Изменить судьбу. Вот это я попал - Олеся Шеллина Страница 25

приговорил. Так что полного доверия у меня к тебе, сам понимаешь, нет. Но то дела прошлые были, к тому же не знаю я по малолетству своему, был действительно повинен отец мой или наговорил на него кто. Еще раз повторюсь, то дела были минувшие. А сегодняшние дела наши настолько в упадок пришли, что мне стало ясно как божий день, как озарение, кое ко мне пришло во время отпевания сестры моей Наташеньки. — Нет, мне не надоело смерть сестры эксплуатировать. Пока это действует, буду гнуть свою линию. А она, душа безгрешная, простит дурака. И я совершенно машинально осенил себя крестным знамением. Ушаков, глядя на меня, поддавшись бессознательно порыву, повторил крестный жест. — Это озарение, — продолжил я как ни в чем не бывало, — шепнуло мне, что неладное творится что-то в нашем государстве, а Тайной канцелярии-то и нет, чтобы проверить мои подозрения.

— Что ты хочешь сказать, государь? Ты возрождаешь Тайную канцелярию?

— А я разве не это только что сказал? — теперь я смотрел удивленно. — Вот только не нужна мне Тайная канцелярия в том виде, что была при деде моем да при его пасторской прачке. — Неприязнь на моем лице, появившаяся сама собой в то время, когда я говорил о Екатерине, развеяла все подозрения, если они и зародились в умнейшей на самом деле голове Ушакова. — Нет у меня желания нагружать канцелярию розыском обычных преступников, этим можно и других занять. Вон фискалы непонятно чем занимаются, вот и дозагрузим их, а там и название какое-нибудь поблагозвучнее придумаем. Тайная же канцелярия, кроме розыска крамолы, должна будет организовать слежку за иностранными гостями: послами, купцами и тому подобными людишками. Только тайно. Тайная же канцелярия. Чтобы они этого, не дай боже, не заметили. Пока вот так. А там посмотрим. Ну, что скажешь на мою задумку, Андрей Иванович?

— Так ведь мы почти тем же и занимались, государь, — Ушаков почесал висок. — За иноземцами тоже присматривали, правда, чтобы тайно… Это… Это языкам надо быть обученными и… Это надо обдумать. — Он осекся и посмотрел на меня прямо, не мигая. — А в каком качестве ты меня видишь при Тайной канцелярии, государь?

— В том же, что и раньше, — я вздохнул и снова провел рукой по странице. — Негоже такими талантами разбрасываться. Да и кроме тебя, кто знает службу эту лучше? Как думаешь, не ошибся я в выборе? Или потомкам память обо мне останется как о плохом государе, которого даже Тайная канцелярия, оплот любого трона, ни во что не ставила?

— Думаю, вам нужно рискнуть, государь, — Ушаков смотрел на меня с такой надеждой, что ему снова позволят любимым делом заниматься, что мне даже стало слегка не по себе.

— Хорошо, я рискну. А пока думать будешь, как мою задумку получше выполнить, вот тебе задание на первое расследование. Дело плевое, но лучше в нем все-таки разобраться.

— О каком деле идет речь, государь?

— Тут намедни несчастный случай произошел со мной. Взаправду несчастный, лично я ничего криминального ни с одной стороны не нахожу. Всякое в жизни может случиться. Но привело сие недоразумение к дуэли между двумя славными офицерами. И в ходе этой дуэли много они лишнего друг про друга наговорили. Офицеры эти лишены оружия и ждут, когда их рассудит кто-то опытный в этих делах.

— Хм, — Ушаков потер подбородок. — Могу я узнать имена этих офицеров?

— Репнин-Оболенский и Трубецкой, — охотно ответил я.

— И что же за неприятность произошла с тобой, государь?

— А вот это выяснишь сам, Андрей Иванович. Надо же мне увидеть, насколько ты хорош в своем деле.

Он задумался. Думал Ушаков красиво, я даже залюбовался. Но он быстро стряхнул с себя напускную задумчивость и снова поднял взгляд на меня.

— Дозволено мне приступать, государь Петр Алексеевич, к исполнению твоего веления?

— Приступай. Результат доложишь мне лично. Заодно про свои задумки насчет Тайной канцелярии расскажешь.

Ушаков вышел из кабинета довольно окрыленный. Я посмотрел на свои руки, они слегка подрагивали. Правильно ли я поступил? Я не знаю. Поживем, как говорится…

— Государь Петр Алексеевич, к тебе посланник гишпанский, — Митька снова не вошел как следует, а просунул голову в щель приоткрытой двери.

— Сколько тебе раз еще надо сказать, чтобы ты запомнил: когда что-то говоришь, заходишь, а не кричишь из-под двери, — нахмурившись, я пригрозил ему кулаком. Митька кивнул с серьезным видом и просочился в кабинет. — Что там у тебя?

— Посланник, говорю, гишпанский Лирия пришел.

— Один? — почему-то я ждал, что он придет со священником.

— Один. А что, еще кто-то с ним прийти должен? Ну так я его сейчас отправлю, чтобы больше один не шастал здесь.

— Нет. Не надо никого отправлять. Один, значит, один. Так даже лучше. Пускай заходит, тем более я его звал, — я со смешком наблюдал, как Митька скорчил рожу.

— И стоило за-ради этого в комнату заходить? — пробурчал мой личный слуга. — Можно было и так сказать, — он высказался и пошел звать де Лириа, который мариновался в коридоре, пока я беседовал с Ушаковым.

Я едва не расхохотался. Вот ведь шельмец какой. Ведь все прекрасно знает и почти всему обучен. Да еще и учение все схватывает на лету, это почти все признают.

Де Лириа с порога отвесил изящный поклон с расшаркиванием, подметая пол перьями своей шляпы. Меня так и подымало сказать, что не нужно так сильно стараться, ведь мои покои убирают очень хорошо, но вовремя прикусил язык, чтобы не сболтнуть лишнего. Вместо этого я вскочил со своего места и поспешил к испанскому посланнику, который представлял интересы и английской короны, и частично французской, в общем был для многих совершенно незаменимым человеком.

— Господин де Лириа, проходите, присаживайтесь прямо к столу, я велю горячий сбитень подать, — я распахнул дверь, возле которой тут же материализовался Митька. — Сбитень принеси, господин посол замерз, не видишь, что ли?

— О, не стоит утруждать ваше величество.

Я поздравил себя с тем, что все еще стоял лицом к уже закрывающейся двери, потому что убедительно изобразить то, что отвисшая челюсть — это такой русский прием выражения доброжелательности, у меня вряд ли получилось. А челюсть у меня едва ли не на пол упала от того, что говорил посол совершенно без акцента. Мне еще больше не хотелось оставаться с ним наедине, и я мысленно просил Митьку поторопиться, потому что пока я не готов правильно составить беседу с этим монстром мировой дипломатии.

— Конечно же надо, — отмахнулся я от его неловких попыток не дать напоить себя сбитнем, который все иностранцы считали слишком сладким