Борис Орлов - Рокировка Страница 25

– Ну, что – в ЦУМ? За обмундированием?

Возражений не последовало, и вся компания бодро потопала на выход.

Сашу Паукер догнал у самых дверей и доверительно шепнул ему в самое ухо:

– Не надо рассказывать товарищу Сталину, что вы были в ресторане. Он этого не любит…

Белов мгновенно остановился, обернулся и некоторое время изучал Паукера внимательным, чуть насмешливым взглядом. Затем произнес:

– Благодарю вас, товарищ Паукер, но я не думаю, что соврать моему приемному отцу – хорошая идея.

И с этими словами он отправился догонять ушедших вперед ребят, оставив Карла Викторовича размышлять над тем, какие же отношения действительно связывают этих двоих людей – Хозяина и «удивительного мальчика»?..

К главному входу в ЦУМ они подошли почти одновременно с тем, как Вера Степановна вышла им навстречу. Она снова кинулась обнимать Сашу, потом потащила ребят за собой в магазин, воркуя, что вот сейчас она их покормит, а потом уж они ей расскажут, где это ее Саша два дня пропадал? Паукер пошел было за ними, но его внутрь магазина не пустили, а на его стук и требование открыть, невнятный голос буркнул из-за двери, что магазин закрыт на обед и что приходить надо «опосля». И лишь после того, как Карл Викторович добрых пять минут колотил сапогом в закрытую дверь, к нему вышел милиционер. Увидев сунутое в нос удостоверение, он тут же пропустил Паукера внутрь и выслушал его сбивчивые объяснения, но помочь ничем не смог. Он не имел ни малейшего понятия о том, куда прошли дети и что это были вообще за дети. Его просто в тот момент не было у дверей.

Карл Викторович был готов схватиться за голову: мало того что этот безобразный Власик оттеснил его от Хозяина, так еще и он сам, вместо того чтобы доказать свою полезность и незаменимость, умудрился потерять сталинских отпрысков! От бессилия он наорал на ни в чем не повинного дежурного милиционера, пообещал ему все кары небесные и уже собирался звонить на Лубянку, просить помощи, когда вдруг откуда-то сбоку раздался голос:

– Дядя Карл! Дядя Карл! – Паукер завертел головой, но откуда его зовут, понять не мог. А голос раздавался где-то поблизости. – Дядя Карл! Ну голову же поверни!

Наконец, Карл Викторович сообразил. Внизу, куда вела маленькая, узкая лесенка, открылась дверь, и оттуда его звал Василий:

– Дядя Карл! Ступай скорее сюда!

Паукер быстро спустился, мельком отметив, что Василий переоделся в какой-то новый, военизированный костюм из отменной диагонали. Он незамедлительно отвесил комплимент сыну Хозяина:

– Ну, ты, Васенька, прямо – командарм! Семен Михайлович, Климент Ефремович и ты! – и с этими словами он, согнувшись, нырнул в складское помещение ЦУМа.

Тут было царство вещей. Стеллажи с отрезами, стеллажи с костюмами, стеллажи с обувью, какие-то тюки, мешки, громоздящиеся под потолок коробки, короба, ящики… Паукер покачал головой и в восхищении цокнул языком. Вот это – да! А он-то, он… вымаливал, выклянчивал, угрожал, требовал, чтобы привезли из-за границы французское, немецкое, английское… Дурак! Вот с кем надо было дружбу заводить: с работниками Мосторга! Впрочем, еще не все потеряно… И он поспешил вперед, туда, где раздавались возмущенные взвизгивания Светланы.

Ему открылась удивительная картина: посредине узенького закутка стояла крупная женщина, что называется – «в теле». В руках она без малейшего усилия держала штуку темно-зеленого шевиота. От штуки материи тянулся хвост, которым была по талии обмотана Светлана, а рядом суетился маленький сухонький старенький еврейчик, присюсюкивавший набитым булавками ртом: «Вот, а теперь, барышня, сейчас повернемся… от именно… Здесь барышне удобно? А здесь?» При этом он закалывал ткань булавками, то тут, то там подхватывая складки.

– Это что же тут такое? – начал было Паукер, но осекся, сообразив: здесь творится таинство одевания.

Еврейчик тем временем закончил суетиться и, полоснув ножницами, куда-то исчез, чирикнув напоследок: «Таки пять минут – и барышня будет довольна». Где-то застрекотала швейная машинка, а крупная женщина подошла к Светлане и пригладила ладонью ее растрепанные волосы:

– Вот, Светочка, а ты огорчалась: «Юбочки нет!» Сейчас Израиль Моисеевич тебе такую юбочку сделает – все артистки от зависти поумирают.

