Евгений Таганов - Рыбья кровь Страница 25

Природная ловкость позволяла Дарнику проходить сквозь самую густую толпу, никого при этом не задевая. Но однажды от столкновения с дюжим кожевником увернуться все же не удалось, тот сильно задел его плечом, а следом обругал, обвиняя в неуклюжести. Несколько зевак даже остановились полюбоваться на их ссору. Дарник с каменным лицом дослушал все до конца, а потом молниеносно выбросил вперед правый кулак, и кожевник оказался на земле с разбитыми губами. Такое потом повторялось три или четыре раза, прежде чем в ремесленных и торговых рядах хорошо запомнили вспыльчивого молодого бойника и приучились старательно обходить его стороной.

Неподвластен он был и главному увлечению молодых короякцев – нарядной одежде. Здесь ей почему-то придавали непомерно большое значение. На тех, кто одет попроще и победней, взирали сверху вниз, а девушки порой даже откровенно пренебрежительно фыркали. Дарник же еще в Каменке на Сизом Лугу усвоил себе, что тот, кто слишком заботится о своей внешности, никогда не будет хорошим бойцом, потому и в Корояке смотрел на щеголей с откровенным презрением и своим подручным не позволял подобных излишеств.

Однажды из-за этого в ватаге произошел даже маленький бунт.

– Почему мы должны ходить в обносках хуже всех? – возмущалась молодежь при молчаливой поддержке Меченого с Бортем. – Если ты тратишь все дирхемы на дворище, то почему не продать часть запасного оружия или купеческих товаров и не одеться как все?

– У вас, наверное, нет глаз и ума, – спокойно отвечал Рыбья Кровь. – Неужели не понимаете, что здесь, в городе, осталось одно отребье? Настоящие парни ушли с князем. Когда они вернутся, тогда мы и решим, на кого нам следует быть похожими.

Ватажники молчали, сбитые с толку неожиданностью его аргумента. Но раз прозвучавшая претензия не давала покоя самому Дарнику, и через несколько дней он отправил Кривоноса поменять рулон купеческого шелка на двадцать рулонов короякского полотна. Из него он велел девушкам сшить длинные расстегивающиеся донизу рубахи-кафтаны. Когда рубахи были готовы, Дарник распорядился нанести на них вышивку трех видов: для себя, пятерых старших и десятерых младших напарников. С вышивками девушки управились за два дня. После чего вожак снова собрал бойников.

– Какие бы одежды вы себе ни выменяли, всегда найдутся те, кто одет богаче. Поэтому лучше носить то, что другие не носят. Если один человек наденет эту вышитую рубаху, над ним будет потешаться весь город. Если их наденем мы все вместе, то это станет лучшей одеждой Корояка, потому что в ней будут одеты самые лучшие бойцы города.

– А как их носить, на доспехи или под них? – спросил один из гребцов.

– Только на доспехи. Чтобы твой противник никогда не знал и не видел, какие именно на тебе доспехи, и думал, что ты весь в железе.

Первый же выход в обновках за ворота дворища полностью оправдал расчет Дарника. Простая знаковая вышивка сразу превращала обычные рубахи в нарядную верхнюю одежду. Часть разодетых короякцев тут же бегом помчалась на торжище узнать, откуда привезли партию такой непривычной и нарядной одежды.

За исключением подобных мелких недоразумений жизнь в Корояке дарникской ватаги протекала вполне ровно и благополучно.

С первыми лучами солнца все на их дворище приходило в движение. Две тройки подправляли тын свежими дубовыми бревнами, еще две превращали сараи в ладные жилые избы и строили конюшню для будущих коней, пятая тройка отправлялась в лес и на реку за съестной добычей. Сам Дарник в сопровождении Селезня или Черны регулярно отправлялся в торговые или ремесленные ряды. Разглядывая там отдельные изящные вещицы, он поражался изощренному человеческому уму и умению и вместе с тем часто не мог взять в толк, для чего все это изощрение нужно. Объяснял его себе женской привередливостью: именно женщины требуют себе все новых и новых красивых безделушек, и сильно его раздражали бестолковые мужчины, угождающие им. Вот он никогда не будет так стелиться ни перед одной женщиной, думал про себя Дарник и действительно отказывался покупать Черне и Зорьке какие-либо украшения или благовония.

