Владимир Поселягин - Я - истребитель. Я — истребляю Страница 26

После того как мы за все уплатили и отнесли с помощью местного рабочего все покупки в машину и снова вернулись обратно, меня наконец узнали. До этого я старательно отворачивался или опускал голову если кто-то подходил или проходил мимо. На этот раз ничего не вышло, при входе в отдел готового платья, то есть одежды, на меня наткнулся мальчик лет десяти, несколько секунд изумленно разглядывая меня, он закричал:

— Мама-мама тут летчик Суворов!

— Пипец, — только и сказал я.

Покупки мы все-таки сделали, не смотря на толпу собравшуюся в коридорах и самом отделе. Я снял реглан, хотя ходил нараспашку, в магазине было довольно тепло, и сфотографировался с несколькими желающими. К сожалению желающих — в основном иностранцев — было больше чем фотоаппаратов. Одно хорошо все же в этом было, и на этот раз за меня все донесли до машины.

— М-да. Ведь думал о чем-то подобном, но не до такой же степени?! Меня там чуть на память по кусочкам не порвали, ладно хоть патруль милицейский подоспел, и следил за обстановкой.

На самом деле их подогнали мои ребята охранники, которые за голову схватились когда ко мне со всех сторон на крик мальчишки рванул народ. Только тогда я понял, насколько знаменит.

— Неправильно говорите Вячеслав, они просто хотели прикоснуться, постоять рядом с вами, сфотографироваться, — укорила меня на несоответствии Глафира Ивановна. Ну приврал немного, что тут такого?

В продовольственном отделе мы купили муки и других продуктов, на пару недель. Что останется, заберет Глафира Ивановна, мы уже договорились.

Занести все покупки в дом мне помог дворник. Уложив все вещи по своим местам, я оставил на хозяйстве Глафиру Ивановну и направился к одному нужному мне человеку, адрес которого у меня был. Со второй попытки я нашел нужное здание, и припарковав машину, захромал к зданию где у входа стоял и курил милиционер. Вернув честь, я вошел в фойе консерватории. Спросив у гардеробщицы где находится кабинет Игоря Быкова я поправив форму, прогнав складки назад, отдал вместе с регланом и шапку, направился на второй этаж, громко стуча тростью. Я все-таки решился после долгих уговоров однополчан, начать выпуск своих песен. Не «своих», а своих, то есть я сам буду петь. Тут все взахлеб говорят что у меня замечательный голос, так что проверим это. Именно к тому человеку кто мог мне помочь я и шел. Немногочисленные встречающиеся в коридорах студенты и преподаватели изумленно разглядывали сперва грудь с наградами, а потом уже и лицо, дальше я уже проходил мимо оставляя позади охреневающих зрителей.

— Можно? — спросил я после стука, открыв дверь.

— А Вячеслав Александрович? Ждем вас, ждем, — чем изрядно изумил меня. Припомнив один момент, а так же скорость с какой я двигался, спросил:

— Гардеробщица?

— Она самая, — вставая из-за стола, поправив на ходу полы пиджака, ко мне направился моложавый мужчина лет сорока пяти.

— Понятно, я так и думал.

Поздоровавшись, он пригласил меня присесть на диван, сам же с удобствами устроившись на стуле рядом.

— Сергей звонил на счет вас, предупредил, только вот о времени не уточнил.

— Да я честно говоря не собирался, но тут время свободное появилось, и вот…, - ответил я скрестив руки на рукоятке трости.

— Хорошо. Мне Сергей в общих чертах напел ваш репертуар, да и через народную молву кое-что долетело, но хотелось бы послушать вживую…

Я внимательно посмотрел на Быкова, изучая его. Мне нужно было за ПЯТЬ дней сбить музыкальную группу, заучить пару мелодий и записать их на пластинку. В этом мне мог помочь только Игорь. И так, приступим…

Спустя пять дней я подъезжал к Центру.

«Уф, успел!» — подумал я, мельком глянув на часы. Увольнительная заканчивалась двадцать третьего декабря в десять дня. Время было без десяти десять. Осталось только пройти привычную проверку на воротах, отметиться в канцелярии и заглянуть к уже бывшему начальнику генералу Иволгину. И уж потом к своему ястребку. Как он там без меня? Скучает?

Въехав на территорию центра, я поставил машину туда же где и брал ее пять дней назад.

— Ребята, привет, — махнул я рукой стоящим у входа двум сержантам, помощникам дежурных. В последние дни в Центр из-за слабой летной подготовки стали присылать на повышение квалификации выпускников летных училищ, эти сержанты были именно из этой категории. Подхватив чемодан, я хлопнул дверцей и направился к административному зданию. Вещмешок остался дома, я решил не брать его, нечего лишние вещи развозить.

