Кинжал Немезиды - Дмитрий Чайка Страница 25

— Убить его ты не смог, — продолжил Рамзес. — Потом ты заплатил Поликсо, чтобы его убила она. Но она провела тебя, как последнего дурня, и взяла с него выкуп. Ты натравил на Кипр сидонцев, но его жена расколотила их вдребезги. Скажи, Та, почему я еще разговариваю с тобой, а не бросил тебя крокодилам, как простого разбойника? Клянусь, разбойники приносят мне меньше бед.

— Я все исправлю, о Могучий Бык, любимец Маат… — залепетал визирь.

— Ты дурак! Дурак! — заревел фараон. — Жрецы правят за меня югом страны. Южнее Фив уже нет моей власти! Великий жрец Амона Рамсеснахт каждый год выбивает из меня новые пожалования. Знаешь, сколько крестьян я пообещал отдать своему погребальному храму? Шестьдесят тысяч! Шестьдесят, понимаешь! И только тогда у моего величества будет посмертие, достойное сына Ра. Они делают меня беднее водоноса, и мне скоро уже не на что будет собрать армию! Пока бог Хапи благоволит нам, и разлив умерен. Хвала ему! А что случится, если страну поразит голод? Сколько лет не разливался Нил при царе Мернептахе? Три года?

— Четыре, о Господин Неба, — посмел ответить чати.

— Если такой голод повторится снова, нам конец! — ледяным тоном произнес фараон. — Мой бог-отец, Сеннахт, да будет добрым его посмертие, смирил смуту в стране и принес мир. Но смута может повториться, а казна будет пуста. А знаешь, почему она пуста?

— Такова воля богов, — прошептал Та.

— Наверное, — невесело усмехнулся фараон. — Раз у меня такие слуги. Последний караван шел в Фивы! В Фивы, понимаешь ты! Это город, где правит не мой наместник, а великий жрец Амона. И именно его жителей перебили проклятые хапиру! Что стоит Рамсеснахту заявить на ступенях храма, что царь стал слаб и не может защитить своих людей! А если вдруг умрет священный бык Апис? Нет знамения хуже! Ведь это значит, что Великий Дом стал неугоден богам. Тогда восстанет весь Египет, как было уже не раз. А ведь мы только что успокоили страну, смирив мятежи и разгромив северян.

— Мы покараем налетчиков! — произнес Та, но царь не стал даже орать на него, просто посмотрел-ка на полоумного.

Ни о каком большом походе сейчас и речи быть не могло. И куда? За Иордан? Нет лучше способа потратить последнее, чем гоняясь за пастухами по пустыне.

— Страх наказания лишил тебя разума, Та, — устало произнес Рамзес. — Говорить с тобой сегодня невозможно. Я всегда ценил тебя за ум и преданность, но ты стал глупее стражника-нубийца. Может, боги наслали на тебя безумие? Ты недооценил врага. А точнее, сделал врагом того, кого нужно было сделать другом.

— Я готов передать свой пост тому, на кого укажет мой господин, — твердо ответил Та. — Я скорблю, что не оправдал его надежд. Прошу только не повергать меня позору и отпустить в имение. Я не покину его до конца жизни.

— Ну уж не-ет, — медленно покачал головой Рамзес. — Хочешь отсидеться в своем дворце под Мемфисом? Ты очень богат, Та. Ты хочешь пить вино, обжираться и ласкать своих наложниц, пока я буду исправлять твои ошибки? Так ты хочешь со мной поступить? Не бывать этому! Ты сам распутаешь этот поганый клубок. Именно ты, а не кто-то другой. Ты должен вновь заслужить мою милость.

— Тогда нам нужно договариваться, — упрямо взглянул на своего царя Та.

— Ну так иди и договаривайся, проклятый дурак! — заорал Рамзес. — Верни мое дерево, медь и железо! Потому что, если у меня не будет оружия, уже через пару лет мы не сможем отбить большое нападение ливийцев! Племя мешвеш сметет нас.

— Почему ливийцев, господин? — прошептал ничего не понимающий чати, а фараон вместо ответа подошел к низкому резному столику, взял там что-то и в ярости запустил в него.

Громкий звон металла, упавшего на каменные плиты пола. Что это? Наконечник! Прекрасный наконечник копья, сделанный из железа Сифноса. Та очень хорошо знал такие наконечники. Он сам закупал их. Неужели хорошее оружие появится у людей пустыни? Много хорошего оружия. Впервые в жизни чати Та стало дурно. Словно ледяная рука сжала его сердце, на краткий миг лишив дыхания.

— Я все сделаю, господин мой, — чати слышал свой голос откуда-то издалека. — Я все исправлю… Мы отомстим потом…

Глава 9

Год 4 от основания храма. Месяц третий, называемый Дивойо Потниайо, Великой Матери, приносящей весну, посвященный. Энгоми.

Весна пришла вместе с несметными стаями аистов, журавлей и ласточек, летящих на север после зимовки. Я как-то никогда не задумывался раньше о таких вещах. Ну, летят себе и летят. Но вот я только сейчас осознал, сколько же их… Совершенно чудовищное количество птицы движется на север, туда, где почти нет людей. Где они живут вольготно, занимая свое законное место в лесах и в поймах рек. Огромный, совершенно непролазный бор раскинулся от Атлантики до Камчатки, и весь он принадлежит им.

Мое водохранилище сразу же стало пользоваться повышенным вниманием пернатых гостей. Они всегда отдыхали на этой реке, оставляя кровавую дань хозяевам. Но теперь, когда водная гладь раскинулась на тысячи шагов, уткам здесь полное раздолье. Кряквы, зимовавшие на Кипре, улетают на север, а на их место прилетают чирки, предпочитающие в холодное время года озера Африки. Несметное количество дичи вывело на охоту крестьян, горожан и даже воинов. Каждому хочется полакомиться мясцом после зимы, когда запасы зерна и соленой рыбы подходят к концу. Дикая птица жесткая и не особенно вкусная, но и такое уплетают за милую душу, потому как брюхо прилипло к позвоночнику.

— А-а-а! — это Абарис вылетел из парной, что стояла на берегу, пробежал по мосткам и бросился в довольно холодную еще воду.

— Хорошо? — спросил я его, сидя в предбаннике, где для нас накрыли стол. Мой легат уже узнал и что такое парная, и что такое веничек (у нас тут растут вечнозеленые дубы).

— Хорошо, — ответил он, фыркая, как буйвол.

— Тогда чего хмурый такой? — удивился я. — Банька же! Радоваться надо.

— Утки! — с тоской протянул