Ральф Питерс - Война 2020 года Страница 25

– Здесь все наперекосяк, – отозвался Мередит. В качестве начальника полковой разведки он, согласно освященному годами разделению труда, отвечал за информацию о противнике, погоде и о местности.

– Советский фронт трещит по швам. Дошло до того, что я не знаю, на какой участок обращать основное внимание. – Он невесело хохотнул. – Черт, наверное, одна из причин, почему я торчу здесь, в том, что я не могу уже слушать приемник. Информация о ходе боевых действий поступает не переставая. И ни одной хорошей новости.

Тейлор обвел взглядом пустынные окрестности. По-прежнему никаких признаков русских. Это внушало особое беспокойство, ибо до сих пор они пунктуально являлись на все встречи, несмотря на испытываемые ими огромные трудности и неудачи.

– Почему бы вам всем не зайти в помещение и не выпить по чашечке кофе? – предложил Тейлор. – Давайте, давайте. Мне нужно немного подумать. Мерри, если будет что-то новенькое, доложишь.

Тейлор знал, что все они хотели вернуться в просторный цех, где разместился штаб полка.

Там было немногим теплее, но достаточно, чтобы перестать постоянно думать о холоде. Однако никто не пошевелился. Никто не хотел проявить нелояльность к Старику.

– Какого дьявола, парни! – воскликнул Тейлор. – Если я приказываю идти в помещение, то идите. Ясно?

Хейфец решительно двинулся к перекошенной железной калитке, прорезанной в массивных двустворчатых воротах цеха. Хейфец всегда незамедлительно выполнял приказы, не выказывая ни одобрения, ни несогласия. Из всех офицеров – Тейлор знал – Хейфец был самым равнодушным к внешним удобствам. Точно так же он пошел бы, прикажи ему командир зайти в ледяное болото.

Мартинес опустил глаза, потом двинулся широким шагом, всем своим видом выражая недовольство, перемешанное с детским чувством облегчения. Остался Мерри Мередит.

– Принести вам чашку кофе, сэр? – спросил Мередит.

– Нет, спасибо. Я только хочу насладиться прелестью советского пейзажа.

Мередит задержался, почти собравшись было уходить.

– Их надо пожалеть, – сказал он.

В перерывах между годами совместной службы в Лос-Анджелесе и Мексике Мередит закончил специальный курс по изучению иностранного языка, а также обычаев и истории страны изучаемого языка. Мередит учил русский, и Тейлор знал, что темнокожий выходец из солидной буржуазной американской семьи немного влюбился в предмет своего изучения.

– Наверное, – согласился Тейлор.

– Ну, вот посмотрите вокруг. Насколько хватает глаз – все бесполезно, мертво. И вся эта чертова страна такая же. А еще тридцать лет назад это был один из самых лучших индустриальных комплексов в Советском Союзе.

– Ты говорил. На брифинге.

– Знаю, – согласился Мередит. – А может, я просто пытаюсь убедить самого себя, что это правда.

Тейлор слегка отвернулся от молодого человека.

– На их месте могли бы оказаться и мы, Мерри. И чуть не оказались. Да, я знаю, что ты неравнодушен к русской культуре, и все такое. Но там, где ты видишь Антона Чехова, я вижу Иосифа Сталина. – Тейлор на миг замолчал. В его мозгу теснились десятки других имен, олицетворявших как красоту, так и уродство. – Запомни одно. Они это все сделали своими руками. А теперь мы пришли сюда, чтобы таскать за них каштаны из огня. И еще неизвестно, справимся ли. А вдруг нас засветят? А вдруг какой-нибудь сукин сын в Вашингтоне в последнюю минуту струсит? Черт побери, Мерри, у меня нет времени их жалеть. У меня один-единственный полностью оснащенный десантный полк во всей армии США – и весьма вероятно, вообще единственный, который мы окажемся в силах оснастить. А что за нашей спиной, если нас разобьют? Пара потрепанных бронетанковых частей с машинами тридцатилетней давности? Ведь у ребят из легкой пехоты полон рот забот в Сан-Пауло. И нам придется держать гарнизоны в Мексике еще добрый десяток лет. – Тейлор покачал головой. – Мы в тяжелейшем положении, приятель. И нам приходится подставлять под удары свои задницы, потому что наши советские братцы потратили целое столетие на то, чтобы превратить в помойку богатейшую страну мира. И не надо мне талдычить о том, как они старались исправиться. Слишком мало, и слишком поздно. Они все сделали лишь наполовину. И заодно едва не разорили всю Европу. Ты знаешь цифры лучше меня. Все эти огромные займы под перестройку вылетели в трубу. А потом, когда ушел этот, как его там, они даже не смогли удержать те небольшие победы, что купили им европейские деньги. – Тейлор твердо посмотрел в глаза Мередиту, предупреждая его контраргументы. – Они превратили свою страну в гигантскую помойную яму, а теперь мы здесь, чтобы выковыривать их оттуда чайной ложкой. И мы это сделаем, клянусь Господом. Если это вообще возможно. Но не жди от меня любви к ним.

