Валерий Белоусов - Горсть песка-12 Страница 26

Командарм -4 Коробков: «Вы уверены в своём прогнозе?»

Сандалов, очень авторитетно: «Товарищ командующий, я в двух военных академиях обучался! Да и где ему ещё переправиться? Здесь, у Коденя, открывается прямая дорога в обход прочно удерживаемого нами Бреста на Кобрин- и, соответственно, непосредственно по магистрали М1 — на узел дорог — Барановичи и далее на Минск. Прямая дорога к сердцу страны!

А — представим себе такой невероятный вариант, как переправа севернее Бреста…ну, например, у Волчина…Я, товарищи командиры, говорю это, разумеется, в качестве гротеска…

И куда будет отсюда наступать противник — в Беловежскую Пущу, что ли? Мне уже смешно…

Исходя из вышесказанного, предлагаю (Монотонным голосом, как механический органчик).

Первое. Дополнительно уплотнить оборону на левом фланге за счёт не угрожаемых участков. Для этого снять два полка 49 СД с правого фланга, и вместе с гаубичным артполком дивизии переместить во вторую линию обороны в район Малориты. Последний, 15-тый СП 49 СД с легким артполком оставить в полевом заполнении УРов. Штадив -49 и спецподразделения дивизии — в Высоком.

Командующий УРа Пузырёв доложил мне, что к нему подошли три специальных артпульбатальона из Мозырского укрепрайона, со старой границы, с 15-ю перевооружёнными 45-мм орудиями танками МС-1, и он разместил их на Семятическом, Волчинском и Брестском участках. С батальонами налажена проволочная связь. Каждый из батальонных участков имеет четыре-шесть готовых ДОТов с вооружением и гарнизонами. Правда, ДОТы между собой и с войсками еще не связаны. Это предполагается выполнить в течение ближайших суток- максимум трое. Учитывая незначительную активность противника на этом участке, срок более чем достаточен.

Однако, считаю, что оборона на правом фланге, даже с учётом переброски частей 49 СД, значительно упрочилась.

Второе. Создать тыловую линию обороны на правом берегу Мухавца, фронтом на юг, с заполнением рубежа 205 МСД от Бреста (искл.) до Кобрина…»

Во время доклада многие командиры — спят с открытыми глазами…Ничего не понимая…

Девятнадцать часов. Деревня Запруды, на шоссе Кобрин-Пружаны.

Сандалов, барственно расположившись на заднем сидении генеральской «М-1», лениво посматривал в окошко…Вдоль дороги тянулись к магистрали колонны эвакуируемых — гнали стада мычащих недоенных коров, блеющие отары овец…Над дорогой стояло недвижимое облако пыли…

Внезапно он нагнулся к переднему сиденью и ткнул водителя в шею, как подгулявший купчик извозчика: «Стой, Иван!»

Машина, скрипнув тормозами, остановилась у въезда в деревню. На обочине стоял броневичок БА-20, у открытой дверцы которого курил запылённый донельзя командир.

Это был однокашник Сандалова по Академии Генерального Штаба Л.А. Пэрн, который, однако, так и застрял в звании полковника…Как говорил сам полковник: «Видимо, из-за проклятого «пятого пункта».

Но Сандалов полагал, напротив, что исключительно из-за его непроходимой имманентной тупости. Поэтому ГЕНЕРАЛ Сандалов был особенно рад его видеть.

Сандалов, отвечая на молодецкое отдание чести ленивым взмахом руки: «Да бросьте, коллега! Мы ведь не на строевом смотре…Откуда Вы, что нового?»

Пэрн: «Я всего-навсего делегат связи от 10 Армии. Война нас с командармом — да и всем командованием — застала в полевой поездке под Белостоком, и командарм Голубев Константин Дмитриевич лично(!) приказал мне ехать к Вам в качестве его личного(!) представителя.»

Сандалов, с тщательно скрываемой усмешкой: «Да, поручение ответственное, кого попало- например, простого адьютанта- не пошлёшь…Как у Вас там, в 10-той?»

Пэрн: «Да ничего, товарищ генерал…До середины дня войска Армии прочно занимают оборону у госграницы и лишь на левом фланге отошли на пару километров на Восток.

Штарм-10 находится в лесу западнее Белостока. Плохо только, что связи со штабом Фронта не имеем…

И ещё…Не знаю, можно ли об этом говорить…Но наша 9-ая САД в первый же день потеряла большую часть своих самолётов…»

Продуктивную беседу прервал басовитый автомобильный гудок. К обочине подрулил сверкающий «ЗиС».

Командиры вытянулись в струнку. Отрубив строевым четыре шага, Сандалов молодецким голосом прокричал представителю командования ЗапФронта генерал-майору И.Н. Хабарову: «Товарищ генерал! Согласно приказа командарма -4 следую для проверки сводного полка подполковника Маневича! Жду Ваших указаний!»

