Дмитрий Хван - Ангарский Сокол [СИ] Страница 26

— Стреляйте!

— Последнее зелье, князь, — предупредил пушкарь.

— Не жалей!

Последний залп скосил многих врагов, а на растерявшихся на секунду ляхов выскочили доспешные витязи Щептина да казачки с пиками, с гиканьем и свистом тут же пустившие их в дело. Накалывая на пику врага, они оставляли её в нём и выхватывали сабли. Поляки пытались организовать защиту от всадников, но у многих тяжёлые копья лежали на подводах и они просто не успевали до них добежать. Казаки же не желали ждать, пока враг очухается, сразу принявшись отсекать их от обоза, где были и мушкеты и копья. А тут и стрельцы, крепко сжимая бердыши, массой повалили добивать неприятеля. Вскоре всё было кончено, лишь жалкие остатки польского воинства сумели сбежать, устроив драку за лошадей.

— Гляди-ко, князь! — Бельского подозвал один из стрельцов. — Ентот жив ещё, хребет, видать ему перебило картечиной. Вроде воеводой будет, ишь разодет как!

Лежащий на снегу Соколовский с обречённостью и безучастностью смотрел как к нему подошёл московитский воевода и присел рядом на корточки.

— Кто такой будешь, откуда шли?

— Со Смоленска шли…

— А осада что же?

— Ушло войско польское…

— А почему ушли-то? А ну сказывай!

— Пошёл прочь, московит. Дай умереть спокойно, не хочу перед смертью рожу твою видеть, — просипел Соколовский.

Бельский встал и, кивнув казаку, сказал:

— Прикончи беднягу, он всё же христианин.

Поляки были повержены, однако Михаил Фёдорович был весьма недоволен тем обстоятельством, что армия польская не была разбита, а ушла в свои пределы. Единственным светлым пятном был разгром одного из ляшских отрядов безвестным прежде воеводой князем Никитой Бельским, который до оного дела ухитрился изничтожить ещё немало врагов.

«Мастер малого боя» — мимолётно подумал тогда самодержец, посадив однако, Никиту Самойловича за службу воеводой в Себеже.

Стрелецкие полки вновь занимали Полоцк и Витебск, Оршу и Мстиславль, южная армия вошла в Северские земли и заняла Чернигов. Взбунтовалось и Приднепровье и казаки, тайно поддерживаемые Московией. Щедро полилась кровь польская по Киевскому и Волынскому воеводству. И только с величайшим трудом подавив крестьянско-казацкие волнения, да сквозь зубы расширив реестр казаков и дав послабления крестьянству на принятие унии, Польша замирила мятеж. А весной в Минске был заключено перемирие сроком на три года, причём за Москвой сохранялся и Чернигов. Королю же дорого обошёлся этот смоленский поход — Владислав рассорился с могущественными магнатами и поддерживающей их шляхтой. Сейм не принял условия мира с Московией и отказался выделять оговоренную сумму царю. Магнаты, используя свою силу, вынудили Владислава отказаться от трона в пользу Яна Казимира. Владислав решил уехать во Францию. Однако в Саксонии бывший король и его слуги были зарезаны какими-то разбойниками. Поговаривали, что это было дело рук магнатов Вишневецких. Новым королём Польско-Литовского государства стал сводный брат и кузен Владислава Ян Казимир, решительный человек, участвовавший в несчастливой Смоленской войне с Московией и в европейской религиозной бойне. В момент призвания его королём Польши он находился в рядах армии Габсбургов, сражаясь против французов. Весть о смещении и несчастной смерти его брата поначалу озлобили его и он не желал короны, но уступив увещевавшим его посланникам сейма, Ян Казимир поехал таки в Польшу. Кстати, появлению на польском престоле крайне религиозного и ревностного католика, готового преследовать иноверцев и готового вести решительное наступление на своих православных подданных, весьма обрадовались в Риме. Как опытный военачальник Ян Казимир начал с того, что окончательно замирился со Швецией, устроив встречу с польских и шведских дипломатов. К вящему удовольствию шведского канцлера Акселя Оксеншерна, польский король отказался от всяческих претензий на шведскую корону. Размежевание же в Прибалтике планировалось сторонами немного позднее, завязшая в европейской войне Швеция нуждалась в спокойном тылу. Шведы постепенно выводили свои войска из польских пределов, оставляя за собой, однако, Ригу, захваченную ещё шестнадцать лет назад и область окрест.

— Слышно хорошо? Пятый пост! Как слышно?

— Отлично слышно! База, пятый пост на связи! Слышу вас хорошо!

Радек с удовлетворением отвернулся от динамика:

— Остров Нижний, девять километров вниз по течению. Работает!

