Василий Панфилов - Улан 4 Страница 26

Теперь же ситуация подошла к "точке невозврата": во Франции начали вовсе уж откровенно заигрывать с атеизмом и сатанизмом, открывались масонские ложи самой необычной направленности[72], так что Церковь… в том числе и ряд протестантских ветвей, были сильно недовольны происходящим. И они предложили свою помощь…

Замечательно — и прекрасно вписывается в нынешнюю концепцию развития Империи. Вот только беда в том, что это автоматически закрывает ему нормальное сотрудничество с исламскими странами, с еврейскими общинами за пределами Империи… Не окончательно, но если после принятия помощи и Победы он потом начнёт менять законодательство на более либеральное к иным, не христианским конфессиям, многие воспримут это как "предательство идеалов" и управление Империей СИЛЬНО затруднится.

Хотя какого чёрта! С еврейскими религиозными общинами у него и без того скверные отношения… Им нужны гетто для контроля над соотечественников и видеть, что эти самые соотечественники неплохо устраиваются в землях Империи, для чего требовалось только отбросить религиозные заморочки… Тяжело — так и влияние на паству потерять можно.

Ислам? На его землях мусульман нет… Ну а Турция, её вассалы и сателлиты[73] — враг естественный, с которым не будет мира. Да, будут проблемы на Балканах у тамошних мусульман. Насколько помнил и понимал попаданец, в его реальности эти проблемы тоже были. Другое дело — Балканы стали свободными ближе к концу девятнадцатого века, когда нравы сильно смягчились. Да и то — влияние соседней Турции осталось на Балканах и в двадцать первом веке. Здесь же… Несложно предсказать поведение христиан, когда с Турцией будет покончено: они примутся отбирать свои исконные земли у переселенцев-мусульман, будут прогонять и вырезать обращённых в ислам соседей, будут насильно крестить детей и подростков… Словом, делать тоже самое, что веками делали турки с ними.

Жалость? Была, но так… вялая[74]. Владимир прекрасно понимал, что балканские мусульмане — это не давным-давно ассимилировавшиеся мусульмане российские. В России они уже давно встроились в русское общество, став там своими — Юсуповы, Черкасские, Кутузовы и многие, многие другие… Все они давно стали своими — независимо от вероисповедания.

Здесь же ситуация совершенно обратная — балканские мусульмане встроились в турецкое общество. Родственники-чиновники, родственники-янычары, родственники-землевладельцы — чьи земли не так давно принадлежали христианам, родственники-башибузуки — занимающиеся разбойным "промыслом" в христианских землях… В любом случае "чистить" пришлось бы очень жёстко, выселяя как минимум половину мусульманского населения как потенциально опасных.

Если бы экспансия Империи на Балканы была "ползучей", возможно, местные мусульмане сумели бы перестроиться и более-менее бескровно влиться в Империю. Но… ясно, что захват Балкан предстоит если не ему самому, то Богуславу.

В этой Ветви Истории Турции противостоят сразу две Империи — Римская и Русская. Противостоят дружно, причём Россия не особо лезет в европейские свары, сосредоточившись на южном направлении. И ведь есть результаты — да какие!

Так что у живущих на Балканах мусульман выбор будет предельно прост: принять христианство или покинуть пределы Европы. И… пожалуй, большинство спокойно поменяет веру, ибо этому самому большинству важней личное благополучие и ощущение огромной Империи, стоящей у тебя за спиной. А вера… В конце-концов, все мы Люди Книги[75]…

Позвонил в колокольчик и в дверях возник Тимоня, вытирающий с усов что-то жирное.

— Вели, пусть Яромира вызовут.

Денщик кивнул и исчез. Через полчаса в кабинет вошёл Яромир — один из первых бастардов Владимира.

Внебрачный сын показал себя блестящим, но несколько кабинетным интеллектуалом, склонным не просто к аналитической работе, а к несколько отвлечённым философским рассуждениям. Поэтому, хорошенько подумав, Рюген приставил его в своё время к зарождающейся системе славянских тайных обществ.

Орденов всякого толка было в Европе предостаточно, так что скопировать структуру и подогнать её под свои нужды было нетрудно. Тем более, что попаданец помнил много из того, что в двадцать первом веке было банальщиной, а здесь — откровениями едва ли не уровня десяти заповедей. Помнил не так чтобы очень — обрывочно и неточно, но эти обрывки удалось свести в нечто целое — и получилось достаточно интересно.