Процедура сдачи увольнительной и встреч с начальством, прошла быстро, включая собственное, то есть командира полка — его не было, а был начштаба — я был удивительно тепло принят им. Летчиков не было, пользуясь летной погодой, они проводили боевые учения. Над аэродромом висели всего десятка два самолетов, остальные ушли на боевой вылет с опытными инструкторами в группе. Иволгин, пользуясь близостью немцев — триста семьдесят километров с использованием аэродромом подскока — это не так далеко. Так что летчики тренировались в боевых условиях, и можете мне поверить усваивалось все значительно быстрее и качественнее.

Положив вещи в шкаф в нашей комнате на двоих с капитаном Царевым, и направился на аэродром. Свой истребитель я нашел у огромного ремонтного ангара рядом с трофейным «мессершмитом». Машины Степки не было, видимо отправился вместе с полком на вылет.

— Здравия желаю, товарищ капитан, — откуда-то из-под крыла поздоровались со мной.

Нагнувшись, я увидел своего механика в тулупе и ватных штанах, который что-то делал через лючок в фюзеляже.

— День добрый Аркадий, как аппарат?

— Норма, можно хоть щаз в небо.

— Сейчас? А что? Можно. Старший сержант Лаптев, приготовить вверенную вам машину к вылету!.. А я пока в штаб, получу разрешение.

— Товарищ капитан, а вам что? Летать разрешили? — вытаращил глаза механик.

— Куда они денутся? — пожал я плечами. Я на самом деле получил разрешение на полеты, правда после долгих уговоров, мол буду летать нызенько-нызенько, и тыхо-тыхо.

Профессор что осматривал меня, прямо так и заявил, что он бы мне еще месяц не дал лететь, но у меня было заметная тенденция к выздоровлению. Мышцы на ноге фактически зажили, кость срослась хорошо, небольшая хромота может остаться еще максимум месяц, да и то если только я буду беречь ее. Развернувшись, я энергично захромал в штаб полка. То, что в Центре кроме общего по полетам есть и штабы полков, ничего удивительного в этом нет. Мы учились даже управлять авиационными соединениями.

В штабе был комиссар полка Агренев, который что-то заполнял в летный журнал.

— Здравия желаю товарищ батальонный комиссар.

— А, Суворов? Ты уже здесь?

— Да, товарищ комиссар. Разрешите получить разрешение на вылет?

— Вылет? Тебе что, разрешили? — удивился Агренев отрываясь от журнала. Сидевший в углу радист, и вошедший в штаб дежурный полка, приветливо мне кивнули.

— Да, вот справка.

— Ну раз справка. Тогда да. Даю. Ильин, позвони в общий центр управления полетов, узнай, когда будет окно.

— Есть, — откозырял лейтенант, дежурный по штабу, и подмигнув мне, стал крутить ручку телефона.

Пока он общался с ребятами Иволгина, выбивая мне время взлететь для ознакомительного полета, я общался с комиссаром, сообщая последние Московские новости. Агренев был из Подмосковья, и интересовался обстановкой в городе.

— Да я то больно ничего и не знаю. Все дни носился то домой, то в госпиталь, то в студию. То туда, то обратно.

— Понятно. А что за студия?

— Хм… так я песни свои на пластинки записывал, — смущенно ответил я.

— Молодец! Много записал? Десять? Пятнадцать? — попытался узнать у меня подробности комиссар.

— Много. Очень-очень-очень много. Две, — ответил я.

— Две-е-е? Всего две? — удивленно протянул Агренев.

— Товарищ комиссар, я вообще-то рассчитывал успеть ХОТЯ БЫ ОДНУ. Сами поймите, нужно с музыкантами разучить мелодию, а это за час не сделаешь. Потом совместное исполнение до автоматизма. Это тоже время. То что мы записали конечно далеко от совершенства по моему мнению, но все равно лучше чем ничего. Хотя Быков — это доцент консерватории — говорил, что вышло очень даже неплохо. Заметьте, не хорошо. Ладно еще повезло что у них был хорошо сыгранный коллектив, они буквально налету подхватывали все что я пытался сыграть. Все парни-студенты настоящие талантища.

— Понятно. Действительно, ляпнул, десять-пятнадцать. Какие песни-то? Я знаю?

— Да, я их исполнял неделю назад: «Песенка велосипедиста» и «Люди встречаются».

— Почему именно их? Нет, выбор конечно хороший, ты их на бис постоянно исполняешь, но все же?

— Да я напел десяток, а они за эти уцепились. Сперва конечно за «Люди встречаются», а потом заметили что время остается, записали и «велосипедистов».