Паукер с удивлением смотрел на Светлану, прямо-таки светившуюся от этих слов, а тетка все продолжала гладить ее по голове, приговаривая: «Сиротинушка ты моя». От этих слов Карл Викторович слегка обалдел, а потом рванулся к женщине, и на губах его уже горел серной кислотой вопрос: «Ты как это, тварь, смеешь товарища Сталина в покойники записывать?! А, может, знаешь что?!» Но не добежал – он налетел словно на стену на этого странного новенького. Тот стоял спокойно и, кажется, даже расслабленно, но было совершенно ясно: мимо этого мальчика пройти нельзя. Разве что на танке прорваться. Да и то – не факт, что получится…

– Товарищ Паукер, вы что-то решили сказать Вере Степановне? – спросил Белов негромко. – Так вы учтите: если у ребенка нет матери, то его уже все сиротой назовут. Успокойтесь и без лишних эмоций объясните тете Вере, кто такие Вася, Тема и Света. И в какой семье я теперь живу. Без лишних подробностей, идет?

Паукер ошалело кивнул. От таких речей мальчишки у него даже дыхание перехватило. А Саша между тем продолжал:

– Можете свое удостоверение показать, только не сразу. Ну, – он ободряюще улыбнулся, и Карл Викторович готов был поклясться: мальчишка сдерживается, чтобы покровительственно не похлопать его по плечу, – вы же – умница: сами сообразите, как это подать максимально аккуратно. Я на вас надеюсь.

С этими словами он снова улыбнулся улыбкой взрослого человека, после чего звонко выкрикнув: «Красный, я сейчас!», устремился куда-то за стеллажи. Вприпрыжку… Паукер проводил его глазами, потом перевел дух, вытер внезапно вспотевший лоб и отправился объясняться с «тетей Верой».

Гренадерского роста толстуха сперва не понимала, о чем говорит ей Карл Викторович. Слово «Сталин» ассоциировалось у нее с чем угодно, но только не с этими симпатичными ребятишками, которых привел собой ее Сашенька. А название «НКВД» хотя и не вгоняло ее в ступор, все же заставляло нервно поеживаться. Но постепенно, с большим трудом Паукеру все же удалось объяснить Вере Степановне, ГДЕ теперь живет ее «племянник» и КТО стал его приемным отцом.

Женщина испуганно махнула рукой, потом прикрыла ею рот.

– Ой! Это что же?.. Это сам Иосиф Виссарионович – другом Сашенькиного отца был?..

Паукер кивнул с видом все знающего человека. Но тут же был погребен под лавиной вопросов, который обрушила на него Вера Степановна. Где товарищ Стали познакомился с родителями Сашеньки? А кто были его родители? А что с ними случилось? А как Сашенька попал к товарищу Сталину? А почему товарищ Сталин не вспоминал о мальчике раньше? А откуда деточки товарища Сталина знают Сашеньку?.. Ой! Это я глупость спрашиваю…

С последним утверждением Паукер был согласен на все сто процентов, правда, он считал, что это относится ко всем заданным вопросам. Но Вера Степановна совершенно не обращала внимания на отсутствие ответов и все продолжала и продолжала сыпать вопросами. Потом вдруг запнулась на полуслове, совершенно по-деревенски взвыла: «О-ой, кровиночка ты моя-а-а-а!», и бросилась за стеллажи. Оттуда немедленно раздались громогласные всхлипывания и причитания. Белов отвечал что-то неразборчивое, но явно успокаивающее, а потом вдруг раздался громкий голосок Светланы:

– Тетя Вера, да что вы такое говорите? Да мы папу попросим – и вы с нами жить будете! Правда, Красный?!

Паукер хмыкнул: да, вполне возможно, что эта дамочка окажется в штате обслуги. Ну, так и еще лучше: уж с ней-то он дружеские отношения легко наладит, а через нее – с этим странным, удивительным, непонятным Беловым, который зачем-то понадобился Хозяину…

8

Вечером того же дня по улицам Москвы весело шагала разношерстная компания. Впереди шествовал Карл Викторович Паукер с видом человека, только что совершившего важное научное открытие или одержавшего блистательную победу. Следом за ним шла Вера Степановна, держа за руку Светлану. Обе они горячо обсуждали перспективы летнего отдыха и полагающиеся к нему наряды: пляжные платья, широкополые шляпы, босоножки, сумочки и тому подобное. Замыкала процессию троица мальчишек, одетых в одинаковые костюмчики защитного цвета, с пилотками на головах и красными галстуками на груди. Василий и Артем старались идти с достоинством, «по-взрослому», хотя им жутко хотелось пробежать по улице бегом, а может даже – и пройтись колесом. Но они равнялись на Сашу, который шагал между ними, думая о чем-то своем. Правда, при этом он не переставал внимательно отслеживать все происходящее вокруг – привычка, выработанная долгими годами службы.