там, на ладье, не удавили – бог знает. А может, кормщик решил сам… – девушка вновь вздохнула. – По пути, в кустах, и снасильничал. Не развязывая. Значит, не нужна стала. Тут я и решила – убьют. Кричать стала, лаяться-ругаться… Тут мне и выручка – господин Рогволд! Он, как меня увидал, так предложил кормщику отыграться… Играли они там на что-то, да… Ладью против меня поставил. И выиграл!

– Да ну! – не поверил Михайла. – Так-таки и ладью?

Горислава хмыкнула:

– Ну, это он так сказал – Рогволд. Когда под горячую руку попал. Мол, ты еще и когтями – по лицу! Не я бы, так и кормила бы рыб в речке. Ну, так-то – прав.

– Вот ведь, помяни черта!

Спустившийся по сходням варяг как раз направлялся к беседующим. Ой, как смотрела на него Горька! Не-ет, безо всякой злобы, а так… как кошка голодная на сметану смотрит!

Интересно… Ладожанин ведь наверняка женат, в таком-то возрасте.

– Был женат. Вдовец ныне, – пленница словно бы подслушала мысли.

Сотник поспешно спрятал улыбку:

– А ты почем знаешь?

– Да уж… знаю.

Гориславу сторговали за двадцать пять золотых – полновесных ромейских солидов. Что тоже было дорого – но, в принципе, терпимо.

– Ох, – откровенно кривилась пленница. – Опять к бабке Брячиславе на двор… чтоб ее…

– А то так на «Коне» лучше было!

«Огненный конь» – так называлась ладья Рогволда или, лучше сказать – драккар. На бушприте деревянная конская голова и торчала. Хорошо, не драконья! Все же конская – поприличнее как-то.

– На «Гиперборее» – плохо, – призналась девчонка. – А на «Коне»… я и не привыкла еще. Плетьми меня там не били, обещали вскорости выпустить…

– Продать, что ли?

– Ну да. Наверное, продать.

Они сидели все в той же корчме заезжего дома Галактиона Грека. Сидели, как равные, за одним столом. Ратнинский сотник Михайла с помощником Ермилом, Горислава и Рогволд Ладожанин. Варяг был сам-один, без слуг. Сговаривались без лишних ушей.

Горислава, впрочем, слушала всех без радости. Видно, не очень-то ей и хотелось возвращаться обратно к бабке. Ну, так и что же – лучше в плену? Мало ли что там кому хочется? Чего хочется Горьке – по ее лицу и видать. Вон как на варяга пялится! Потеряла уж всякий стыд.

С другой стороны – а чего ей стыдиться-то? Ну, снасильничали – и что? Жена должна рожать детей, холить мужа и работать – а уж девственна ли она до свадьбы была, кому какое дело? Уж не деревенским точно. Хотя по христианским традициям оно бы и да… ну да где тут христианские традиции-то? В этих-то лесах да болотах традиции до сих пор одни – языческие.

– «Гиперборея» отчалила еще третьего дня, – получив деньги, как бы между прочим сообщил варяг. – Вместе с караваном ушли.

– Нагоним!

– Вот это вряд ли, – Рогволд усмехнулся, тряхнув заплетенной в косички бородкой. – Разве что в Царьграде.

– Да пусть так! Все равно, – упрямо склонил голову сотник. – Там мои люди. И они будут освобождены!

– Уважаю! – Ладожанин задорно треснул ладонью об стол. – И предлагаю свою ладью. Ну, в смысле – нанять. Возьму недорого.

– Ага, недорого, – скосив глаза на Гориславу, покачал головой Михаил. – Как за нее, что ли?

– Да говорю ж, сговоримся!

– А тебе какая в том выгода?

– А выгода у него простая, господин сотник, – Горька неожиданно активно вступила в беседу. – Он, видишь ли, много тут чего проиграл. И с чего бы в Ладогу-то обратно переться без всякого навара?