Во всяком случае, только в Венедии было больше полусотни тайных, полу тайных и явных обществ русофильского характера… что не исключало участия в них немцев и скандинавов — "Общая история, общая кровь!". И что характерно — члены доброй половины обществ были твёрдо уверены в жутко древней истории этих самых обществ…

Такое положение вещей как минимум наполовину было заслугой Яромира. И если бы не излишняя флегматичность и полное отсутствие честолюбия в сочетании с абсолютной привязкой Роду, быть бы ему королём. Что-что, а бесхозное королевство для него бы нашлось, пусть даже небольшое… Рюген ещё несколько лет назад сказал это ему, но…

" — Неинтересно".

И ведь не врал!

— Да, отец?

— Что там у нас со славянскими обществами? Есть что-то во Франции или в Англии?

— Есть, как не быть, — охотно ответил сын, — даже информация кое-какая поступает, но мало.

Посвистев похоронный марш, Грифич уже хотел было отозвать Яромира, но тот продолжил:

— А вот в Нормандии да Бретани получше[76], тамошние жители себя французами не считают и в нашу сторону поглядывают достаточно благосклонно. Так что хотя Обществ как таковых почти и нет — только отдельные люди, но обстановка для их создания благоприятная. Так что если форсировать события, то в ближайшие год-два в провинциях у нас будет поддержка. Но если форсировать — риск засыпаться будет велик.

— Мда… Не будем форсировать. Ладно, спасибо за информацию, свободен.

Жалко, да что поделаешь? Все эти Общества — долговременная программа, рассчитанная на десятилетия и века. Да и заменить ими разведку в принципе не получится — только дополнить. Хотя как "агенты влияния" — очень перспективно… Да и на землях Померанского Дома поддержка уже идёт неслабая, да в Империи… Хотя жаль…

Глава пятая

Террор во Франции набирал обороты, да так, что волосы вставали дыбом даже у привычных к жестокости восемнадцатого века людей.

И дело даже не в массовых казнях… Хотя когда в одном только Париже число казнённых может доходить до нескольких сотен человек в день… А ведь казни проходили и в провинциях — и далеко не всегда дело ограничивалось гильотиной, топором палача или виселицей… Революционеры были очень изобретательны: они топили, сжигали, разрывали на части… Словом, воплощали в жизнь самые тёмные фантазии.

Убивали не только взрослых, но и подростков, детей. Убивали за "неправильное" происхождение, за высказанную спьяну мысль о излишней жестокости революционеров, за сочувствие к казнённым, за богатство, за внешность… Поводов было много — и страна заполыхала. Сопротивление.

Однако о каком-то осознанном сопротивлении с единым центром говорить было нельзя. Восставшие, которых скопом обозвали контрреволюционерами, были в большинстве своём вчерашними крестьянами и буржуа, которые просто не могли спокойно наблюдать за происходящим.

Чтобы там не говорили комиссары из Парижа, но большинство восставших дрались не за "Возвращение ненавистной монархии", а против ужаса, творившегося под знаменем Революции.

Да что говорить, разве можно нормально относиться к массовой выделке человеческой кожи[77]… Куда ни шло — единичные случаи с переплётами книг — явление хоть и не самое однозначное, но насквозь знакомое… Но массово!? Или например — один из ярчайших лидеров Революции — Луи Антуан Се-Жюст, пользовавшийся большим успехом у дам. А когда одна из них посмела отказать — приказал казнить, после чего содрать с неё кожу и сделать из неё жилет[78], который и носил Пламенный Революционер…

Даже люди, считавшие подобные вещи едва ли не… романтичными[79], зачастую приходили в ужас. Возможно, ещё и потому, что на землях Империи такая "мода" не слишком прижилась. Да и в России Павел весьма жёстко отнёсся к таким "модникам", повелев считать это сатанизмом — с соответствующими для восемнадцатого века последствиями.

Грифич к такой моде также относился резко отрицательно, вполне закономерно привязывая её к сатанизму и масонам, так что на его землях такие случаи пусть и бывали, но не афишировались. Теперь же разгул террора с сопутствующими последствиями дал ему возможность ужесточить идеологический контроль. Масонов и любителей "Европейских Ценностей" стали давить ещё более жёстко.