Физик против вермахта - Руслан Ряфатевич Агишев Страница 24

Глава 8

Истина где-то рядом

8 сентября 1941 г, когда в реальной истории должны были от бомбардировок сгореть продовольственные склады города и погибнуть более тысячи жителей и защитников города, стал для немецкой авиации одним из первых черных дней. Из 78 бомбардировщиков Dornier Do 17, Me-109 и He-111, тем вечером поднявшихся с аэропортов Гатчины и Сиверской, назад вернулось лишь девять искалеченных самолетов со едва говорившими от страха летчиками. От огня удалось отстоять Бадаевские склады с огромными запасами продовольствия. Было спасено более ста тысяч тонн муки, сахара, круп и растительного масла, что позволило отсрочить наступление голода. К сожалению, своим вмешательством со столь поразительными результатами Теслин привел в движение силы, внимание которых ничего хорошего не сулило…

Из окна первого этажа бывшего особняка купца-миллионщика Вершиница, а в настоящее время Ново-Петергофского военно-политического училища войск НКВД имени К. Е. Ворошилова, раздавались голоса.

— Егор, что ты из меня жилы тянешь? Мне эти разговоры уже вот где! Ты на кого меня оставишь? Я, что один здесь буду курсантов учить? — с яростью, едва не переходя на крик, ревел злой мужской голос. — Едва не каждый день приходишь и одну и ту же песню заводишь: на фронт, на фронт, на фронт. Сколько можно уже? Думаешь, я хочу тут сидеть?

Заглядывая с улицы в окно, в просторном кабинете можно было увидеть двух спорящих людей — начальника училища Ивана Николаевича Григорьева и одного из преподавателей учебного заведения Егора Петровича Сафронова. Первый был довольно крупным, грузным мужчиной лет сорока пяти — пятидесяти с бритой наголо головой и небольшими усиками. Широко расставив руки, Григорьев буквально навалился грудью на стол и с неудовольствием буравил собеседника глазами. Второй являл собой полную противоположность первому: он был молод, худощав, с короткой стрижкой и совершенно не имел растительности на лице.

— Егор, по-хорошему, прошу тебя: прекращай писать свои рапорты! Не тереби душу. Не отпущу я тебя! Понимаешь, не отпущу! — Григорьев от души стукнул по столу, заставив дребезжать большую бронзовую чернильницу. — К тому же пораненный ты. В зеркало давно на себя смотрел? Бледный как смерть! Руку, вижу, до сих пор баюкаешь…

Парень, действительно, болезненно морщился всякий раз, когда локтем касался края стола.

— Давай так. Обещаю, подпишу рапорт, как только тебе врачи добро дадут. Пока подлечись немого, хотя и у нас не курорт, — успокоившись, продолжил начальник училища. — Слушай, Егор… Звонил мне намедни один знакомец из управления [управление НКВД по г. Ленинграду и Ленинградской области] и попросил кое в чем разобраться. После взятия Шлиссельбурга у них тотальная мобилизация, ни единой свободной души нет… Ты про вчерашний налет слышал? С ним какая-то неразбериха.

Со слов знакомого из управления выходило следующее. С постов зенитной обороны города в день налета немецкой авиации доложили только о шести сбитых бомбардировщиков. Еще об уничтожении одиннадцати самолетов отчитались летчики: четверых сбили истребители ВВС Ленинградского фронта, семерых — ВВС Краснознаменного Балтийского флота. Всего вышло семнадцать немецких самолетов, но никак не восемь десятков бомберов, останки которых уже были обнаружены патрулями. Возникает вопрос, а кто уничтожил остальные самолеты? Были и другие странности. Жители города и области сообщали о непонятных лучах, напоминающих свет зенитных прожекторов; о сигнальных ракетах.

— … Возьми пару курсантов по смышленее и разберись с этим. Только не нужно шуметь, лишнего болтать. Сам запомни и курсантам скажи, — закурив папиросу, начальник училища многозначительно покачал головой. — Временно откомандирую тебя в состав особой группы… Походишь тут и там, с зенитчиками поговоришь, посмотришь на сбитые бомбардировщики.

Порученное дело, как поначалу считал Егор, яйца выеденного не стоило. Зенитчики столько снарядов выпускают во время отражения авианалета, что могли за всеми попаданиями и не уследить. У летчиков тоже не все просто. Как-то на передовой один из наших пилотов, сбитых в ходе воздушного боя, рассказывал, что из каждых трех сбитых противников обычно засчитывали только одного. Для подтверждения победы одного слова было недостаточно, требовался номер двигателя с уничтоженного немецкого самолета. Словом, парень посчитал это поручение замаскированной отправкой на лечение. Мол, настоящего дела из-за ранения тебе поручать еще рано, а такое — можно. Каково же было его удивление, когда с первых же шагов стали выясняться такие подробности вчерашнего авианалета, что впору было хвататься за голову…

Первым пунктом, который старший лейтенант Егор Сафронов решил сегодня посетить, стала 31-ая зенитная батарея среднего калибра. Находилась она в полукилометре от Исаакиевского собора в окружении высоких деревьев. Все ее четыре 37-мм орудия были установлены в неглубокие редуты и тянули свои стволы в сторону северо-запада, откуда, как правило, прилетал противник.

Еще до подхода к ней Егор понял, что настроение у бойцов расчета сильно приподнятое. Обсуждая вчерашний бой, они разве только не песни распевали.

— … Андрюха, дырки верти под медаль. Так бомбер ссадил, что загляденье! Глядишь и орден дадут! В штабе слушал, что представления уже ушли, — с восторгом в голосе говорил один из бойцов, крепкий, плотный, как боровичок. — Молоток! У нас тапереча весь расчет будет с медалями. Считай, медальный расчет.

— Я-то что? Не один ведь был, — смущался второй, белобрысый наводчик. — Мое дело простое — крути рукоятку, да жми на педаль. Дальше оно само.

В ответ грохнул от хохота весь расчет, все семеро бойцов во главе с сержантов. Больно уж смешно выглядел наводчик, смущенно чесавший чубатый лоб.

Подойдя ближе, Сафронов поздоровался и предъявил свои документы. У него, как преподавателя училища в системе наркомата внутренних дел, имелось удостоверение сотрудник НКВД, оказавшееся прекрасным средством для развязывания языка.

— … А что тут рассказывать, товарищ старший лейтенант. Расчет у нас опытный, боевой. Не первый день уже вместе воюем. Вчера же, вообще, хорошо намолотили. Наш Андрюха так палил, что любо-дорого посмотреть, — сержант-хитрован начал нахваливать свой расчет, явно принимая Сафронова за кого-то из начальства. — Боец Маркин тоже отличился, товарищ старший лейтенант. Вы бы видели, как он споро снаряды подносил. Ни единой секунды задержи не было. Боец Сахуджаев тоже… — Сержант ткнул пальцем в сторону сухонького красноармейца с раскосыми глазами, который тут же горделиво вскинул голову.

Слушая хвалебные речи сержанта, Сафронов не забывал