Наблюдая за работой ремесленников, Дарник вынужден был расстаться с прежними своими иллюзиями и понял, что многого он в жизни так и не сумеет освоить: будь то муравьиная скрупулезность ювелиров, удивительные кирпичные арки каменщиков или медные сосуды литейщиков. Ему нравилось бывать на речной пристани, смотреть, как строятся купеческие ладьи, как подгоняются доски, как заливают специальным варом малейшие щели, как устанавливают мачту и кладут балласт для устойчивости. Рано или поздно он непременно снарядит целую флотилию таких судов, давал себе слово Дарник, пригодных и к мирной торговле, и к внезапному военному нападению. Вместо того чтобы путешествовать одному и вечно всего опасаться, он будет путешествовать с вооруженным отрядом, всегда способным за себя постоять.

Много нового узнал он и о воинских порядках Корояка. Прежние рассказы о многотысячных княжеских дружинах оказались полным вымыслом. Одну постоянную тысячу гридей имел только каган русов, остальные князья в силах были содержать от трехсот до шестисот воинов. Оплата везде была примерно одна и та же: по одной векше на рядового гридя в день, лишь каган платил полторы векши. Десятские получали по две – четыре векши, сотские по пять – десять. Дарник легко подсчитал, что содержание одной сотни гридей обходится в одиннадцать-двенадцать тысяч дирхемов в год. Про общее количество денег, поступающих в княжескую казну от податей и торговых пошлин, ему доведаться не удалось, но понятно было, что дружина «проедает» их большую часть. Неудивительно, что самый мирный князь вынужден был поэтому каждое лето отправляться за богатой добычей. В северных лесах поживиться было нечем, и острие военных походов неизменно поворачивало в южную сторону. Там лежала богатая Хазария, чьи каганы и беки давно наловчились использовать военную силу русов в своих интересах. Некогда хазарское войско совершало глубокие рейды на все четыре стороны, с тех пор Хазария считала эти земли своей собственностью. Поэтому любой воинский отряд легко получал у них грамоту на сбор податей в той или иной части их «обширной страны». Две трети собранных податей отсылались хазарам, одна треть оставалась самим сборщикам. Простое вроде бы дело, но хитрость заключалась в том, что почти всегда сборщикам податей приходилось встречаться с вооруженным отпором, который успешно ослаблял как дружины русов, так и хазарских данников. Очевидная нелепость и несправедливость такого порядка никого не удивляли и не возмущали, напротив, вносили некую определенность и ясность в круговорот княжеской жизни.

Размышляя об этом, Дарник по-другому оценил слова матери о Смуге Везучем. Если раньше ее славословия в адрес деда воспринимались как речи любящей отца дочери, то теперь они представились как рассказы о действительно большом человеке. Взять хотя бы ту же Засеку, за которой у бежечан возникало совсем иное чувство безопасности, чем у каменчан, не имеющих такой сплошной ограды. Или категорический запрет старосты на дорогие вещи в селище из нежелания привлекать внимание человеческих хищников. А так: нет ничего, кроме еды и простой одежды, – нет и соблазна у посторонних людей.

Помимо хозяйственных работ на дворище каждое утро и каждый вечер все ватажники брали в руки оружие и до седьмого пота упражнялись с ним. И никто не смел отлынивать, потому что вожак сразу все замечал и тут же становился в пару против лодыря и мог изрядно его поколотить. В соответствии со склонностями бойников Дарник вскоре разделил их на щитников и лучников, с тем чтобы они все время держались друг подле друга: щитник прикрывает щитом и копьем себя и стоящего сзади лучника, а тот из-за прикрытия спокойно посылает в цель стрелы и сулицы.

Для создания глухой непроницаемой стены круглые, овальные и каплевидные щиты подходили неважно, зато прямоугольные были в самый раз. Но объяснить это ватажникам оказалось так же трудно, как когда-то бежецким подросткам. Они полагали, что чем больше щит, тем он тяжелее и в настоящей рукопашной будет скорее мешать. Чтобы доказать обратное, Дарник сам изготовил нужный щит. Взял более тонкие дубовые дощечки, чем применялись для круглого щита, и наложил поперек них два десятка ребер жесткости из толстой каленой проволоки, а поверх ребер обтянул щит бычьей кожей. Водрузив на стрелковую мишень свой щит и рядом круглый хлыновский щит, он приказал Кривоносу взять самый большой меч и бить по ним. Кривонос старался изо всех сил: круглый щит раскололся после третьего удара, у прямоугольного лопалась кожа, наполовину перерубалась проволока, но сам щит оставался целым. Поддался он только тяжелой секире, и то после того, как Кривонос несколько раз ударил в одно и то же место. Больше никого убеждать не пришлось, и через неделю у каждого из щитников появилось по два прямоугольных щита: основному и запасному. Дарник распорядился украсить их изображением рыбы, дабы каждый мог видеть, с чьим именно бойником имеет дело.