Лабух (СИ) - Оченков Иван Валерьевич Страница 24

— Ну как ты? — спрашивали друзья.

— Спасибо, хреново. Рокотов выступать не разрешил, но тут он, наверное, даже прав. Видок у меня ещё тот…

— Жаль, — без особой, впрочем, грусти хмыкнул бывший ротмистр.

— Это ненадолго, но беда в том, что я на мели. Граждане-господа-товарищи, подайте, кто сколько может бедному коллеге?

— Прости, друг, — замялся Изя, — я бы с радостью, но…

— Держи, — сунул, не считая тоненькую пачку совзнаков Серёжа. — Больше пока нет, но даст бог, сегодня ещё заработаю!

— Вот, — добавил к ним несколько банкнот гусар. — И не оскорбляйте нас обещанием вернуть.

— Обещать не буду. Просто верну.

— Николай, — неожиданно вступила в разговор помалкивавшая до сих пор Задунайская, — нам нужно с вами переговорить. Наедине.

— За вами хоть на край света! — не смог удержаться я.

— Так далеко не надо, — второй раз за встречу улыбнулась певица и пригласила жестом следовать за ней.

Вместе мы поднялись по чёрной лестнице на второй этаж и оказались в узком коридоре, в который выходили одинаковые двери без номеров. Отперев одну из них, Мария пригласила меня внутрь.

— Входите, это мои «апартаменты». Здесь нам никто не помешает и не подслушает.

Слухи не врали. Особой роскошью место обитания нашей примы не отличалось. Простенькие обои и занавески. Большой шкаф во всю стену для сценических нарядов и маленькая оттоманка с другой стороны. Кровать, очевидно, за ширмой, но разглядеть её не получалось.

— Вы собираетесь обсуждать со мной государственную тайну? — с интересом осматривал комнату и её хозяйку.

К слову сказать, выглядела Мария прекрасно. Хорошо сшитое платье подчёркивало достоинства фигуры, а накинутая на плечи шаль делала её какой-то домашней что ли. Во всяком случае, высокомерной стервой наша прима сегодня не выглядела. Добавьте к этому густые каштановые волосы, которые она, к счастью, не стал стричь по последней моде, а заплела в тяжелую косу. Красиво очерченные чувственные губы, бездонные карие глаза, чистую свежую кожу и всё это без грамма косметики. Ей богу, еще минута и я бы влюбился…

— Скорее коммерческую, — вернула меня на землю наша прима, прежде чем перейти к делу.

— Звучит интригующе, — постарался сохранить хладнокровие.

— Пожалуй, Рокотов прав, — не обращая внимания на мои слова, продолжила Задунайская. — На сцену вам рано. Если уж на лестнице запыхались… да вы присаживайтесь!

— Благодарю, — примостился на диван.

— Пётр Михайлович предложил вам денег?

— Напротив. Категорически отказал.

— Скупердяй! — презрительно поморщилась барышня.

— Согласен.

— Однако не обижайтесь на него. Он несколько взвинчен после вчерашних событий.

— Антанта идет на нас войной?

— Нет.

— Тогда в чём дело?

— А вы разве не слышали? — немного удивилась певица. — Съезд этих, не знаю, как их правильно называть, депутатов объявил о создании Союза ССР. На Рокотова подобные известия действуют угнетающе.

— Скорблю вместе с ним!

— Бросьте, вы же красный, — отмахнулась бывшая гимназистка.

— Простите, вы позвали меня, чтобы выяснить политическую ориентацию?

— Нет. Просто постаралась объяснить… впрочем, это действительно не важно. На самом деле, я хотела бы узнать, не откажетесь ли принять от меня некоторую сумму?

— Странный вопрос. Не прошло и пяти минут, как я об этом прямо просил.

— Ну не знаю, мужчинам бывает стыдно брать деньги от женщин.

— Маша, вы меня ни с кем не перепутали? Я вам что, граф или бывший гвардеец вроде Порфирьевича? Хотя он, кстати, деньгами своих пассий не просто не брезгует, а живёт на них. Как, впрочем, довольно многие…

— Прелюбопытный вы человек, Николай. Иногда до ужаса расчётливый, а иной раз просто наивный как дитя. Но в любом случае, я рада, что вы свободны от предрассудков.

С этими словами, она выложила на стол пачку денег, после чего смерила испытующим взглядом.