Хабаров, лениво отмахнувшись: «Вольно, товарищи…Вы из 4-ой и..? А, из 10-той! Славно, славно…На ловца и зверь бежит…то есть не бежит, а стоит…»

Генерал и полковник угодливо захихикали начальнической шутке…

«Ну, хочу Вас обрадовать…Я сейчас из Барановичей, там уже разгружается 47 СК, а именно управление и 155 СД из Бобруйска. 143 СД следует туда же эшелонами из Гомеля, 55 СД перевозится фронтовым автомобильным полком по Варшавскому шоссе к Берёзе-Картусской… Ваша 100-тая дивизия тоже поднята в поход из Минска, правда, мобилизованным из народного хозяйства транспортом и пешим порядком, так что скоро её не ждите…

Скоро, очень скоро, через какие-нибудь два-три дня, Вы будете спать спокойно…Сил у Вас будет предостаточно…Надёжно прикроем левый фланг Белостокского выступа- а потом — на Берлин!»

Двадцать один час одна минута. Просёлочная лесная дорога Высокое — Каменец.

Шлёпая по пыли широкими гусеницами, артиллерийский трактор — открытый, без кабины- со скоростью 4 км\час медленно, но верно волок по узенькой лесной дороге 152-мм гаубицу и два прицепа со снарядами и прочим нужным скарбом…

В обход Бреста — по широкой дуге, 447-ой корпусной артполк совершал марш к Малорите.

Внезапно, не глуша мотор, и даже не останавливая машину, чумазый тракторист соскочил из кабины, расстегнул на бегу штаны, присел тут же, у обочины…Подтеревшись сорванным лопухом, он за несколько минут догнал свой самостоятельно ползущий трактор и ловко на ходу запрыгнул в кабину…Марш продолжался…

Командир батареи- наблюдавший эту сцену: «Да, вот такая у нас мобильность…»

Двадцать один час сорок девять минут. Заходит кровавое солнце первого дня войны…

Над Крепостью — всё стоит дымное облако от догорающих пожаров…Немцы- обстрел прекратили, потому как «Война-войной, а обед строго по расписанию». Кроме шуток, сейчас у них — перерыв на ужин…

Пользуясь затишьем, красноармейцы разгребают завалы, выносят и складывают у клуба тела погибших…Купола бывшей гарнизонной церкви Святого Николая печально и молча смотрят на воинов, смерть принявших на поле брани за Отечество…

В это же время- другие приводят в порядок осыпавшиеся окопчики на главном валу- их уже соединили в неглубокую, пока по-грудь, но уже намечающуюся приличную траншейку…

Работами деятельно распоряжается юный ротный — соотносясь с деликатными советами Кныша…

Кстати, стараниями старого вояки ротный преобразился- гимнастёрка неуставным способом заправлена в бриджи, по другому перетянута портупея, обрезаны голенища сапог, кобура перевешана на живот, на голове вместо пилотки- лихо заломленная с боков фуражка, подобранная во дворе сгоревшего Военторга…Вообще, ротный начинает очень походить на — русского окопного офицера образца 1916 года…Только Кныш всё сокрушается, что вместо погон — какая-то «хеометрия, мать ея в качель…Ни красоты, ни внятности!». Даже боязно, не научил бы Кныш своего подопечного чему-нибудь нехорошему…Например, офицерской игре в «железку». Артисты, они народ впечатлительный и увлекающийся…

На Госпитальном батальонный комиссар Богатеев, бормоча нехорошие слова, роется в развалинах аптеки, поглядывая через плечо на готовую каждую минуту рухнуть ему на голову обгорелую балку, и вытаскивая периодически то одну, то другую полусгоревшую коробку, при виде которых ассистирующие ему медсёстры каждый раз разражаются бурей восторгов. Их можно понять- только первый день воюют — а в лазарете уже чего-чего только нет — бинтов нет, ваты нет, анальгетиков нет…Ничего практически нет. Очень большой расход, в разы против довоенных расчётов. Недаром войну великий Пирогов так и называл — «Травматическая эпидемия!»

Когда Богатеев иной раз бросает взгляд из окна с выбитой рамой на пятачок асфальта перед хирургическим корпусом, его вдруг невольно охватывает непроизвольная, совершенно непонятная ему дрожь…И тогда те слова, которые он бормочет, становятся уж очень нехорошими…

Майор Гаврилов в подвале Белого дворца, который стал чёрно-закопчённым, горюя об отсутствии толкового начштаба, готовит боевой приказ на следующий день…

Тяжкую обязанность — писать письма семьям погибших командиров — он оставил «на потом«…Да и потом- куда писать? Где их теперь искать, семьи? Вот, например, семья Фролова…Эх, комиссар, комиссар…Как мне тебя не хватает…