В последний год Радек смог вернуться к своей давнишней идее — возобновлению работы радио и телефонной связи. Рации были перенастроены на КВ-диапазон и теперь можно было держать связь из Новоземельска даже с восточным берегом Байкала — Порховским острогом. Далее работа велась на установление связи с удалёнными объектами княжества — Удинской и Владиангарской крепостями, а также с отправляемыми из Ангарии экспедициями, такой как группа Сазонова-Бекетова на Амуре. Для нужд радиоэлектроники пришлось увеличивать производство спирта, несмотря на вялые попытки Соколова предотвратить это, объяснявшего что увеличение выработки спирта несомненно повлечёт и употребление его внутрь, а не только для протирки. Пришлось негласно предупредить кладовщиков и инженеров, что нахождение в невменяемом состоянии кого-либо из ангарцев повлечёт за собой самые жёсткие санкции. До этого спирт был прерогативой почти исключительно медиков, что постоянно пополняли склады посёлков лекарственными настойками.

С сего года Ангария серьёзно готовилась к своему первому европейскому выходу: производство снаряжённых патронов было отшлифовано до предела, копились золотые монеты, ружья доводили до предельно возможного уровня из расчёта имеющихся мощностей и средств производства. Матусевич, казалось, вытащил из Микуличей и Кузьмина всю информацию, что возможно было вытащить, в преддверии весеннего визита ангарцев к енисейскому воеводе.

Глава 6

Поморский коч, умело лавируя между островами и песчаными отмелями северодвинского устья, подошёл к знакомому архангелогородскому берегу, где близ берега тесно стояли склады архангельских купцов. Один из них принадлежал Савватию Ложкину, у коего святицкие поморы, по обыкновению, меняли ворвань, клык моржа да китовый ус на парусину, пеньку и кое-какую железную утварь и оснастку для кочей. Но из-за того, что поморская община, по сути, уже несколько лет не занималась промыслом морского зверя, а запасы снаряжения совершенно истощились, беломорцам пришлось платить своему знакомому приказчику Матвею, который заведовал складом Ложкина, ангарскими извозными деньгами. Золотыми червонцами, ибо пушная часть оплаты уже давно была пущена на закупку скота в вологодских весях. Приказчик зорко и дотошно проследил, чтобы мужички сложили на причале всё то, что было нужно поморам и потом, повернувшись к поморам-бородачам, с улыбкой произнёс:

— Ну давай, друже, показывайте, что за золотишко у вас имеется?

Ярко кивнул и деловито распутал под хмурыми взглядами товарищей тесёмки на кожаном кошеле, выудив оттуда две монетки и неуверенно протянул их приказчику.

— Ладные монеты. Ладные, да невиданные доселе. Гишпанские али фряжские какие?

— Не…

— Гляди-ко! Буквицы словенские. Чэ…

— Червонец, Матвей. Червонец.

Приказчик монету на зуб, вопреки обыкновению, пробовать не стал. Хватило и прикосновения многоопытных пальцев да внимательного взгляда, чтобы понять — монеты добрые и полновесные, в аккурат под золотник[1] и будут.

«Мужичьё лапотное» — усмехнулся Матвей.

Помор же подумал о том, что приказчик усмехается над монетой и не хочет её признавать. Вона, даже на зуб не спробовал!

«Оммануть хочет! Ужжа-ты!»

— Цену деньге не знаешь, Яр! — воскликнул вдруг приказчик.

— Ты пошто смехом-то зовёшь? — хотел было обидеться Ярко.

— Много дал. Вторую монету забирай, а мне дай три новгородки да полушку и то верно будет, — рассмеялся Матвей протягивая помору один золотник.

— На-ко, сколь торгова наука вперьвой сложна! Лешшой! — Ярко озадаченно взлохматил вихры.

— То-то я и смотрю не Вигаря, ни Борзуна нет. Ярко, теперь ты ходить за товаром будешь?

Тот кивнул и дал команду товарищам нагружать коч.

Корабль Ярко отчаливал от складских причалов, а тот лежал на мешках, сваленных на корме, и улыбался, прикрыв глаза и подставив лицо ласковому солнцу. Думал Ярко о будущем, о жене Ладе, о детишках. Об общине, что изрядно разбогатела в последнее время, вона, сколько одного скота пригнали с Вологодчины! Люди приходили новые, в общину вступать, мужики работящие. А всего-то надо было — свезти три раза мангазейским, енисейским да ангарским путями людишек, зимушку перезимовать на дармовых харчах да по весне домой вертаться. И всё бы хорошо, кабы не Кийский архирей или как его там, а то уж зело жаден взгляд его до поморского добра.