Тейлор окинул взглядом лежащий в руинах промышленный комплекс. Казалось, ему нет границ. Черный, заброшенный. Он знал, почему он здесь, понимал все политические, экономические и стратегические причины. Он даже хотел попасть сюда. Но тем не менее сидевший в нем рационально мыслящий дисциплинированный офицер подозревал, что здесь таится неисправимая ошибка.

– Пойди выпей кофе, Мерри, – сказал Тейлор.

– Вы точно не хотите чашечку, сэр?

Тейлор покачал головой:

– Я от него только в туалет чаще бегаю.

Майор повернулся, чтобы идти. И с исторической, и с этнической точек зрения он выглядел нелепо в серой советской шинели, какие носили все офицеры в целях конспирации. Затем он заколебался, еще не вполне убежденный.

– Дело в том, – сказал Мередит, – что когда я вижу все это… Я воспринимаю то, что нас сейчас окружает, как неудавшуюся мечту. Некоторые из них по-настоящему верили. В возможность рая на земле, в запланированную утопию, в лучший мир. В самом начале, я думаю, существовали искренне верующие… а вышло все совершенно не так.

Тейлор пожал плечами.

– На их месте могли бы оказаться и мы, – повторил он.

«Важно оставаться объективным, – убеждал себя Тейлор. – Важно, чтобы эмоции ни в коей мере не влияли на принимаемые решения». Но такой подход давался с трудом. Он всегда быстро проглядывал разведывательные отчеты Мередита, выискивая в них хоть какое-нибудь упоминание о японцах. Он знал, что, скорее всего, ни один из его подчиненных за всю кампанию не увидит японского солдата. Японцы слишком хорошо прикрывали свое присутствие. Когда-то они спрятались за спинами южноафриканцев.

На сей же раз они стояли за союзом, медленно, но верно возникшим в процессе борьбы с продолжавшимся господством русских в Советской империи: повстанцы-националисты из азиатских республик, иранцы и мусульманские фундаменталисты. Ни один японский офицер ни разу не отдал лично ни одной команды. Но, однако, оружие было японским, «советники по связям», цементировавшие союз в боевую силу, инструкторы и ремонтники тоже все были японцами, и все в конечном итоге служило японским же интересам. Влияние. Господство. Первенство. Можно мудрствовать лукаво, можно играть словами, подобно прожженному дипломату, но все сводилось в конце концов к борьбе за самый богатый в мире источник сырья, причем в век оскудевающих ресурсов.

Тейлора и его людей послали, чтобы поддержать Советский Союз, ослабевший, подобно больному старику, чтобы вырвать из рук у японцев еще одну блестящую победу. Но в глубине души Тейлор знал, что он и сам болен. Неизлечимо болен желанием отомстить японцам. Причинить им столько страданий и унижений, чтобы с лихвой заплатить старые долги. Он боялся того дня, той минуты, когда Мерри Мередит придет и доложит о японском командном пункте, обнаруженном в зоне действия полка. Тейлор сомневался, что сможет тогда принять взвешенное решение, не забудет о главном. Он боялся превратиться в бешеного зверя, только внешне напоминающего человека.

Тейлор хотел остаться порядочным и добрым человеком. Но даже здесь, посреди безжизненного сибирского царства ржавого железа, он по-прежнему чувствовал себя молодым командиром взвода, самоуверенно и бездумно летящим навстречу гибели своих людей и унижению своей страны. Даже сейчас, несмотря на седеющие волосы, старые шрамы и начинающее слабеть тело, он оставался в душе мальчишкой-капитаном, который завис в бездонно голубом небе над саванной, сжавшись в ожидании залпа японских ракет. И он боялся, что Африка так же безвозвратно погубила его душу, как она изуродовала его лицо. Тейлор хотел оставаться добрым человеком. Но он со страхом спрашивал себя, не превратился ли он где-то в тайных уголках своей души в убийцу и расиста. В воина, для которого его противники больше не были людьми. В умного, хитрого, обученного зверя.

Когда в Мексике его люди впервые убили военного советника – японца, Тейлор испытал такую радость и удовлетворение, которые никак не сочетались с нормальной человеческой порядочностью. И потом при каждой подобной ситуации его эмоции не притуплялись. Внешне, в словах и поступках как командир он вел себя безупречно. И, однако, он не знал, не дал ли он каким-нибудь образом понять своим подчиненным, что есть категория людей, которых в плен лучше не брать. Трудно сказать, невозможно восстановить прошлое, так же невозможно, как предсказать будущее.