— Сколько здесь?

— Пять лимонов.

— Я верну.

— Не стоит. Это не в долг и уж тем более не благотворительность.

— А что же?

— Вклад в наше будущее предприятие.

— О чем это вы?

— Я слышала, что вы собираетесь отправиться на гастроли и хотела бы поехать вместе с вами.

— Зачем вам это? — искренне удивился я.

— Вы всерьёз полагаете, что жизнь, которую я веду в Спасове, является пределом моих мечтаний? — пристально посмотрела на меня певица.

— Отчего же. Все мы, так или иначе, желаем для себя лучшей жизни.

— Разве это плохо?

— Хорошо, задам этот вопрос иначе. Зачем это мне?

В ответ она смерила меня внимательным взглядом, как будто оценивая, смогу ли я принять её слова или нет. Потом подвинула к себе стул и присела напротив. Говоря по чести, начал уже надеяться, что она устроится рядом, но…

— Давайте начистоту, — без обиняков начала барышня и тут же, выражаясь фигурально, вылила на меня ушат холодной воды. — Музыкант вы весьма посредственный, хотя не могу не отметить, что быстро растёте. Певец тоже довольно средний. Не спорьте, я разбираюсь в нашем ремесле и могу судить непредвзято.

— Но, несмотря на это, вы хотите уехать со мной? — немного удивился такой характеристике.

— Так я же не в любовницы к вам набиваюсь! Послушайте, Николай, в вас есть, то, что прежде называли «искрой божией»! Вы — талант! Хотя, возможно, сами того не понимаете. И я могу помочь вам. У меня остались кое-какие связи, наконец, я хорошо пою и знаю ваш репертуар. Мы можем быть полезны друг другу!

— Интересное предложение…

— Так вы согласны?

— Нет!

— Но почему⁈

— Откровенность за откровенность, — устроившись на диване поудобнее, начал я. — Певиц в России много. Хорошеньких женщин еще больше. А вот я у себя один. Голос у вас, конечно, шикарный. Даже слишком. Но он хорош для оперы или классических романсов. А у меня, сами знаете, «шансон», «блатняк». Тут нужны не вокальные данные, а душа, интонации, чувства!

— По-вашему мне не справится? — оскорбилась Мария.

— Отчего же. С пением-то справитесь, а вот со своим характером… боюсь, что с вами будет слишком много проблем.

— Но почему?

— Знаете, после знакомства с вашими «одноклассницами» у меня стойкое отвращение к бывшим гимназисткам.

— Постойте, вы сейчас о Фене Востриковой или Елене Ланской?

— Об обеих.

— Сами виноваты. Кстати, это правда, что вы женаты на Лене?

— Уже нет.

— Значит, всё-таки правда… что же, поймите меня правильно. Я совсем не такая как они!

— Знаете, Мария…?

— Георгиевна. Но вы можете продолжать звать меня Машей.

— Хорошо. Вы очень помогли мне сейчас, а ваше предложение просто шикарно, но… дайте мне немного времени. Надо всё хорошенько обдумать.

— Конечно.

Попрощавшись, я вновь спустился по лестнице, где меня поджидал Владимир Порфирьевич. Вид у него был при этом серьёзный до комичности. Кажется, бывший гусар тоже желает поговорить наедине. Если дело пойдёт так и дальше, в Москву мы отправимся целым оркестром. Но, к счастью, речь пошла о другом.

— Мон шер, вы очень сильно обидели одну нашу общую знакомую.

— Честно говоря, не припомню такого. А чем именно?

— Тем, что женились на другой!

— Да, неловко получилось. Но может оно и к лучшему?

— Но ведь женщина страдает, что же в том хорошего?

— Куда вы клоните?

— Да что ж тут непонятного! — разозлился гвардеец. — Извольте немедля пойти и извиниться.

— Стоит ли бередить незажившую ещё рану? Тем паче, что я уже в разводе…

— Вы серьезно⁈

— Вам справку из загса показать или достаточно моего честного и благородного слова?

— Но это же всё меняет… Послушайте, Николя, вам просто необходимо встретиться с Любочкой! Она, конечно, всё ещё сердита на вас, но, если проявите хотя бы десятую часть своего обаяния, простит!

— И на кой чёрт мне это нужно?

— Странный вопрос. Скажите, чем вы сегодня завтракали? Осмелюсь предположить, что пустым чаем. Так?